NWT. Три путешествия по канадской Арктике - Виктор Ильич Боярский

каких-то личных счетов и вымещения на собаках под видом их воспитания каких-то своих обид.

Сегодня утром мне показалось, что столь жестокое избиение собаки связано с тем, что Ульрик, как и подавляющее большинство молодых людей, утром обычно пребывает в не слишком хорошем расположении духа, прежде всего, по причине недосыпа, и потому лучше в это время под руку ему не попадаться. В подтверждение этой мысли могу добавить, что у нас в палатке атмосфера по утрам несколько натянутая, если я ее, конечно, не разбавлю. Ульрик нарочито долго и молча вытягивается из мешка и все делает очень медленно, что иногда вызывает у меня некоторое раздражение.

На мои слова о сведении личных счетов Ульрик нисколько, по крайней мере внешне, не обидевшись, заявил, что никаких своих обид и плохого настроения он в наказание Дилана не вкладывал. Просто он считает, что такое воспитание навсегда отбивает охоту у провинившейся собаки к рецидиву: «Если собака провинилась, она должна быть наказана». Нечто созвучное знаменитой фразе: «Вор должен сидеть в тюрьме!». Поспорить с этим трудно, но методы наказания могут быть разными. Дабы смягчить ситуацию, я немедленно накормил «воспитателя» вермишелью соба в варианте «Хиросима», то есть без воды.

Ульрик же, поев и набравшись сил, верный своей занудной скандинавской привычке, проявлявшейся, в частности, в стремлении расставить все точки над «и», пошел выяснять отношения с Уиллом непосредственно.

15 апреля

Скорей ремесло, не искусство —

По снежной равнине бежать

Собакам. И менее грузно.

Но запахов нет здесь, и грустно,

И не над чем ногу задрать…

Сегодня мы, наконец, достигли озера Норд-Хениг, к которому так стремились и на котором теперь расположились лагерем. На великолепном голубом льду озера стоит наша палатка, и мы блаженствуем в этой палатке после длинного дня.

Утро сегодня было прекрасное: тишина, прозрачный морозный воздух – температура минус 20 градусов. Речушка, на льду которой мы вчера поставили наш лагерь, и склоны ложбины выглядели в лучах утреннего солнца весьма живописно, и поэтому настроение было приподнятое. Лагерь мы свернули очень быстро, и я пошел по холодку в направлении, одному мне известном, давая собакам время размяться.

Однако, как только я покинул нашу ложбину, прелести умиротворяющего пейзажа закончились, потому что расстилавшаяся передо мной поверхность бугрилась горами разной высоты и крутизны, усеянными, естественно, валунами и поросшими мелким ельником.

Открывшаяся мне картина в один миг разрушила мои надежды на то, что пойдем мы, как и вчера, по плоскогорью. Маршрут пришлось выбирать практически наугад. Так, лавируя между деревьями и валунами, я все больше отклонялся к югу. Собаки догнали меня на озерце, которое, судя по карте, должно было плавно перейти в озеро Нояк-Лэйк. Так это и произошло. Когда Джон меня настиг, я предложил ему идти вместе. Собаки на этот раз пошли не спеша, поэтому передвигались мы довольно медленно, успешно преодолев несколько достаточно серьезных подъемов. Ветер дул, естественно, нам навстречу – с юга и юго-востока, и, в общем-то, было не жарко, хотя ярко светило солнце, и если повернуться к нему спиной, то можно было даже ощутить его тепло.

До самого обеда мы шли без приключений. Процессия наша сильно растянулась. Уилл нас периодически настигал, но остальные ребята едва виднелись далеко позади. Благополучно миновав несколько перевалов, мы выкатились на озеро. К счастью, оно и по карте, и по нашим ощущениям простиралось примерно в нужном нам направлении. Тем не менее мне все время хотелось повернуть больше к востоку, так как мы слишком отклонились к югу, двигаясь по пересеченной местности и выбирая дорогу сегодня в первой половине дня. Однако преимущества движения по льду озера были очевидны, поэтому мы решили идти по нему и дальше, тем более, что нам нужно было держаться направления на юго-восток.

Собакам нашим движение по плоской, лишенной всяких собачьих соблазнов – кустиков, деревьев или звериных следов – местности, несмотря на его простоту периодически надоедало, и они стремились внести разнообразие в этот занудный процесс. Выражалось это в том, что Седар внезапно менял курс и пытался увлечь всю упряжку к новой, полной разнообразия жизни. Джону приходилось его поругивать и призывать к порядку.

Съезжая на озеро, при попытке развернуть нарты, чтобы объехать россыпь камней, я упал. Отпустив веревки, я попытался встать, но лыжи все время путались, цепляясь за заструги снега. Джон, видя тщетность моих усилий, поддавал жару собакам, чтобы мне было легче встать на ноги. В моей ситуации это, увы, не помогло, и я примерно метров пятнадцать скребся разными частями моего изношенного тела об лед, однако в конце концов все же сумел встать на ноги. Помимо меня, это событие было радостно воспринято как собаками, потому что им стало существенно легче тащить нарты, так и Джоном, потому что ему не хотелось останавливаться.

Пройдя озеро, мы перевалили через небольшой поросший карликовыми деревьями перешеек и оказались на очередном озере, где и решили остановиться на ланч. Нас догнали упряжки Уилла и Мартина, и все собаки, собравшись вместе, перемешались в одну веселую мохнатую кучу. Создавалось впечатление, что распутать их не удастся никогда. К счастью, распутывать их было не обязательно – мы вполне могли отложить эту приятную процедуру на послеобеденное время.

После ланча Джон, которому надоели рыскания Седара, решил его перезапрячь. Пока он этим занимался, Седар, почуяв свободу, сбежал и умчался вперед. Остальные собаки помчались за ним. Увидев это безобразие, Джон – надо отдать должное его реакции – успел-таки вскочить в нарты, а мне и не надо было особенно успевать, поскольку я был к ним привязан. Мы понеслись с такой скоростью, что преследующие нас товарищи очень быстро практически исчезли из виду, превратившись в маленькие черные точки у горизонта. Седар бежал уверенно и к тому же в направлении, которое в целом нас устраивало. Все было бы даже очень здорово, если бы не видневшиеся впереди заросли, где он мог легко затеряться, взяв какой-либо из, несомненно, имевшихся там следов. Если бы он увидел карибу, мы бы его, конечно, потеряли, поэтому пришлось остановиться, поймать беглеца и водворить его на место.

Вперед пошел один Рэй, который после обеда находился в состоянии меланхолии и воспринимал команды довольно задумчиво, с большим запозданием. Так, например, после команды «Джи!» (вправо), он некоторое время шел, мечтательно глядя, вперед, а потом, посматривая на нас и явно делая нам одолжение, уходил вправо по довольно пологой дуге, выходя на требуемый курс как раз