Аквилон. Трилогия - Саша Токсик

уровне хорошо дрессированной собаки. Можно попробовать обмануть, заманить в ловушку. Например, создать ложную цель для атаки, а самому ударить с другой стороны.

Ядро сознания расположено в центре массы, защищено несколькими слоями уплотнённой воды. Чтобы его достать, нужно пробить защиту или заставить Стража открыть ядро самому.

И самое главное — я должен увидеть Стража, понять, насколько он изменился. Если там ещё осталось что-то от моего творения, можно работать. Если там только голодное безумие… придётся импровизировать.

* * *

На правом берегу показались тёмные контуры. Сначала я принял их за скалы, но когда подплыл ближе, понял — это развалины домов. Заброшенная деревня Грушевка, та самая, что дала название излучине.

Я направил лодку к берегу. То, что когда-то было пристанью, теперь представляло собой жалкое зрелище. Доски сгнили, превратившись в чёрную труху. Сваи покосились, как пьяные, некоторые вообще обломились и торчали из воды острыми пиками. Пришлось пристать к большому валуну, который выступал из воды метрах в пяти от берега.

Вылез из лодки, привязал её покрепче. Под ногами хрустел песок вперемешку с ракушками. Воздух здесь был другой — застоявшийся, спёртый, как в давно закрытой комнате.

Деревня Грушевка и днём-то скорее всего выглядела мрачно. А сейчас, ночью, в тусклом лунном свете и вовсе смотрелась пугающе.

Дома стояли с провалившимися крышами, но стены ещё держались. В темноте они казались черепами каких-то древних чудовищ — пустые глазницы окон, провалы дверей как раскрытые в беззвучном крике рты.

Ни огонька. Ни звука. Даже сверчки молчали, хотя летняя ночь должна была звенеть их песнями. Эта тишина давила на уши сильнее любого шума.

Я достал флягу, сделал глоток воды. И сел на камень возле самой воды, поджав под себя ноги и закрыв глаза.

В течение получаса я «прокачивал» сквозь свои энергетические каналы всю доступную мне силу, пока не почувствовал, что тело реагирует молниеносно. Даже быстрее, чем сознание.

Затем повторил всё, что есть в моём невеликом «арсенале». Водяные иглы, лезвия, плети и тому подобное против водного существа бесполезны. Это всё равно, что бросаться в голодного хлебными батонами.

Шит тоже удержит его разве что на мгновение. Развеется после первого же удара.

«Шепот воды» — простой и универсальный дар позволит определить точное положение существа, где бы оно не находилось. Врасплох меня захватить точно не удастся.

И, наконец, «Рассечение». Своего рода энергетический скальпель. Им придется воспользоваться, если дело пойдет совсем плохо.

Пока повторял, Капля заскучала и нырнула исследовать дно у берега. Через минуту вынырнула с возмущённым писком.

«Грязно! Ил! Фу-фу-фу!»

«Что ты ожидала у заброшенной деревни?»

«Капля думала, может, блестяшки есть. Люди же жили, роняли всякое».

«И что, нашла?»

«Нашла! Но странное. Смотри!»

Она протянула мне что-то маленькое. В слабом свете звёзд разглядел жемчужину. Не особо крупную, с рисовое зерно, но качественную — даже под слоем ила виден был перламутровый блеск.

«Покажи мне её ближе» — заинтересовался я.

«Сейчас»

Капля потянулась к ней, собираясь утащить ценность в свой пространственный тайник.

И тут сработала память воды.

Настолько мощно, словно всё случилось буквально вчера.

* * *

Солнце стояло в зените, превратив деревенскую пристань в раскалённую сковороду. Смола между досками размягчилась, липла к подошвам. Воздух дрожал от жары, искажая очертания домов на берегу. На пристани собралась вся деревня — от древней старухи с клюкой, которая помнила ещё прадедов нынешнего старосты, до пятилетнего мальчонки, прятавшегося за материнской юбкой. Все в праздничной одежде, но лица как на похоронах. Судя по костюмам — дело происходило лет двести назад.

Лодку, чувствуется, готовили основательно. Выкрасили белой известью в два слоя, украсили шёлковыми лентами. На дне постелили чистые простыни, в изголовье положили подушку в кружевной наволочке. Свадебное ложе без жениха, погребальная ладья для живой.

Девушку несли четверо парней. Все на подбор, самые крепкие, чтобы руки не дрогнули. «Невесте» было восемнадцать лет, может, чуть больше. Тёмные косы до пояса уложили венцом, вплели водяные лилии — уже вянущие на жаре, но традиция требовала именно их.

Её губы были бледным, почти синими. Вероятно напоили каким-то дурманом. Дыхание едва заметное, только иногда под закрытыми веками подрагивали зрачки.

Белый саван был расшит красным. Вышивка шла по подолу: стилизованные волны, рыбы с перламутровой чешуёй, раскрытые жемчужные раковины.

Парни бережно опустили девушку в лодку. Уложили голову на подушку, расправили складки савана, скрестили руки на груди — как для последнего пути.

Мужчина, не старый ещё, но с лицом покрытым глубокими морщинами, читал нараспев. Слов не разобрать. Одет он был иначе, чем остальные. То ли в халат, то ли в рясу. От этого становилось понятно — жрец проводит ритуал.

Женщина лет сорока, видимо мать девушки вдруг рванулась вперёд с нечеловеческой силой. Двое мужчин стоявших возле неё, еле удержали. На их руках остались кровавые борозды от ногтей.

— Проклинаю! — её голос долетел сквозь века. — Проклинаю ваш жемчуг! Пусть встанет костью в горле!

Сорвала с шеи ожерелье, пять нитей отборного речного жемчуга, фамильная драгоценность, копившаяся поколениями.

— Пусть Страж подавится им! Пусть захлебнётся вашей жадностью!

Швырнула в воду. Нити порвались, жемчужины веером рассыпались по поверхности, пошли ко дну. Одна закатилась под сваю, застряла в иле — там её найдут через двести лет.

Мужчины оттолкнули лодку баграми — никто не хотел касаться её руками. Течение подхватило жадно, словно ждало. Белая лодка с развевающимися лентами поплыла к излучине, удаляясь с каждой минутой. Скоро превратилась в белое пятнышко на тёмной воде, потом исчезла за поворотом.

Толпа стояла в молчании. Потом начали расходиться — по одному, по двое, не глядя друг на друга. Жрец ушёл первым, почти бегом, придерживая полы рясы. За ним остальные. Только мать осталась стоять на берегу, глядя вслед.

* * *

Видение оборвалось. Капля охнула, словно вынырнула из глубины.

Я смотрел на жемчужину в руке. Крохотная бусинка, пережившая столетия и сохранившая память.

Жемчужная ферма. Вот что охранял Страж. Местные жители сами превратили его в чудовище. Начали платить человеческими жизнями за право собирать жемчуг.

Страж изначально должен был просто отгонять хищников от жемчужных раковин. Простая работа для элементаля. Но кто-то решил, что ему нужны жертвы. Кто-то придумал этот чудовищный культ.

И Страж, с его примитивным сознанием, принял новую программу. Раз его кормят людьми — значит, так надо. Раз люди приходят с жертвами — значит, это правильно.

«Данила всё равно пойдёт туда?» — спросила Капля.

«Теперь тем более пойду».

Это больше не просто моё творение. Это жертва человеческой глупости