Страх - Игорь Христофоров

- Товарищ капитан второго ранга, - обернулся механик со стула к Дрожжину, - вы не знаете, почему до сих пор не пришел командир?

- Не знаю! - брызнул в ответ слюной Дрожжин.

Мокрой ладонью механик стер капли со щеки, провел по бороде, и хлебные крошки, зацепившиеся за нее в обед, прилипли к коже. Он остолбенело посмотрел на них и ощутил себя такой же крошкой. Подобное с ним в жизни случилось впервые. До этого он всегда чувствовал себя значимым, важным. Во флотской службе так уж наверняка. Лодка без него, механика, была мертвой грудой железа, пластика и резины.

- Разрешите дать ЛОХ в девятый отсек?! - выкрикнуло за него то прежнее, волевое, что не хотело становиться хлебной крошкой.

- Давай! - осипшей глоткой ответил Дрожжин.

Он увидел, что стрелка глубиномера замерла у нулевого деления и, не ожидая доклада боцмана, бросился по трапу к нижнему рубочному люку. Из угла поста за ним метнулся

Бугаец с бурой, раздувшейся от напряжения головой.

- Товарищ командир, центральный!.. ГКП на связи!.. Ответьте, товарищ командир!.. - упрашивал механик бурый, будто засохшая кровь, рожок микрофона.

- Ты ЛОХ дал?! - заорал на него отдраивший люк наверх

Дрожжин.

- Так точно!

В ушах механика зашумело, будто он и вправду расслышал, как шипит в девятом отсеке ЛОХ - невидимый газ фреон - и как пожирает он кислород, разрываемый пламенем. Хотя это всего лишь шумно, на весь пост, выдохнул своими водолазными легкими боцман.

- Где ж командир? - обернулся он к механику. - И адмирал?

Ему очень хотелось отдраить люк в соседний отсек и узнать об этом у самого командира. Или адмирала. Но без приказа старпома, старшего в эти минуты в центральном посту, сделать он это не мог.

- Центральный, восьмой, - ожил динамик. - Переборка остывает.

- Есть, восьмой!

Ответив, механик скомкал брови, жадно втянул ноздрями свежий, втекший через открытые люки в отсек холодный воздух и уже хотел поделиться со всеми, оставшимися в посту догадкой, но детский голос гидроакустика сбил его.

- Це... цель на опасной дистанции! - закричал матросик с бумажным лицом и стал еще бледнее, хотя вряд ли что может быть бледнее бумаги. Очень сильный шум винтов! Какое-то судно совсем близко!

- Йо-ко-лэ-мэ-нэ, - пробормотал вахтенный офицер,

маленький капитан-лейтенант с соломенными усиками и изрытыми оспинами щеками.

До этой секунды все его обязанности в посту почему-то выполнял Дрожжин, а он лишь парализованно следил за его мечущейся от пульта к пульту фигурой. Но сейчас Дрожжин уже находился наверху, на мостике, и он бросился к трапам, чтобы снова оказаться рядом с ним и, значит, избавиться от ответственности за любое свое действие.

Ботинками, а он один носил из-за плоскостопия внутри лодки не мягкие сандалии, а ботинки с супинаторами, вахтенный офицер простучал путь наверх, громко ударил каблуками по металлу ограждения рубки и чуть не упал от удивления обратно в люк.

К правому борту подлодки подходил рейдовый гидрографический катер, хлипкое, в общем-то, суденышко с торчащими в нос и корму грузовыми стрелами. На его палубе стояли высокие люди в черных комбинезонах с короткоствольными "Кедрами" на груди. Веревка, брошенная с борта катера, зацепилась за металлическое ограждение станции определения скорости звука под водой. Превратившись в швартов, она напряглась в струну, подтянула катер, и с него посыпались на узкий нос лодки страшные черные люди.

Онемевший вахтенный офицер пальцем проткнул в их направлении воздух и тут же превратился в скульптуру. На него в упор черным зрачком смотрел пистолет. Расширившиеся глаза вахтенного офицера вскинулись от пистолета к его хозяину, и помрачневший, ставший лет на десять старше, чем до этого, Бугаец медленно пошевелил сухими губами:

- Мо... молчи, пац-цан, а то замочу на хрен...

Черные близнецы скопились у двери в ограждение рубки. И то, что первый из них стоял именно у двери, ведущей вовнутрь лодки, а не у соседней, из которой можно было попасть всего лишь на ракетную палубу, подсказало вахтенному офицеру, что нападавшие знают устройство лодки. И его робкое намерение все-таки схватиться на рубке с Бугайцом, сразу угасло. Он посмотрел на Дрожжина, но лица не увидел. Заметил только вздрагивающую, будто разрываемую рыданиями, спину и взмах руки, после которого черные люди цепочкой начали заныривать вовнутрь лодки, в центральный пост...

- Всем оставаться на местах! - с хриплым, надсадным криком

упал в отсек Дрожжин.

- Чего? - обернулся механик.

Он так и не успел ни с кем поделиться своей догадкой, и

брови были по-прежнему сведены на его переносице.

- Никому не двигаться, - лишь просипел Дрожжин.

Голос оставлял его. Наверное потому, что он уже и не требовался.

Молчаливые черные люди призраками заполнили и без того тесный центральный пост. Такие же черные зрачки автоматных стволов, раскачиваясь на их животах, с яростью осматривали подводников. И хотя моряки оставались все теми же моряками, у механика возникло ощущение, что они сразу все уменьшились. Все, кроме Дрожжина. Механик пронзительно посмотрел на черную ниточку усов старпома. Она подрагивала, словно ее сверху дергали за леску. Из левой руки Дрожжина тоже смотрел змеиным черным глазом ствол. Кажется, это был пистолет. Механик не знал, что Дрожжин левша, но именно новость об этом, а не страшный вид автоматчиков, взбодрили его. Как будто до этого старпом почудился ему роботом, но теперь, когда он превратился в левшу, он снова стал уязвим. Роботы не бывают левшами.

Механик швырнул в страшную руку Дрожжина толстую канцелярскую книгу вахтенный журнал, а сам, повернувшись к пульту, схватил микрофон, надавил пальцем на кнопку и заорал:

- Внимание личному составу!.. А-а!..

Пуля осой ожгла кисть, выбила из нее рожок микрофона. Он упал и медленно, будто умирая, закачался на витом телефонном шнуре.

- Не стр-х-релять, - еле выговорил Дрожжин. - Пу... пульты раз-х-несете... А нам еще погружаться...

Огромный черный стрелок, такой огромный, что он сам смахивал на новое выдвижное устройство, подпорой стоящее в отсеке от палубы до потолка, упрямо нацеливал оружие в механика, и Дрожжину пришлось прыгнуть к нему и ударом снизу подбросить волосатый кулачище с пистолетом. Возможно, террорист и не хотел стрелять, но толчок сообщился и пальцу, лежащему на курке. Пуля брызнула стеклами часов, висящих над пультами. В душном воздухе отсека резко запахло жженым порохом.

- Я же гов-ворил, - глядя снизу вверх на медное от загара, густо обросшее рыже-коричневой бородой лицо террориста, попросил Дрожжин. Теп-перь без часов в посту...

Стрелки, замерев, остановили время внутри лодки. Во всем мире на миллионах часов продолжалась жизнь, пульсировали секунды, били куранты, звенели колокольчики, скользили по циферблатам стрелки. В лодку ворвалась вечность. И сразу стало тихо, как на ночном кладбище.

Механик, согнувшись, вжимал пробитую кисть в живот. Вечность не разрешала и ему застонать. Но он все-таки пересилил ее и выжал что-то похожее на всхлип. Его пнули прикладом в угол, и он, совсем не сопротивляясь, упал к переборке рядом с боцманом. Тот склонился над механиком, что-то сказал, распрямился и одним взглядом стал медленно убивать Дрожжина.

Старпом не вынес казни его глаз, отступил за стальную

колонну перископа и только тогда увидел последнего вошедшего

в рубку черного человека.

- Здр-х-р-авствуй, Лариса, - по-ангинному вымученно

прохрипел он.

- Здравствуй, - с не женской жесткостью в голосе ответила она. Хватит стоять. Действуем дальше по плану. Где командир?

- Я их опоил чаем с клофелином и связал. Его и адмирала. Адмирал старший на борту.

- Уже неплохо. Командуй, чтоб люки между отсеками открыли. Теперь мы здесь хозяева.

14

Советник президента по национальной безопасности никогда в жизни не кричал. Со студенческих лет он хорошо усвоил, что мягкий, хорошо поставленный голос гораздо убедительнее луженой прорабовской глотки. Его и в советники-то взяли только после того, как президент услышал по телевизору его выступление в роли эксперта по военно-политическим вопросам. Наверное, президенту и без того хватало горлопанов, а может, именно такой плавный, но уверенный голос требовался на самом верху. У нас в стране испокон веку любят людей уверенных. Особенно на словах. Скорее всего, потому, что в России вечно путали слово с делом и судили больше за первое, чем за второе. Может, слишком буквально понимали первую фразу Евангелия от Иоанна: "В начале было Слово..."?

Сегодня же советнику хотелось кричать, топать ногами и махать кулаками. Даже несмотря на то, что он был всего лишь капитаном запаса, а сидящий напротив него представительный седой человек в синем штатском костюме - генерал-майором.

- Президент чрезвычайно раздражен, - гораздо громче обычного произнес он. - Чрезвычайно.