Страх - Игорь Христофоров

Он спустился по трапу, придерживая у бедра красную коробку ПДУ, осмотрел пустые мичманские и матросские каюты, но люка не нашел. Тулаев хотел возвратиться назад, но глаза наткнулись на еще один трап вниз. Лодка начинала казаться бездонной.

Уже медленнее обычного он спустился и под эту палубу, обвел взглядом двери, трубы и кожухи кабелей, тянущихся вдоль скругленного борта, и вскинул голову на крик.

- Дер-ржи его! - потребовал рассерженный голос где-то

выше.

- А-ах!.. С-сука особистская! - взвизгнул уже другой. - Н-на!.. Н-на!.. Тварь сиксотская!..

Звук ударов шел тупым, как сквозь ватную подушку. Чугунный топот каблуков перекрыл их. Голоса заговорили вразнобой, будто одновременно включили сразу несколько радиоприемников на разных станциях.

- Дай я его замочу!

- Не дрыгайся!.. Потом всех скопом утопим! Тащи его в

эту... как он сказал?..

- В канат-компанию!..

- Во-во!..

- Че вы охинею несете?! В кают-компанию он сказал...

- Кто он?

- Ну, Дрожжин!.. Старшой тут!..

Фамилия старпома отбросила Тулаева к переборке. Он больно

ударился головой о металл, обернулся и невидяще посмотрел на

электрический пакетник. Глаза его были наверху, но были не

сами по себе. Им помогал слух. Кажется, один из говоривших

был Бугаец. На ходовой рубке Тулаев не обращал на него внимания, потому что сигнальщик вроде бы ничего и не делал. Тулаев вообще не понимал, зачем он торчит рядом с командиром. И только когда Бугаец перед погружением стал отвязывать веревки, крепящие андреевский флаг, стало ясно, чего же он так долго и упорно ждал. Там, на холодном стылом ветру, Бугаец произнес несколько слов, но Тулаев запомнил его плавный южный говор. Теперь этот голос требовал убить особиста. После густой порции матюгов его в этом переубедили.

На смену кирпичным каблучищам пришли еле слышимые шлепки. "Сандалии!" - вспомнил обувь подводников Тулаев и опустил взгляд на ступни. Черная дырчатая кожа сандалий, выданных ему на время похода, делала их узкими и по-детски маленькими. И шлепки наверху походили на шаги детей, шедших гуськом за воспитательницей детсадика.

- Всех привели? - спросил самый громкий, самый жесткий

голос.

- Из тех отсеков - все.

- Посади их на пол.

- Тут не пол, а палуба, - вставил умный Бугаец.

- Я сказал: на пол!.. Та-ак, дальше... Штурмовой группе:

двое - сюда, двое - туда!.. Что там за комната дальше?!

- Это не комната. Это отсек. Дизель-генераторный, - снова ответил Бугаец.

- А что после него?

- Самый страшный - реакторный.

- Пугаться будешь на пенсии. Когда мемуары накатаешь... Что

после этого... реакторного отсека?

- Турбинный.

- Наши - там?

- Нет, в следующем уже после него... Он тоже - турбинный...

- Вот твою мать! Безразмерная, что ли, лодка у вас?.. Ладно! Хватит тусоваться! Всем - приготовиться, твою мать!.. По моей команде отдраишь люк...

- Есть, - охотно согласился Бугаец.

- Давай!

После тягучих секунд холодной, злой тишины что-то звякнуло, и голос-лидер заорал с яростью оперного баса:

- Всем - на пол! Одно движение - смерть! Лечь, с-сука!.. Я сказал, лечь!.. Сбивай его!

- А-ах!.. Мать твою!.. Да я вас, гадов!..

- Держи!.. Держи его!.. Все, отключили?!

- У-ух, крепкий пац-цан! Еле завалили...

- Его отнесите... Остальных обыскать и по одному - в канат-компанию...

- Мы это... внизу в жилом отсеке еще не осмотрели, - робко вставил Бугаец.

Его голос был еле слышен, словно к подушке, из-за которой долетали звуки, прибавили еще одну.

- А внизу кто-то должен сидеть? - с командирской резкостью спросил самый говорливый человек.

Тулаеву он представился высоким, мясистым и нервным. Как будто вовнутрь лодки проник Миус. Только зачем ему было сюда попадать? Чтоб спасти самого себя?

- Подожди, ты куда рванул? Я говорю, внизу кто-то должен быть?

- Нет. Там вахты нету, - ответил Бугаец.

- Так зачем туда лезть?

- Для порядка.

- Ладно. Иди. А мы пошли дальше...

- А дальше, через отсек - наши. И это... трупы...

- У них холодильная камера есть?

- Есть.

- А чего ты тогда волнуешься? Без трупов в бою нельзя. Не наследишь не победишь.

- Вы все равно осторожнее. Там хоть и провентилировано, но все-таки фреон был...

- Не учи ученого!.. Штурмовая группа - за мной!

Тулаев опять отпрянул от люка и затылком врезался в металл. Электрический пакетник оказался теми граблями, на которые он наступил дважды. В тяжелых условиях, когда требовалось выжить, уцелеть, их учили одному железному правилу: поможет тебе лишь то, от чего ты захочешь, чтоб оно помогло. В пустыне от голода спасал главный враг - змеи, на болотах мутную воду могла очистить шепотка соли, в горах ожоги заживляли только компрессы из мочи. Но ни на одном занятии их не учили выживанию в атомной подводной лодке, захваченной террористами.

Шаги над головой затихающими шлепками удалились вправо.

Шаги по звуку были совсем не бандитскими, их издавали дырчатые подводницкие сандалии, но он-то знал, кому они принадлежат.

Голова сама обернулась к пакетнику. Разорвав проволоку с

пломбой, Тулаев медленно открыл крышку, посмотрел на

переключатель. Сейчас он стал для него и змеей в пустыне, и

солью в болотах, и мочой на горной вершине.

В дальнем углу отсека на проволоке, протянутой от труб до красной колбы огнетушителя, сушилась гирлянда черных матросских носков. Сбросив их на палубу, Тулаев отвязал проволоку, сложил ее вдвое, перегрыз, потом зубами же зачистил концы и бесшумно скользнул к трапу. Все это заняло не больше десятка секунд, а почудилось, что прошло не меньше минуты. Шагов Бугайца не было слышно, и Тулаев, кажется, догадался, отчего сигнальщик-террорист проявил такой жгучий интерес к мичманским и матросским каютам да еще и спустился сюда в одиночку. Скорее всего, он обчищал их тумбочки или, как там говорили подводники, рундучки.

Переведя рычаг рубильника на "Выкл.", Тулаев съежился в темноте, приготовился к быстрым шагам в сторону люка. Но их не было. Наверное, рундучков оказалось больше, чем он думал. Или Бугаец - жаднее, чем он предполагал.

Подсоединив одни концы проводов к клеммах пакетника, а другие - к поручням трапа, Тулаев обхватил пластиковую ручку переключателя и приготовился ждать. Бугаец такой возможности ему не предоставил. Шлепая, как морж ластами по кафелю, он резко прошел к люку и, чавкая трофейными конфетами, спросил самого себя:

- Шо там, лампочка, што ли, перегорела?

Тулаев решил, что темнота отпугнула его, и Бугаец сейчас уйдет. Но он не знал того, что вниз сигнальщик спустился совсем не из-за мамкиных конфет и печенья из матросских рундучков, а потому, что на самом нижнем этаже отсека, там, где стоял с медленно отекающей, становящейся бесчувственной рукой на пластиковом переключателе Тулаев, за металлическими дверцами находилась часть продовольственного запаса экипажа: мука, крупы, галеты, сок и - самое главное, самое вожделенное - шесть ящиков с вином. Конечно, не спирт, не водка, а кислый, пахнущий прелыми осенними листьями венгерский ризлинг. Но если выпить не стакан, скудную подводницкую норму, а бутылку или даже две?

Рука Бугайца, заставив его прекратить сомнения, нырнула в карман, достала оттуда зажигалку, и он сделал то, что в первый же день контрактной службы ему строго-настрого запретили делать на лодке, - зажег так называемый открытый огонь. Отсек не взорвался, и мир не стал хуже. Зато язык стал кислым, будто он уже успел хлебнуть стакан вина.

Вязким желтым сгустком Бугаец сплюнул на зеленый линолеум палубы начинку карамели, мысленно матюгнул мамашу матроса, приславшую из саратовской или иркутской провинции такие противные конфеты, повернулся спиной к трапу и медленно стал погружаться в люк.

Когда наверху, над зеленым срезом палубы, осталась одна голова, а свободная рука обхватила скользкий поручень, Тулаев всем весом опустил рычаг. Свет быстрой желтой водой до краев затопил нижний этаж отсека.

- А-ап! - вскрикнул Бугаец и, дергаясь, точно в припадке эпилепсии, закатил глаза и навзничь упал с трапа.

Пальцы, не сдержав бычьего веса, разжались, и удар о металл прочного корпуса получился гораздо сильнее, чем ожидал Тулаев. На ступеньку трапа упала зажигалка и сразу погасла, будто поняла, что она уже не нужна хозяину.

- Ап... А-ап... - Бугаец попытался приподняться на локте.

Красный футляр ПДУ вмялся ему в лоб. Голова глухо стукнулась и больше не поднималась. Тулаев посмотрел на ПДУ, сорванный со своего пояса, и еле сдержал удивление. Покрытый пластмассой металл коробки был вогнут так, словно по нему врезали ломом. А комковатый лоб Бугайца остался чистым и неповрежденным. "Были б у него мозги, наверное, сотрясение б заработал", сущую глупость подумал Тулаев, а руки уже делали свое дело.

Он оттащил бесчувственное тело в угол отсека, стянул с него странный черный комбинезон, связал руки и ноги, вбил в рот кляп из непросохших матросских носков. Тулаев не видел ни одного из собеседников Бугайца, но то, что сигнальщик сменил подводницкое РБ на этот комбинезон, подсказало, что и они, скорее всего, одеты так же. Когда идет война, бойцы одеты всегда одинаково. Форма - чуть ли не самое главное в бою. Тулаев влез в комбинезон Бугайца и, чтобы не превратиться в нем в клоуна, связал лямки так, что их как бы и не стало. Нагрудный карман висел верхним срезом прямо под ключицами.