Амнистия - Андрей Троицкий

– Скажите, что произошло?

– Машина взорвалась, – старуха плюнула изо рта шелухой от семечек. – Так бабахнуло… Женщина молодая насмерть. И еще, кажется, мужчина.

– Так вы говорите, машина взорвалась?

– Взорвалась. А женщина молодая насмерть. Вся обгорела. Я видела, как её доставали из машины. Вся черная, как горелое полено. Я на первом этаже живу, так у меня стекло в кухне вылетело. Разбилось стекло.

– Как же, женщина насмерть? Как же так?

Субботин тряхнул головой и подумал, что вылетевшее из окна стекло для старухи куда важнее гибели молодой женщины. Субботин ещё не понял, о какой именно женщине идет речь. Только теперь пришла эта страшная мысль.

– Насмерть женщина, – продолжала старуха. – В машине и погибла. Сгорела. И в крематорий вести не надо.

Старуха покачала головой и перекрестилась. Субботин отказывался верить ушам. Старуха сунула в рот семечки.

– Та женщина все по утрам с собакой гуляла. Говорят, вот из того подъезда.

Старуха обернулась и показала пальцем на тот самый подъезд, из которого только что вышел Субботин.

– Сволочи, – неизвестно кого выругала старуха. – А женщину только что на труповозке увезли. В морг или куда…

Субботин уже не слушал. Он протолкался вперед. Женщины стояли кругом, обступив трех милиционеров. Лейтенант высокого роста в форменной милицейской безрукавке снимал показания со свидетелей, и что-то чирикал в раскрытом блокноте.

В центре людского круга черный обгоревший остов автомобиля. Субботин с трудом угадал в этом жалком остове «Рено Лагуну». Возле сгоревшей машины на асфальте темные пятна, то ли разлившаяся солярка, то ли запекшаяся кровь. Глаза Субботина затуманили слезы. Показалось, что прямо сейчас, у всех на глазах он упадет в обморок. Краски мира изменились. Серенькое утро сделалось красным, будто бритвой по глазам полоснули.

Он выбрался из скопления людей. Дойдя до «Мерседеса» на непослушных ватных ногах, рухнул на заднее сидение.

– Поехали в контору, – сказал Субботин водителю.

Водитель увидел в зеркальце отражение лица Субботина и испугался этого незнакомого серого лица.

Приехав в свой офис, Субботин отпустил водителя, велел секретарше ни с кем его не соединять.

– Могут звонить из милиции, – сказал он. – Насчет угнанной машины. Скажи, меня нет на месте.

– А что машина нашлась? – секретарша удивленно выпучила глаза.

– Нашлась, но лучше бы не находилась.

Он заперся в кабинете, снял пиджак, принял лошадиную дозу снотворного. Он запил лекарство водкой, сделав большой глоток прямо из горлышка полутора литровой бутыли. Затем лег на кожаный диван и накрылся шерстяным пледом. Долго надрывался оставленный на столе мобильный телефон. Но Субботин уже спал мертвым сном и не слышал никаких звонков.

Он открыл глаза, когда сгустились сумерки. Сон не принес ни облегчения, ни успокоения. Лишь тяжесть в голове. Желтый свет вечерних фонарей проникал в кабинет сквозь не зашторенное окно.

За окном гудели машины, торопились пешеходы, жизнь продолжалась. Эта жизнь была отвратительна Субботину, отвратительна во всех её проявлениях. На противоположной стороне улицы загорелась вывеска ночного кабака. Красные неоновые блики заплясали по стенам кабинета.

Субботин поднялся с дивана, зажег свет и выглянул в приемную. Никого. Секретарша, видимо, недавно ушла, оставив на столе список людей, звонивших шефу в этот день. Субботин, не глядя на имена, скомкал бумажку и отправил её в корзину. Вернулся в кабинет, глотнул водки и упал в кресло.

Сейчас Субботин чувствовал себя не молодым мужчиной, а больным разбитым стариком со склонностью к инсульту. Телефон зазвонил, едва Субботин устроился в кресле и водрузил ноги на письменный стол. Ничего важного. Всего лишь жена справлялась, когда он сегодня вернется с работы. Субботин ответил, что, возможно, задержится.

Сейчас не хотелось ни с кем разговаривать, не хотелось видеть никого из людей, тем более жену. Он решил вернуться домой позже, когда супруга отойдет ко сну. Едва он положил трубку, телефон разразился новой звонкой трелью. Он поднял трубку и сказал «але». Голос Тарасова был печален и тих.

– Извини, что в такую тяжелую минуту беспокою тебя по плевому денежному делу, – сказал он.

Долгая пауза. Субботин придумывает, что бы ответить, но слов нет.

– Я, разумеется, в курсе, – сказал Тарасов. – Знаю, что случилось. Печально, что я могу сказать… Молодая женщина, полная сил и бескорыстной любви, вдруг скоропостижно скончалась. Как говориться, могла бы жить. Если бы имела более умного любовника.

Тарасов цокнул языком. Все слова, весь гнев и весь его страх застряли в горле Субботина. Всего богатства русского языка не хватило, чтобы выразить разрывавшие душу эмоции. Даже отборная матерщина в таких случаях слабовата…

– Скончалась, – тупо повторил Субботин.

– Не переживай, чувак, – сказал Тарасов. – Будь мужчиной. Мне тоже доводилось терять близких людей. И друзей я терял. Кстати, не без твоего участия. Не без твоего активного участия.

– Чего ты хочешь?

– Ты знаешь, чего я хочу, – голос Тарасова стал злым. – Хочу, чтобы ты насрал в горшок и вывалил его содержимое на свою дурную голову. Может, поумнеешь хоть немного. И не задавай больше идиотских вопросов.

– Хорошо, я не буду.

– Ты все мои деньги прожрал со своими свиньями?

– Деньги целы.

– Хорошо. В том, что эта бабец взорвалась в машине, ты виноват. Ты один и больше никто. Твоя жадность, твое упрямство. Но ведь хочешь, чтобы все закончилось? Поэтому быстро умней. А иначе… У тебя ещё много родственников, прописанных на этом свете. У меня богатый выбор. Ты любишь своего отца?

– Люблю, – сказал Субботин. – Люблю отца.

– Он ведь больной человек. Но даже старикам хочется пожить лишний день. А сына ты любишь?

Субботин закашлялся.

– Я готов отдать деньги, когда скажешь.

– Ты не забыл, что цена возросла вдвое? Теперь ты мне должен уже…

– Уже два лимона. Я не забыл.

– Ну вот, я, наконец, слышу разумные речи. Скажу так – завтра.

– Клянусь, до завтра не успею все собрать. Сейчас уже вечер. Это очень большая сумма. Дай мне один только день. За день успею.

– Лады. Учитывая твое состояние, я согласен подождать один день. Завтра в это время позвоню тебе и скажу, где мы встретимся.

– Но мне нужны гарантии. Гарантии, что я останусь жив, когда передам тебе деньги.

– Только не смеши меня перед сном. Не надо соплей и дерьма. Кому нужна твоя жалкая, никчемная жизнь. Оставь её себе и доживи спокойно.

Короткие гудки. Субботин бросил трубку.

Он был готов расплакаться от бессилия. Стало жарко. Мятая рубашка промокла на спине. Субботин потянулся к вентилятору и нажал кнопку. Пластмассовые лопасти закружились, стали быстро перемалывать воздух. Но жара никуда не ушла. Наоборот, казалось, вентилятор гонит на Субботина жаркий сухой воздух прямиком из пустыни Кара-Кум.

Сердце билось часто и неровно. Он расслабил узел галстука, отхлебнул из горлышка водки, поставил бутылку на стол.

Он достал из ящика стола записную книжку, перевернул несколько страниц, отыскивая свежую запись. Вот она, запись, телефон Журавлева выведен жирной ручкой на предпоследней странице блокнота. Субботин придвинул к себе аппарат.

Трубку долго не снимали. Наконец, когда Субботин уже потерял терпение, раздался голос сыщика.

– Агентство «Северная звезда».

– Слава Богу, вы на месте, – выдохнул Субботин, тут он вспомнил, что забыл представиться, и назвал себя. – Нам срочно надо встретиться и поговорить.

– Я вообще-то домой собрался. Может, на завтра отложим?

– Ваше время будет оплачено по высшему прейскуранту. Мне нужна помощь. Это не терпит отлагательства.

– Хорошо, приезжайте, – сжалился сыщик и назвал адрес. – Это в районе Сретенки.

Журавлев лукавил. Звонка Субботина он ждал с нетерпением, домой пока не собирался. Но надо знать себе цену.

Глава двадцать шестая

Локтев переступил порог «Северной звезды», через четверть часа после того, как детективное агентство покинул Субботин.

Журавлев сидел за столом и вертел на указательном пальце брелок в форме красненького сердечка с нарисованной на нем стрелой. В подвале было так накурено, хоть топор вешай.

– Осторожно, не наступи в лужу, – сказал Журавлев.

Локтев посмотрел себе под ноги, но выложенный керамической плиткой пол оказался сухим.

– Какую ещё лужу?

– Лужу из слез Субботина, – усмехнулся сыщик. – Что, она уже высохла? Слезы быстро сохнут. У тебя есть время меня послушать?

– Я, собственно, за этим и пришел. Вас послушать. Есть хорошие новости?

Журавлев не ответил. Он отошел к электроплитке, налил чашку крепкого чая, вернулся к столу. Он занял свое кресло, задрал правую ногу на стол и показал пальцем на горло.

– После долгого разговора с Субботиным здесь першит. Короче, слушай. Я начал с того, что объявил ему: разговора у нас не состоится, я не стану помогать, если он попытается хотя бы раз соврать. Сыщику, как и врачу, положено знать правду, иначе нельзя работать.