Глубокая печаль - Син Кёнсук

Пока Сэ был в своей комнате, в соседней, находившейся напротив, Ынсо взяла со стола книгу Максима Горького «Исповедь» и стала читать. Хваён лежала рядом и время от времени терлась мордой о ногу, и тогда Ынсо гладила ее по голове.

Иногда Ынсо вставала и открывала дверь в комнату Сэ, но он все так же лежал лицом к стене, и, когда она открыла дверь в третий раз, проверить, ей показалось, что он заснул. Она вошла в комнату, достала одеяло и укрыла его, но он даже не шевельнулся.

Через какое-то время она закрыла «Исповедь», встала и снова открыла дверь – одеяло лежало без изменения, точно так же, как она укрыла им Сэ. Тихонько прикрыв дверь, она достала рис, ровно столько, чтобы хватило на ужин, вымыла его и положила в рисоварку. Открыла дверь холодильника, оказалось, что продуктов для супа не хватало, достала кошелек и собралась в магазин.

Когда она оделась и уже взялась за ручку двери, чтобы выйти, раздался телефонный звонок. Ынсо подумала, что, услышав звонок, может, Сэ выйдет из комнаты и они вместе сходят в магазин. Немного подождала, чтобы телефон позвонил еще, но Сэ не выходил. Раз десять прозвучал сигнал, и только тогда Ынсо сняла обувь и взяла трубку.

– Алло?

На другом конце не вешали трубки, но и не отвечали.

– Алло? Алло? – прижав трубку к уху, дважды повторила Ынсо, но на другом конце было молчание. – Алло? – еще раз сказала Ынсо и положила трубку, но стоило ей коснуться аппарата, как звонок раздался снова.

– Алло?

Молчание.

– Алло?

Молчание.

– Алло? Слушаю вас.

Так и не дождавшись ответа, Ынсо уже хотела положить трубку, как вдруг послышался низкий голос.

– Не бросай трубку.

Ынсо снова приложила трубку к уху.

– Это я.

Это был Ван. Слова были нечеткими, словно он был пьян.

– Говорю тебе, это я!

Ынсо остолбенела, не зная, как реагировать. Она говорила с Ваном! Как будто всего лишь десять дней назад, как и раньше, он звонил ей. Он ничуть не изменился, и, как всегда, в трубке звучало: «Это я».

Ынсо, как стояла, так и села на диван, продолжая держать трубку. То, что она сейчас говорила с Ваном, казалось слишком нереальным, и никак не могла придумать, как поступить.

«Что надо ответить? Как и раньше, спросить, где он сейчас? Или не придавать этому никакого значения, потому что теперь между ними все кончено?» – Ван только и делал, что повторял: «Это я. Это я».

Ынсо бросила взгляд на комнату Сэ и положила трубку на пол, подозвала к себе Хваён, наблюдавшую все время за ее волнением, взяла на руки, открыла двери, покинула дом и вошла в лифт.

Сначала она хотела пойти в магазин, но, взглянув на площадь перед квартирами, превратившуюся в парковку, остановилась.

Солнце садилось. Помутнело в глазах: квартиры напротив казались большими серыми столбами, без дверей, без балконов и без окон. На машинах, стоявших плотно одна к другой, скопилось много опавших листьев.

Еще долго стояла Ынсо, как вдруг, словно вспомнив о каком-то срочном деле, резко развернулась и вернулась к лифту. От того, что Ынсо неожиданно развернулась, собачка съежилась и заскулила на руках. Лифт спускался с восьмого этажа. Нервничая, она вошла в лифт, немедля нажала на шестой этаж, затем открыла ключами дверь, впустила в дом собаку и быстрыми шагами подошла к телефону. «Ту-ту» – гудело в трубке, и она положила ее на место.

Ынсо открыла дверь в комнату Сэ.

Он все так же лежал лицом к стене. Она подошла к нему, прикоснулась к его лицу. Теплое. Она вздохнула с облегчением. На улице, когда она смотрела на опустевшую площадку, ее внезапно испугала мысль: «А что, если Сэ лежит там и уже не дышит?» Ынсо прикоснулась к нему холодными руками, но Сэ даже не открыл глаз и не повернулся. «Неужели он такой упрямый?» Глядя на спину отвернувшегося от нее мужа, она почувствовала, что задыхается.

– Спишь?

Молчание.

– Можешь и не слушать… Но я все равно скажу. Извини, что я убежала в туалет… Мне тоже больно, точно так же, как и тебе.

Молчание.

– Это произошло так неожиданно. Я не ожидала встретить там Вана. Нет, даже если бы и знала, то не смогла бы спокойно посмотреть ему в глаза. Даже если бы и сдержала себя, тебе от этого было бы не легче. Если была невозмутима, тебе все равно было бы неприятно. То есть…

Сэ не двигался. Ынсо отняла руку от его лица.

– То есть… Таково мое положение сейчас. Как бы я ни относилась к Вану, все равно делаю тебе больно, и прекрасно понимаю это.

Молчание.

– А после сегодняшнего случая ты, наверное, будешь еще хуже себя чувствовать. Если опоздаю, будешь думать, что встречаюсь с Ваном, если буду куда-нибудь звонить, будешь думать, что звоню Вану. Сегодня ты пережил ад. Это меня и пугает.

Молчание.

– Я не хочу менять ничего, что у нас есть сейчас. Ты тоже сейчас не в силах повлиять на свое состояние. Есть только один способ: с сегодняшнего дня не буду скрывать от тебя ничего, что касается Вана, буду рассказывать тебе все. Но и ты не должен думать и страдать оттого, что я якобы чего-то недоговариваю.

Молчание.

– Слышишь?

Молчание.

– Тебе надо верить мне.

Молчание.

– Не иначе… и не сомневаться.

Молчание.

– Только что звонил Ван… Он был пьян и только твердил: «Это я. Это я».

Но Сэ продолжал молчать. Ынсо еще долго сидела, смотря на спину Сэ, а потом все-таки вышла из комнаты.

В гостиную просачивалась вечерняя темнота. Ынсо поставила рисоварку с рисом на газ и присела на диван в темнеющей гостиной. Она подумала, что надо бы зажечь свет, но не сделала этого. Хваён взобралась на колени задумавшейся Ынсо.

Темнота все сгущалась и сгущалась, теперь даже стало казаться, что в кухне светло от горевшей газовой конфорки. Прозвучал сигнал, что рис готов, наблюдавшая за пламенем горелки Ынсо взяла Хваён на руки и выключила огонь. Когда она выключила газ – единственный источник света в доме, – все погрузилось в такую густую тьму, что стало невозможно что-либо различить.

Ынсо снова села на диван вместе с Хваён, и опять зазвонил телефон. Ынсо не сразу смогла взять трубку. Звонок прозвонил раз пять, только тогда она подняла трубку.

– Сестра? – Это был Ису.

Глубокий выдох облегчения непроизвольно вырвался из груди:

– Ты уже приехал?

– Конечно. Думаешь, это так далеко? Не прошло и трех часов, как доехал. Поужинал, умылся и звоню. Думал, ты