Иные чувства, иные миры - Дорис Джонас

мы вполне наслышаны о заметной разнице в работе мозга на всём пути от тупого до среднего, очень умного и гениального, хотя объективно все эти мозги обладают одинаковыми размерами и потенциально способны работать наравне с мозгами гения.

Возможно, было бы полезно взглянуть на другой орган или систему органов, а не на мозг, чтобы понять, насколько далеко можно зайти в использовании того, что уже существует, прежде чем возникнет необходимость увеличивать размер ради повышения производительности. Например, мышцы доходяги весом 90 фунтов при рождении физически ничем не отличаются от мышц 200-фунтового штангиста, и обладают ровно таким же потенциалом для развития. Разница в итоге заключается в том, что тяжелоатлет использует свою мышечную силу в полной мере, тогда как доходяга не сумел этого сделать.

В этом отношении мозг ничем не отличается от любого другого органа. Его постоянное использование и тренировка способствуют улучшению работоспособности в нарастающем темпе. И поэтому мы должны представить себе обстоятельства, при которых требования, предъявляемые к возможностям человеческого мозга, будут способствовать полному использованию уже имеющихся в нашем распоряжении тканей — фактически, наступит такое время, когда тот, кого мы сейчас считаем «очень умным» или «гениальным», превратится в «среднего», — прежде чем придётся думать о каком-то увеличении размера ради обеспечения ещё больших способностей. Если мы сможем представить себе общество, в котором то, что мы в настоящее время считаем гениальностью, становится нормой интеллектуальной деятельности, и попытаемся представить себе гениев уже из этого общества, то сможем увидеть, каким будет первый шаг в сторону Homo neocorticus.

Мы также можем получить ещё одно представление об этом далёком от нас существе в лаборатории-Земле наших дней благодаря ещё одной объективной тенденции, о которой мы упоминали: направление усиленного развития и роста мозга наверняка продолжит нынешнюю тенденцию расширения функций неокортекса за счёт лимбической системы. В конце концов, что представляет собой наш нынешний образ «цивилизованного» человека в противоположность человеку «дикому»? Речь идёт о человеке, который контролирует свои эмоции, проявляет здравый смысл и рассудительность и который не позволяет личным страстям «затянуть» себя. Опять же, если мы сможем представить себе общество, в котором поведение самых «цивилизованных» из нас превратилось в норму, и в котором начали появляться новые, гораздо более цивилизованные избранные, то сможем дополнить нашу картину того будущего, что ожидает разум.

Мы можем предположить, что ствол мозга — та часть нашей мозговой экипировки, что управляет автономными функциями организма (такими, как дыхание, кровообращение и пищеварение) — вполне может взять на себя некоторые из самых примитивных в настоящее время моделей реагирования лимбической области, тогда как неокортекс берёт на себя её высшие «эмоциональные» функции. Таким путём Homo neocorticus пришёл бы к состоянию полного доминирования неокортекса — состоянию, которое в настоящее время проявляется лишь частично, но процесс развития которого можно наблюдать у Homo sapiens.

Если уж у нас есть такой мозг, давайте рассмотрим его поподробнее. Его колоссальная способность интегрировать информацию в конце концов должна сделать наши обычные языки практически устаревшими. Наши слова и структура предложений стали бы слишком громоздкими, чтобы выразить возросшую скорость потока мыслей, и слишком неточными, чтобы отразить возросшее совершенство восприятия.

Мы не думаем, что язык нашего нынешнего типа когда-нибудь полностью устареет, потому что считаем его важным элементом связи между матерью и ребёнком и, следовательно, тем этапом, через который придётся пройти ребёнку из будущего, но мы предсказываем, что по мере взросления ребёнка его польза будет снижаться. Мы можем представить себе учёных будущего, изучающих язык своих младенцев как ключ к пониманию психологических процессов своих далёких предшественников, подобно тому, как мы изучаем эмбриологию, чтобы подтвердить наши представления об анатомической эволюции.

Мы предполагаем, что в будущем общение взрослых людей будет осуществляться с помощью «языка» нового типа, гораздо более сжатого, чем наш язык, а также более точного — возможно, чего-то вроде нашей нынешней математической символики, расширенной и ставшей более универсальной. В конце концов, наш нынешний мозг — то есть, мозг Homo sapiens — эволюционировал для удовлетворения потребностей нашего вида во времена, предшествовавшие появлению письменности. Одной из его важнейших функций в нашем развитии была способность «упаковывать» знания в форму, которую можно было бы сохранить, и таким образом дать нашим предшественникам возможность передавать опыт своей жизни каждому подрастающему поколению. Сегодня количество доступной нам информации само по себе стало настолько огромным, что ни один разум не в состоянии охватить её целиком за всю жизнь ни по объёму, ни по точности. Мы предполагаем, что мозг Homo neocorticus сможет это сделать.

Это означает, что их возросшие умственные способности будут задействованы в работе, охватывающей объём знаний, растущий в геометрической прогрессии с каждым новым поколением. Вероятно, это будет достигнуто не за счёт увеличения объёма памяти, поскольку значительное увеличение объёма памяти в конечном итоге должно стать обременительным и в любом случае будет ограничиваться физическими факторами. Мы думаем, что это станет возможным скорее за счёт усиления способности обрабатывать значительно больший объём данных и мгновенно принимать решения.

В настоящее время нам приходится запоминать большие объёмы информации, чтобы увидеть в них взаимосвязи и сопоставить с опытом для правильного их использования, будь то в разговоре или в общественной деятельности. С другой стороны, Homo neocorticus, вероятно, сможет вновь и вновь без особых усилий переоткрывать всё то, что было создано совместными усилиями бесчисленных учёных умов нашего типа на протяжении всех их жизней. Ему не нужно будет заучивать наизусть, допустим, теорию относительности, но он сразу же совершенно отчётливо поймёт принцип и будет располагать средствами, позволяющими выразить его в любой момент, когда это может понадобиться. Вообще, это понятие было бы для них таким же самоочевидным, как для нас тот факт, что роза — это роза.

Всё это мы в какой-то степени можем видеть по тому, как работает наш собственный мозг. Но даже в этом мы должны проявлять осторожность. Например, обезьяны, которых тестируют в лабораториях, демонстрируют огромные резервы интеллекта и способностей, которые им никогда не пришлось бы использовать в своей естественной среде обитания. Они также продемонстрировали удивительную приспособляемость, когда учёные в ходе экспериментов перенесли их в другие естественные среды обитания, сильно отличающиеся от их собственной.

В ходе одного из таких экспериментов наблюдатели вывезли пятерых шимпанзе на необитаемый остров на озере на северо-западе России — в местность, которую они описывали как «холодные джунгли». Хотя ночные температуры там часто снижались до 10 градусов выше нуля, наблюдатели сообщали, что они адаптировались настолько хорошо, что «с таким же успехом могли бы вернуться домой, в Африку». Они соорудили уютные укрытия из веток, похожие на кресла и