Иные чувства, иные миры - Дорис Джонас

и отщепами, которые они использовали в качестве ручных топоров и режущих инструментов, — на самом деле представляет собой один непрерывный ряд.

Разум начинается с чувствительности отдельной клетки и путём процесса биологического накопления и отбора, передаваясь генетически, достигает своей нынешней кульминации в сложности человеческого мозга. Точно так же, как первый обтёсанный кремень через процесс культурного накопления знаний, передаваемых устно и подвергшихся отбору опыта, достигает своей нынешней кульминации в космических аппаратах, циклотронах и спутниковом телевидении. В то же время естественная и необходимая игривость молодых млекопитающих, когда они исследуют окружающую среду и учатся жить в ней, с течением времени, а также благодаря культурному процессу подражания, запоминания и передачи знаний и навыков от поколения к поколению, достигает ещё одного апофеоза в высоких культурах и изящных искусствах.

У сравнительно слабого существа, которое должно успешно взаимодействовать с окружающей средой и справляться с любой ситуацией или погибнуть, ресурсы умственных способностей используются в первую очередь для решения самых неотложных задач. Самое раннее применение разума было связано с созданием орудий труда, используемых как оружие; последующие достижения способствуют повышению качества жизни; и уже в самом конце появляются религия, философия и искусство.

Тип изготавливаемых орудий будет зависеть от материала, который окажется под рукой, будь то листья, ветки, камни, глина или наличие или отсутствие полезных ископаемых. Следовательно, существует взаимодействие между окружающей средой и живыми существами, которое влияет на развитие орудий труда и культуры, а также чувств и умственных способностей.

Например, в Древнем Египте наличие папируса привело к изготовлению верёвок, циновок, сандалий и, в конце концов, бумаги; наличие льна позволило в итоге в совершенстве овладеть искусством ткать тончайшее полотно. В Центральной Америке доступность лавы привела к появлению режущих инструментов из обсидиана. Однако когда культурная традиция оформилась, всё равно невозможно предсказать ни путь, которым она последует, ни конечный результат. Кто бы мог предвидеть, что привычка мыть сладкий картофель, возникшая у членов знаменитой колонии японских макаков, и последующее отделение песка от зёрен в море настолько приучит этих лесных животных к играм в воде, что они в конце концов начнут плавать? И в свете такого маловероятного результата недавно сформировавшейся модели поведения, кто осмелится предсказать, к чему может привести свежеприобретённая способность плавать?

И всё же, как ни странно — или, возможно, не так уж удивительно, в свете фундаментального единообразия механизмов работы мозга у человечества, — независимо от того, где (с точки зрения географии) или когда (на протяжении всей истории человечества) местные культуры превращались в развитые цивилизации, мы обнаруживаем, что величайшие мысли человечества, изложенные в трудах философов, демонстрируют поразительное сходство. Некоторые взгляды на природу и ценность знаний, интеллект и разум, выдвинутые мудрецами Китая, которые так далеки от нас по месту и времени, до сих пор поражают своей современностью и актуальностью.

Говорят, что в туманных истоках долгой культурной истории Китая Лао-цзы, излагая свою концепцию Дао, Пути (природы и мудрой жизни), настаивал на том, что знание — это не добродетель и не мудрость, поскольку ничто так не далеко от мудреца, как «интеллектуал». Говорили, будто он утверждал, что худшим правительством было бы правительство философов, ибо они портят теорией все естественные процессы; их способность произносить речи и множить идеи как раз и является признаком их неспособности действовать!

В более поздний период философ Чжуан-цзы, живший около 370 года до нашей эры, продемонстрировал уровень сложности мышления, который нам трудно соотнести с теми давними временами. Он писал, что проблемы возникают не столько из-за природы вещей, сколько из-за ограниченности нашего мышления; что не стоит удивляться тому, что попытки нашего лишённого свободы мозга понять космос, мельчайшими частицами которого они являются, должны в итоге привести к противоречию.

Он говорил о границах разума; попытка объяснить целое, оперируя его частью, была чудовищной нескромностью, простительной лишь за то веселье, которое она доставила, поскольку юмор, как и философия, — это взгляд на часть с точки зрения целого, и существование одного без другого невозможно. Разум, говорил Чжуан-цзы, никогда не пригодится для того, чтобы понять первопричины или какие-либо таинства, вроде роста ребёнка. Чтобы понять Дао, следует «сурово подавлять свои знания»: мы должны подавлять свои теории и чувствовать факты. Образование никак не поможет в достижении такого понимания: самое важное здесь — не сопротивляться течению природы. А Ван Янмин, живший с 1472 по 1528 год, практически резюмировал наше нынешнее утверждение, когда написал: «Сам разум является воплощением законов природы. Есть ли во Вселенной что-либо, существующее независимо от разума? Существует ли какой-то закон помимо разума?»

Эксперты уверены, что человеческий мозг не претерпел каких-либо существенных биологических изменений со времён неандертальцев, которые, как свидетельствуют раскопки в пещерах Шанидар высоко в горах Курдистана на севере Ирака, разводили костры, ухаживали за своими больными, проводили похоронные обряды и возлагали цветы к телам своих мёртвых. Из археологических находок как исторического, так и доисторического периодов мы знаем, что на протяжении последних двадцати-тридцати тысяч лет интеллектуальные достижения высокого уровня были в равной степени представлены у всех ветвей нашего вида на протяжении всего времени его существования. Приведённые нами краткие выдержки из рассуждений древних китайцев о мышлении, несомненно, подтверждают это мнение.

Однако есть один результат кумулятивной природы культуры, который мы не должны упускать из виду. По мере того, как разум всё больше приспосабливает живое существо к окружающей среде с помощью искусственных изделий и посредством передачи знаний в рамках культуры, живое существо и окружающая среда преобразуют друг друга с экспоненциальной скоростью. Совершенная адаптация порядка той, что присуща муравьям или термитам, которые существовали в неизменном равновесии между собственным бытием и средой обитания на протяжении сотен миллионов лет, невозможна для человечества.[32] Стремительность изменений в нашей культурной среде обитания даёт постоянный стимул для физической и, прежде всего, умственной адаптации, которая неизбежно требует от нового мозга разработки стратегий приспособления во всё большем объёме, и в процессе этого одновременно подстёгивает и темп изменений, и потребность в новых изменениях.

Итак, хотя мы признаём, что ошибались, полагая, что технический прогресс человека западной культуры может указывать на новые возможности человеческого мозга, мы также должны признать, что эти технологии быстро создают совершенно новую среду обитания для нашего вида. В итоге эта новая среда обитания вполне может оказать влияние на будущее развитие нашего вида; именно эта технология может оказаться поворотным моментом, преодолев который, мы можем встать на путь вымирания в качестве Homo sapiens, и на путь перехода к Homo neocorticus.

Конечно, найдётся слишком много непредсказуемых факторов, чтобы можно было с уверенностью предсказывать будущее нашего вида. В их числе —