День проклятия - Дэвид Джерролд

- Какой? - спросил я со злостью.

- Что ты этим выиграешь? - А?

- Продолжаешь дуться? Очень глупо с твоей стороны. Я промолчал. Он обложил меня со всех сторон. Спустя несколько секунд до меня дошло, что доктор Дэвидсон прав.

- Ладно, - выдохнул я с облегчением, почти с покорностью. - Вы убедили меня. Что дальше?

- Ты слишком торопишься, Джим. Мне пришлось быть резким, чтобы заставить тебя прислушаться к моим словам. Надеюсь, ты понимаешь, что я работаю на результат?

Я пожал плечами:

- Да, наверное.

- Вот это и называется настоящим состраданием: я разговариваю с личностью, а не с симптомами.

- О! - вырвалось у меня.

- Как видишь, чтобы вести себя неадекватно, вовсе не обязательно быть ненормальным. Все мы немного сдвинуты в ту или иную сторону. Обычно потому, что не владеем всей информацией. Иногда потому, что другому нас никто не научил. Но в большинстве случаев адекватно мы ведем себя лишь тогда, когда прислушиваемся к тому, что происходит вокруг, и реагируем на то, что мы действительно слышим, а не на то, что послышалось. Вот так человек делает себя нормальным.

- О! - снова воскликнул я, не зная, принимать мне это или нет.

- Я понимаю, - заметил доктор Дэвидсон. - Ты сомневаешься, можно ли согласиться с подобным определением. Это обычная реакция - поспорить и даже оказаться правым, но не надо доказывать свою правоту, Джим. Просто посмотри и постарайся понять, как это можно применить с пользой для себя в сложившихся обстоятельствах. Договорились?

- Хорошо, - сказал я. - Попробую.

- Отлично. Спасибо. - В голосе доктора Дэвидсона послышалось удовлетворение, словно он добился чего-то важного. - Ну а теперь позволь познакомить тебя с последней парочкой аргументов. Язык - концентрированное выражение мыслей, так?

Я кивнул:

- Это аргумент с бородой.

- Кто ясно мыслит, тот ясно излагает, так?

- Конечно.

- Хорошо. Значит, все, что способствует усовершенствованию способностей к общению, одновременно помогает самоисцелению, причем немедленному, как ты и настаиваешь. Например, наша беседа.

- Пока я не чувствую никакого исцеления.

- Я не закончил, - спокойно заметил доктор Дэвидсон. В его голосе мне послышалась усмешка.

Расцепив руки, я откинулся на спинку кресла. Что ж, мы тоже умеем играть в такие игры.

- Конечно, но до сих пор мы занимались только разговорами. Это меня успокаивает, но все остальное в мире - поперек горла.

- Разумеется, коль скоро ты здесь.

- А?

- Ты никогда не замечал, что все беседы, в которых ты участвуешь, имеют нечто общее?

- Что именно?

- То, почему ты здесь. Ты никогда не соглашаешься ни с кем, не так ли?

- Это нечестный прием…

- Разве я обещал быть честным? Но это правда, не так ли? Какой доход ты получаешь от всех этих разговоров, Джим?

- Не понял…

- Ты получаешь прибыль. Коммуникационный канал должен приносить прибыль, иначе ты прекратишь его питание. Знаешь, почему ненормальный вкладывает так много энергии в неверные действия? Да только потому, что они дают отдачу, которую он может распознать. Плохой доход лучше, чем никакого. Разве ты никогда не играл в рулетку? Ненормальные раздражают окружающих по той же причине - они не отходят в сторону после выигрыша. Они просто не понимают, что выиграли, и требуют продолжения игры ради проигрыша, пристают ко всем и вся, пока не добьются своего. Насколько человек ненормален, можно выяснить только одним способом - оценить, насколько ставка соответствует затеянной им игре. Ради чего ты играешь, Джим? Это и будет ответом, сумасшедший ты или нет.

- Будьте вы прокляты!

- Вполне адекватный ответ, - невозмутимо заметил доктор Дэвидсон.

- И ваша медицина тоже.

- Но ты не ответил на вопрос. Какова твоя ставка?

- Черт вас возьми! Да кто вы такой? Что вы прячетесь за занавеской? Кто назначил вас богом?

- Сядь, Джим. - Нет!

- Почему ты так обозлен на мать? Что она сделала?

- Мне ничего, черт побери, а моему отцу сделала! Она причинила ему боль! Она… не заботилась о нем! И сейчас не заботится! Она… - Я замолчал. - Вы - сукин сын и лезете не в свое дело.

- Нет, в свое, Джим. Ты обратился ко мне за помощью, а я просто показал, где твоя рана. Что ты теперь собираешься предпринять?

- Ничего.

- Звучит так же глупо, как и все, что ты говорил до сих пор. Кого ты наказываешь?

- Отношения с матерью, - процедил я, - это мое личное дело.

- У тебя нет никаких отношений с матерью.

- Может, я этого и добивался.

- Я так не думаю, Джим.

- А вас никто не спрашивает. Спасибо и на том.

За что я не люблю скользящие двери - так это за то, что ими нельзя хлопнуть.

Выскочив из комнаты, я вышел на улицу, зашел в аптеку и выложил сотню долларов за флакон «порошка грез».

Мысль была неплохая: отключиться на весь уик-энд - пока не придет время отправляться в стадо.

В. Как хторране называют животноводческую ферму?

О. Прекрасная находка.

КАК СТИРАЕТСЯ РАЗУМ

Если вы что-то делаете достаточно часто, это входит в привычку.

Соломон Краткий

- Вот и все. Включаю ваш ошейник, - сказала Флетчер и, повернувшись к монитору на заднем сиденье джипа, набрала что-то на клавиатуре.

Ошейник запищал, причем довольно громко.

- Ну и как мое самочувствие? - поинтересовался я.

- Отлично, - ответила она. - И сердце и дыхание в норме. Дайте-ка я застегну.

Она шагнула ко мне, и что-то щелкнуло под моим подбородком.

Когда она отошла, я для проверки подергал ошейник. Он сидел крепко и работал. Теперь, пока меня не заберут отсюда, от него ни избавиться, ни выключить.

Мне показалось, что Флетчер что-то хочет сказать, но, когда я вопросительно взглянул на нее, она быстро опустила глаза на часы.

- Я отлично себя чувствую, - сообщил я.

- Мы немного поспорили с доктором Дэвидсоном, но я замечательно отдохнул.

- Я знаю. - Флетчер спокойно встретила мой взгляд. - Это не имеет никакого значения.

- Дану?

- А почему это должно иметь значение? Вы собрались в стадо. Разве нормальный человек имеет там какие-то преимущества?

- От всех я только и слышу, что лучше быть сумасшедшим… - Я оборвал себя на полуслове.

- Сами видите, - уклончиво пробормотала она.

- Вижу.

Каков вопрос, таков ответ.

- Вам пора.

Я глубоко вздохнул и стал разуваться.

Стадо уже собиралось на площади. День обещал быть жарким.

На мне остались шорты и майка. Не многовато ли? Я колебался, снять ли майку, потом снова взглянул на площадь. По сравнению с прошлым разом голых стало гораздо больше. Чтобы поменьше выделяться, я стянул майку и раздумывал, стоит ли расстаться с шортами.

Посмотрел на печальную Флетчер.

- С вами все в порядке?

- Да, - ответила она.

- Что-то не похоже. Она пожала плечами:

- Я задумалась. - О чем?

- Жалела, что у нас было так мало времени. Я взял ее руки в свои.

- У меня все будет отлично, - бодро заверил я.

- Еще бы. Не сомневаюсь.

- Да нет. Здесь. - Я постучал пальцем по лбу. - Я не растворюсь в стаде, обещаю.

Сжав мои руки, она вглядывалась мне в лицо.

- Лучше бы вам не ошибаться, иначе нога будет сломана.

- Помню.

Я снова взглянул на стадо. Нет, нудистов здесь хватает. Благопристойность победила, и я оставил шорты на себе. Пока, во всяком случае.

- Ну, - вздохнул я. - Пойду, пожалуй…

- Да, - согласилась Флетчер.

Неожиданно она обняла меня и притянула мое лицо к своему. Ее губная помада пахла розами, абрикосами и солнцем. Я смущенно высвободился. Ее поцелуй был, пожалуй, слишком крепким. Я быстро повернулся к стаду. Если не сделаю это сейчас, то не сделаю никогда.

Они были настолько грязны, что даже отсюда я чувствовал запах.

Я пошел вперед. Сухая трава колола ноги. Солнце жарило спину. Во рту пересохло.

На границе стада я остановился. И огляделся, сам не зная, что высматриваю. Наверное, какую-нибудь подсказку. Намек. Что-нибудь, что помогло бы найти правильную линию поведения.

На лужайке стояла компания молодых бычков. Двое лениво боролись. Кое-кто смотрел на меня. Я ощутил пустоту в животе.

Знакомое чувство. Я снова вернулся в тот далекий день, когда меня впервые привели в детский садик и я попал в душ с другими голыми мальчиками. И еще - когда впервые узнал девушку. И когда впервые увидел червя.

Чувство было такое, словно я вошел в комнату, полную незнакомых людей, и все они уставились на меня. Только здесь было еще хуже. Я даже не знал, кто сейчас передо мной - люди или животные.

С виду люди, по поведению приматы. Если я смогу вести себя как настоящий примат, они примут меня. Значит… Прежде всего надо выяснить, как ведут себя приматы.

- Беда в том, - тихонько сказал я себе, - что здесь никто не дает уроков.

И только потом осознал парадоксальность ситуации.

Никто никогда не учил меня быть человеком. Я просто был им. Обойдя стороной дерущихся бычков, я направился к середине площади. Там-разлилась длинная, довольно широкая и глубокая лужа. Запруженный фонтан.