Без Царя… - Василий Сергеевич Панфилов

Но вопреки всему, на западе развалившейся Российской Империи всё ещё есть немецкие войска! Правда, теперь они называются фрайкорами[65], и это как бы немного иной статус… Но он есть, этот статус!

Сложный, запутанный… они одновременно подчиняются своему правительству и Антанте, считаясь заслоном от большевистских орд до становления собственных национальных армий. Число сторонников большевиков не настолько велико, чтобы называться ордами, но…

… инциденты были. Всякие.

Леваки ещё не озвучили лозунг о «социально близких», но идейная опора на пролетариат, как движущую силу Революции, у большевиков уже прозвучала, притом давно и не раз. А пролетариату, как известно, кроме своих цепей терять нечего, приобрести же они могут весь мир!

Вот некоторые представители пролетариата и восприняли этот лозунг чересчур буквально, изрядно попортив репутацию большевикам. Впрочем, последние особой чистоплотностью никогда не отличались[66]!

Ну, неважно… Просто в этом уравнении Гражданской Войны необходимо учитывать ещё и немецкие фрайкоры, и тот факт, что грабят они методично, моральными догмами не особо обременены. Несмотря на пресловутый «орднунг» насилуют, пытают и убивают они куда как более массово и изобретательно, чем пресловутые большевистские орды.

В общем, ситуация сложилась столь прискорбным образом, что я пока не могу уехать из Москвы, и жду не то подвернувшейся оказии, не то перемирия… да хотя бы временного! Должно же оно быть, чёрт подери!?

В собственную квартиру, к слову, вернуться тоже не могу, район под большевиками. Точнее даже, не под ними, а под разагитированными солдатами, и в данном случае это не одно и тоже!

Сложно всё с солдатами. Собственно, я не могу уверенно назвать ни одного полностью большевистского полка или даже батальона. Недаром московское ЦК опирается на рабочее ополчение, которое хотя и уступает в боевых качествах даже изрядно разложившейся пехоте, но хотя бы подконтрольно ЦК, а не изображает лебедя, рака и щуку из известной басни.

Вернуться в собственную квартиру не могу, в Университет… могу, но не хочу! Дело даже не в моём эффектном уходе, хотя и не без этого, разумеется.

Скорее — не хочется портить отношения с союзниками, а они у нас и без того неважные. До скрипа зубовного… они так хотели стать Спасителями России, но не вышло. Притом по мнению особо одарённых, то бишь интеллектуального офицерского большинства, не произошло это сугубо из-за «игр в Демократию» студентов вообще, и моего противодействия в частности. А так бы они ух… маршем, строевым шагом бы… всех бы раскатали!

… я размышлял о всякой ерунде, прикладываясь иногда к бокалу, невпопад кивая Федьке, и думая о своём. До мозга долетают иногда обрывки фраз, но это всё так… ни о чём.

Янчевский совсем ещё мальчишка, и его распирает от чувства гордости из-за косвенной причастности к Большой Политике, завиральных идей, собственных фантазий и всей той ерунды, которая может только возникнуть в голове шестнадцатилетнего подростка во времена Революции.

— … звонят! — прервался он, подскакивая в кресле, и судорожно хватаясь за бутылку, заметавшись по комнате. Опомнившись, он принуждённо захихикал, покраснел, поставил бутылку обратно на стол, и сделал тот вальяжный вид, который может обмануть только самого себя, но никак не окружающих.

Акцентировать на этом внимание не стал, сделав вид, что полностью погружён в свои мысли и пребываю где-то очень далеко.

Пыхая сигарой избыточно часто, Федя пошёл открывать входную дверь, держа в левой «Браунинг». Пауза, щелчки запоров, скрип двери…

— … Федька, паршивец, я тебя… — слышу простуженный, возмущённый тенорок хозяина квартиры и невольно улыбаюсь.

— Ну пап, я… — и далее что-то неразборчивое, но вполне очевидное… ностальгическое, я бы сказал.

«— А ухо красное… — машинально отмечаю, вставая с кресла и пожимая руку Янчевскому старшему, — надрал таки… и правильно сделал!»

Переодевшись в домашнее, Аркадий Филиппович вышел в гостиную, и бросив короткий (но очень многозначительный!) взгляд на сына, налил себе немного коньяку и вздёрнул бровь, вопросительно глядя на меня и не попуская бутылку.

— Увольте, — отказываюсь решительно, — мне на сегодня хватит.

— А я, с вашего позволения…

Выпив, Янчевский старший закурил, и начался тот светский разговор ни о чём, что так любит светская интеллигенция. Не очень-то люблю подобные переливания из пустого в порожнее, но Аркадий Филиппович несколько на взводе, хотя и старается не показывать этого.

Революция эта, будь она неладна… Да и гость я опасный. Ходят, ходят по Москве уверенные слухи, что есть некие ревнители Чести, решившие покарать меня…

… и я не слишком уверен, что это будет вызов на дуэль. Скорее — какая-нибудь группа, вооружённая бомбами, револьверами и яростью, палящая в мою сторону с оскаленными зубами и словами «Сдохни, предатель!»

Разнообразные «Они» с удивительным однообразием любят называть всех несогласных предателями.

Радикалы левые, радикалы правые… ни те, ни другие крови не боятся, в том числе, что характерно, и невинной.

У левых давно уже стало догмой утверждение, что в смерти невинных, погибших при совершении ими теракта, виноват режим и только он.

Правые… там ещё веселей. К правым радикалам добавились господа офицеры из непримиримых, с их привычкой к ускоренным полевым судам, а то и бессудному подавлению любых протестов, хотя бы даже и мирных. Они «право имеют», и это тоже догма. Спасают Отечество массовыми расстрелами и художественной инсталляцией на фонарных столбах.

Что остановит хоть первых, хоть вторых, от проникновения в дом, в котором я нахожусь, и расстрела всех, кто там находится? Да ничего… кроме незнания собственно адреса.

… а приговоров от разных фракций, групп и ячеек у меня больше десятка! Я не воспринимаю их слишком серьёзно, но учитывать их всё ж таки приходится!

Поэтому, несмотря на излишнюю суету и многословность Аркадия Филипповича, слушаю его со всем вниманием, потакая самолюбию. Несмотря на разницу в возрасте, общественное положение у нас изрядно отличается, так что полагаю, хозяину дома такое отношение лестно.

— Викжель потребовал прекращения Гражданской войны и создания однородного социалистического правительства, — пересказывает свежие новости Аркадий Филиппович, — от большевиков до народных социалистов включительно.

… я ещё не успеваю осознать, что именно он сказал, но в голове будто сработал триггер, и внимание, прежде рассеянное и усталое, приблизилось к абсолюту.

Сознание странным образом распараллелилось, и одна часть меня с неизбывным вниманием слушает хозяина дома, рассказывающего «горячие» новости, которые вот только сейчас набирают наборщики в типографии. Второй поток сознания, будто перелистывая страницы справочника, пытается детально вспомнить, что же такое Викжель…

Получается странно… но как ни странно — получается! Профсоюз железнодорожников, родившийся вскоре после Октябрьской. Симпатизирующий