Супруг для леди - Элоиза Джеймс

Он чувствовал неприязнь к самому себе.

Он помнил это чувство. Он уже испытывал его раньше, когда к нему привезли Роузи после того, как она провела неделю в компании бандитов. Она сжималась от страха и жалобно плакала, когда не лежала, уставившись в пространство. Он понял тогда, что все деньги мира не в силах решить некоторые проблемы, но, похоже, ему снова понадобилось получить этот урок.

Эван давным-давно решил, что одно дело верить в Бога, и совсем другое – осаждать Его просьбами, словно капризный ребенок, выпрашивающий сладости. Но нынче вечером он нарушил свое собственное правило и вознес к небу жаркую молитву.

Слова, в которые он ее облек, были не слишком изящными, и услышь ее Пегги, она могла бы оскорбиться. Но Пегги… Пегги держала сейчас на руках свою крошечную Анни (имя Аннабел они с мужем сочли чересчур изысканным) и была невыразимо счастлива. Рыжие вихры Анни выдавали в ней шотландку до мозга костей: с лица ее отца не сходила ухмылка, равно как и с лица (когда ему сообщили эту новость) Мака.

Эван еще не успел отойти ко сну, а почтенный Мак уже добрался до лачуги, благоразумно прихватив с собой огромную корзинку с едой и смену белья для его сиятельства. Мак с давних пор придерживался мнения, что лорды, равно как и прочие мужчины, меняются в лучшую сторону, наевшись досыта и переодевшись в чистую одежду. Кроме того, его так и распирало от желания узнать, как его хозяин перенес отсутствие двух горячих ванн и трех плотных трапез в день.

В конце концов, у Мака не оказалось времени составить мнение на этот счет: не успела карета въехать на поляну, как граф запихнул свою графиню (или будущую графиню) в экипаж и велел поторапливаться.

Облегчение Эвана с Аннабел оттого, что их спасли, было так велика, что, оказавшись в карете, они даже не разговаривали. Только тогда, когда они уже въезжали в гостиничный двор, Аннабел поняла, что ей все же надо сказать одну вещь.

– Боюсь, я слегка простудилась. Поэтому мне хотелось бы, чтобы мне отвели отдельную комнату, если это возможно.

Прошла секунда, прежде чем он сказал:

– Конечно. Тебе будет гораздо удобнее, и твоя горничная сможет позаботиться, чтобы ночью ты ни в чем не нуждалась. Аннабел… я очень сожалею. – В голосе его сквозило нечто похожее на муку.

Аннабел хмуро посмотрела на него:

– Едва ли ты повинен в моей простуде.

– Я привез тебя в это ужасное место. – Глаза его были почти черными, и в них действительно было страдальческое выражение.

– Должно быть, ты думаешь, что я медленно умираю от такой романтической болезни, как чахотка, – сказала Аннабел. – У меня всего лишь простуда, Эван. Возможно, нос у меня красный, как свекла, но уверяю тебя, я не стою одной ногой в могиле.

Он не улыбнулся в ответ.

– С твоим носом все в полном порядке, – сообщил он.

– Теперь тебе придется понести наказание за ложь, – сказала она, потянувшись к дверце кареты. Но он остановил ее. Сомкнув вокруг нее кольцо своих рук, он отнес ее в гостиницу.

Он не выпускал ее, пока не убедился, что она удобно устроилась в спальне, где уже была приготовлена ванна с дымящейся водой. Тот факт, что Аннабел обронила в воду еще пару слезинок, очевидно, объяснялся ее пошатнувшимся здоровьем.

Глава 28

Это был замок. Огромный замок из темно-серого гранита, с окнами под нависающими карнизами, маленькими башенками и даже, похоже, аккуратным прудом перед фасадом. Они целое утро ехали в экипаже через леса, столь высокие и темные, что, казалось, они простираются в вечность. За многие часы пути им не встретилось ни дома, ни деревни. И тут совершенно неожиданно…

Они проехали поворот дороги, и он раскинулся передними, мерцая в розовом тумане, оставшемся после короткой грозы. Деревья на обступавших его холмах казались черными на фоне набухшего от дождя неба.

– Это Клэшиндаррохский лес, – сообщил Эван. – Река Боуги протекает вон там, за замком; мы перекачиваем оттуда воду по трубам, которые установил мой отец. По общему мнению, он был великим новатором. Я установил глубокую ванну недалеко от кухни, потому что дядя Пирс сказал, что ему бы этого хотелось.

– Значит, дядя Пирс – брат твоего отца?

– Вообще-то он брат моего деда. Он мой двоюродный дедушка.

– У тебя есть глубокая ванна? – немного запоздало переспросила она. – Как чудесно!

– У меня есть кое-что получше. Пару лет назад я распорядился, чтобы в хозяйской спальне установили настоящую ванну с подогревом.

– Приятное добавление, – заметила Аннабел.

Но ей не хотелось встречаться с ним взглядом. В последнее время, после того как ее простуда пошла на убыль и они снова двинулись в путь, она по-прежнему проводила ночь в отдельной спальне. Они не обсуждали тот факт, что предполагаемые супруги граф и графиня Ардмор занимают разные спальни. В сущности, они ни о чем толком не разговаривали с тех пор, как покинули дом Кеттлов. Эван проводил большую часть дня верхом на лошади, а поскольку Аннабел большую часть ночи бодрствовала, уставившись в потолок, то ее почти постоянно мучила головная боль.

Теперь она все время думала о том, что она, наверное, похожа на настоящую ведьму в своей пыльной дорожной одежде. Нос ее по-прежнему был слегка красным. Что о ней подумает прислуга? Не говоря уже о семье Эвана?

Аннабел оглянулась на замок в низине. Верховые протрубили пронзительный клич.

– Это традиция, – поведал ей Эван, наклонившись вперед и выглянув из окна. – Обыкновенно я не возвещаю о себе, точно король, уверяю тебя.

Карета, казалось, набрала скорость, на полном ходу съехав с холма, и теперь Аннабел увидела, что огромные входные двери были распахнуты настежь, и наружу валили люди и выстраивались рядами справа и слева от них.

Эван, улыбаясь во весь рот, смотрел на замок. Глаза его сверкали. Тут карета остановилась, так что из-под колес с громким шорохом брызнул гравий. Раздались приветственные возгласы собравшихся слуг.

Семейство Эвана стояло впереди. Аннабел сразу поняла, кто из них Грегори. Это был тощий мальчонка с серьезным выражением лица, с ног до головы одетый в черное.

Бабуля потрясла ее куда больше. Она не имела ничего общего с милой, седовласой леди, которую Аннабел нарисовала в своем воображении. Вместо этого она, похоже, носила соломенного цвета парик елизаветинской эпохи. У нее был нос крючком и напоминавшая кровавую рану полоска красной губной помады под ним. В общем и целом она походила одновременно на римского императора и королеву Елизавету.

Эван, естественно, громогласно приветствовал всех и каждого, таща ее за собой к собравшимся со скоростью, которая не позволяла ей идти с достоинством. Равно как и пригладить волосы. Но Аннабел выпрямила спину и сказала себе, что она – дочь виконта.