Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

...

«Я сижу здесь без дела, и время, похоже, позабыло обо мне, как о Рыжей бороде под Киффхаузером [31] . Три дня потеряв на бесплодные попытки поговорить с министром, я наконец случайно встретил его на обеде у Редернов… Я довольно сухо объяснил ему, что скорее подам в отставку, но не хочу больше изнывать от скуки и неизвестности. Он настоятельно попросил меня подождать «еще несколько дней» и намекнул на “какие-то перемены”»55.

Во время своего вынужденного праздного пребывания в Берлине Бисмарк вместе с другом детства Морицем фон Бланкенбургом часто наведывались к Роону и обсуждали с ним его новые заботы. Как писал потом Вальдемар фон Роон, сын и биограф Альбрехта, отец нуждался в советах Бисмарка. С Морицем фон Бланкенбургом, возглавлявшим консервативную партию в ландтаге, Бисмарка связывала давняя дружба, как и с Рооном, и, после того как Роон стал военным министром, он посчитал своим долгом его консультировать: в ходе долгих дискуссий между тремя приятелями вскоре установилось полное единство политических взглядов56. Кроме того, Роону была необходима моральная поддержка. Он подвергался нападкам и либералов в парламенте за реакционность, и реакционеров в армии за терпимость и умеренность. В числе последних самым последовательным и самым приближенным к монарху был генерал Эдвин фон Мантейфель.

Эдвин фон Мантейфель (1809–1885) заслуживает биографического исследования не меньше, чем Роон или Мольтке: этот триумвират генералов определял прусско-германскую военную политику вплоть до 1918 года. Он принадлежал к выдающемуся и старинному аристократическому роду, из которого вышла многочисленная плеяда знаменитых военных и государственных деятелей. Его же собственные семейные корни были скромные, предки особым богатством не отличались, а сам он всю жизнь стеснялся своего хрупкого телосложения. Эдвин был близорук и, несмотря на прославленное имя, не оброс связями в высших кругах57. С его кузеном Отто мы познакомились прежде, когда он с 1850 года и до «новой эры» был министром-президентом Пруссии, опекая и продвигая Бисмарка. Эдвин, в отличие от сурового и сдержанного кузена, тянулся к драме и мог наизусть прочесть тысячи строк из Шиллера, чьи произведения очень любил. Гордон Крейг охарактеризовал его как «неисправимого романтика»58. В молодости он служил офицером в элитном гвардейском драгунском полку, затем учился в военной академии, занимал различные командные посты, пока не привлек к себе внимание Фридриха Вильгельма IV и его камарильи. С 1848 года король поручал ему особые дипломатические миссии. В сороковых годах Мантейфель ходил на лекции знаменитого тогда историка Леопольда Ранке (1795–1886), став верным поборником новой исторической науки, которую преподавал Ранке. Ученый впоследствии вспоминал о Мантейфеле: «Он лучше, чем кто-либо во всем мире, понимал, симпатизировал и душой проникался в суть моих сочинений»59.

Первый значительный государственный пост Мантейфель получил в начале 1857 года, когда Фридрих Вильгельм IV назначил его начальником департамента военного министерства по делам личного состава. Еще до восшествия Бисмарка на вершины власти Мантейфель вывел этот департамент из-под контроля военного министра, подчинив его лично королю и став, таким образом, главой военного кабинета. Эта трансформация произошла 18 января 1861 года, когда новый король Вильгельм I выпустил «примечательное, хотя и не всеми одобряемое правительственное распоряжение о том, что впредь все приказы по армии, касающиеся личного состава, служебных назначений и вопросов, относящихся к командованию, не подлежат контрасигнации министерством…»60

Теперь только глава военного кабинета мог предлагать лично королю назначения офицеров всех рангов. И через тридцать лет генерал фон Швейниц сетовал на «невидимую диктатуру» генерала Эмиля фон Альбедиля, преемника Мантейфеля на посту шефа военного кабинета:

...

«Из-за непомерного разбухания армии кайзер уже не в состоянии следить за повышениями по службе и знать личный состав так же хорошо, как прежде, управлять им так же мудро и по справедливости, как это он делал раньше. Глава военного кабинета в национальном масштабе получил огромную власть, после того как с помощью Бисмарка (Мантейфель сделал это до Бисмарка. – Дж. С .) добился независимости от военного министра, присягавшего конституции. Генерал Альбедиль стал вторым самым влиятельным человеком в стране. У нас немного найдется семей, принадлежащих к высшему обществу и не представленных в армии, поэтому мы в большинстве своем должны либо бояться, либо надеяться на генерала Альбедиля, главного шефа всего личного состава»61.

Перемены в субординации пагубно отразились прежде всего на принятии решений. Мольтке располагался на Беренштрассе, 66, Роон со своим Kriegsministerium(военным министерством) – на Лейпцигерштрассе, Мантейфель сидел в королевском дворце и как генерал-адъютант видел короля ежедневно, приходя к нему с докладами. В авторитарном государстве, каким было Прусское королевство, близость и доступ к монарху перевешивали все другие факторы: титулы, достоинства и прочее. После того как Роон и Мольтке возвращались в свои офисы, шеф военного кабинета оставался наедине с королем и мог выслушать его комментарии, помочь ему составить проекты ответов и даже поучаствовать в формировании высочайшего мнения по проблемам внутренней и внешней политики. Militrkabinetстановился все более могущественным, и 8 марта 1883 года наконец император убрал его аппарат из списка чинов военного министерства, о чем специально уведомлялось в официальной газете:

...

«В правилах по составлению списков личного состава армии необходимо отразить, что в разделе «адъютантская служба его императорского величества императора и короля» надлежит указывать весь аппарат военного кабинета, в то время как не следует перечислять данные имена в списке чинов военного министерства и под этой рубрикой просто помечать “см. военный кабинет”»62.

Мантейфель инициировал процесс, вызвавший в высшем командовании «войну всех против всех» Гоббса, а поскольку новый императорский флот Штоша перенял модель прусской армии, то хаос перекинулся и на военно-морские силы. О централизации и эффективности управления, к чему стремился Мольтке, можно было позабыть. Мало того, Мантейфель осложнял жизнь Роону своими заявлениями, обострявшими отношения военного министерства с парламентом. 10 марта 1860 года Мантейфель писал Роону о «насущной необходимости в настоящий момент оказывать безусловную поддержку военному кабинету»63. А через день он наставлял военного министра: