Забытая история любви - Сюзанна Кирсли

— А! — Хук напряг память. — Лишь двое. Герцог Гордон и граф Бредалбейн. Хотя оба обещали мне поддержку. Герцог Гордон сказал, что в здравом уме не станет подписывать бумагу, которая призывает короля Якова прибыть в Шотландию, где ему грозит опасность.

Молодой граф посмотрел через стол в сторону Мори и спокойным, бесстрастным голосом напомнил Хуку:

— Я знаю многих в этой стране, кто так же рискует за меньшее.

Хук кивнул:

— Мне это хорошо известно. Я просто передал слева герцога Гордона. Лично я считаю, что и он, и Бредалбейн не захотели подписывать больше из осторожности, чем из-за беспокойства о короле.

Граф пожал плечами.

— Да, Бредалбейн восемьдесят лет берег свою голову и за это время стал слишком осторожным, чтобы ставить свою подпись под чем-нибудь, кроме собственных писем.

— Возможно, вы правы. — Хук посмотрел на графа. — И вы настолько же осторожны?

— Если бы это было так, — ответил граф, — вы бы сейчас не сидели здесь и под моим замком не стоял бы на якоре французский корабль. Неужели вы полагаете, что до сих пор никто не шепнул королеве Анне о наших делах? Я не сомневаюсь, что она уже все знает или подозревает, и лишь благодаря моему положению мои земли еще не конфискованы. Несмотря на это, последние годы мои мать и отец, упокой Господи его душу, а теперь и я делаем все, что в наших силах, чтобы помочь королю.

— И могу заверить вас, что король благодарен вам за преданность, — поспешно произнес Хук, как будто сообразив, что надавил на молодого человека слишком сильно.

«И действительно, — подумала София, — если бы не графиня и ее сын, королю было бы куда сложнее рассылать своих людей по Шотландии для подготовки восстания». В Слэйнсе они находили приют и поддержку. Ради удобства Хука графиня даже пригласила старого католического священника служить мессы. Больше всего София думала о Мори, о том, что с ним будет, если его схватят. До сих пор она даже не задумывалась о том, как сильно могут пострадать граф и его мать, если их обвинят в государственной измене.

Им придется заплатить, и не только своими землями. Благородное происхождение никогда не спасало от виселицы, наоборот, только быстрее затягивало на шее петлю.

Граф, сидевший во главе стола, обратился к Хуку:

— Я прочитаю вашу присягу и, если вы одобряете ее условии, подпишу ее — и от своего имени, и от имени тех, кто мне доверяет. — Покончив с этим, он вернулся к еде. Проткнув кончиком ножа кусок баранины, он добавил как бы между прочим: — Признаюсь, я удивлен, что вам удалось убедить герцога Гамильтона поставить подпись.

Хук заколебался. Его брови напряженно сошлись к переносице на какую-то секунду, но София заметила это. Потом его черты приняли прежний вид.

— Говоря о двух не подписавших присягу лордах, я имел в виду тех, с которыми имел возможность лично встретиться и поговорить. К сожалению, герцог Гамильтон был нездоров и не смог меня принять.

— И, следовательно, не подписал? — спросил граф.

— Да.

— Понятно. Что ж, — улыбнулся граф, — иного я и не ждал. — Он пронзил ножом другой кусок мяса. — Моя мать говорила вам, что мы получили письмо от друга герцога, мистера Холла?

Двинув бровью, Хук посмотрел на графиню.

— Разве вы о чем-то таком упоминали?

Та ответила:

— Прошу меня простить. Оно пришло ночью, когда вы спали. С утренним прибытием месье де Лигондэ оно и вовсе вылетело у меня из головы. Да, мистер Холл просит меня об услуге, он хочет, чтобы я сообщила вам, что он по приказу герцога едет на север, чтобы возобновить переговоры с вами, и поэтому надеется, что вы дождетесь его приезда и пока что не станете делать никаких окончательных выводов, поскольку не сомневается, что вас удовлетворят предложения, которые он привезет.

— Вот как! — Глаза Хука заблестели. Поразмыслив минуту, он обратился к месье де Лигондэ. — В таком случае, не найдете ли вы удобным отойти от берега еще на несколько дней?

«Французскому капитану, — подумала София, — должно быть, довольно неприятно то, что, как только он приплывает к Слэйнсу, его каждый раз просят снова удалиться». Она вовсе не удивилась бы, если бы он послал Хука ко всем чертям, хотя в душе была совсем не против того, чтобы корабль этот поплавал в море еще с месяц. Но, если подобные мысли и появились у самого де Лигондэ, он их ничем не выдал, ибо с учтивым поклоном ответил:

— Хорошо, я сделаю это.

По-английски он говорил медленно и осторожно, как будто обдумывая каждое слово, однако София догадалась, что язык этот он понимает прекрасно. За разговором француз следил без труда, смеялся над шутками графа, и его черные глаза загорались от восхищения мудрыми словами графини.

К тому же он, видимо, глубоко уважал Мори, который как раз спросил Хука:

— Вы же не думаете, что герцог Гамильтон теперь ответит согласием, после того, как столь долго тянул с ответом?

Хук стал защищаться:

— Я встречался с герцогом Гамильтоном, когда мы оба были намного моложе и делили тюремную камеру в Тауэре. Поверьте, я хорошо знаю его недостатки, и все же я обязан ему за ту дружбу. Если он всего лишь просит меня задержаться еще на несколько дней, чтобы я мог услышать его предложение, разумеется, я выполню его просьбу.

Граф ответил:

— Возможно, герцог опасается, что ваш замысел, полковник Хук, с успехом воплотится без его участия, ибо я не вижу иных причин, способных подтолкнуть его к подобному шагу.

Но Мори понял это по-другому, о чем не замедлил сообщить:

— Вам не приходило в голову, что герцог всего лишь хочет задержать нас?

— С какой целью? — осведомился Хук.

— Его светлость уже сказал: мы ведем опасную игру, и многие из тех людей, чьи имена стоят под присягой, заплатят дорогую цену, если этот документ попадет в руки королевы Анны — Его глаза встретились с глазами Хука. — Мой брат Уильям подписался как лэрд Аберкарни, не так ли?

— Да, верно.

— В таком случае, полковник, вы простите меня за то, что я не считаю вашу дружбу с герцогом более ценной, чем жизнь моего брата? Или моя?

На минуту наступило молчание, Хук задумался или сделал вид, что задумался над этим аргументом.

— Я вас понимаю, — сказал он наконец, — но не могу пойти против своей совести. Мы подождем мистера Холла еще несколько дней.

Таким образом София получила отсрочку, но ощущение облегчения омрачала мысль, что это ненадолго, что ей осталось нанизать, подобно стеклянным бусинкам на хрупкую нить памяти, еще лишь несколько дней, которые станут ее единственной отрадой, когда он покинет ее. Ибо она понимала, что в конце концов топор опустится и гонец не прискачет с известием о помиловании, которое избавит ее от этой боли.