Забытая история любви - Сюзанна Кирсли

Он, похоже, усмотрел что-то забавное в таком предположении и горько усмехнулся.

— Предложение герцога Гамильтона — пустая трата чернил и бумаги, и он знал это, когда писал его. Вотчто меня беспокоит.

— Ты все еще думаешь, что он хотел задержать тебя?

— Да, возможно. Но это не все. Я не сомневаюсь, что английский двор переманил герцога на свою сторону и он хочет разыграть нас, как карточную колоду… Но какие карты у него на руках и каковы правила игры, я пока что не знаю. — На его лице отразилось огорчение. — Ему уже слишком многое известно, но также он понимает, что ему известно далеко не все, и я боюсь, что это может толкнуть его на новое предательство. Будь осторожна, милая. Если он явится сюда, следи за своими словами и чувствами. Он не должен узнать, — добавил он, — что ты моя.

Он произнес это с такой заботой и любовью в голосе, что у нее потеплело на душе, хотя от самих слов ее пробрало холодом посильнее, чем от свежего ветра, дующего с моря. Она не думала об опасности, которая угрожала ей, все ее мысли были о нем. Но он был прав. Если станет известно, что она — жена Мори, она превратится в разменную фигуру для тех, кто хочет его поймать.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Я не хочу, чтобы ты страдала за мои грехи.

— Я буду осторожна, обещаю.

Удовлетворившись ее ответом, он снова пихнул развалившегося мастифа и повеселевшим голосом заметил:

— Думал я тебе посоветовать, пока меня не будет, не выходить из Слэйнса без этой зверюги, но теперь вижу, что от него все равно проку не будет.

Она не смогла сдержать улыбку.

— Ты же только что сказал, что он тебя разорвет на кусочки, если ему приказать.

— Да, но ты посмотри на это. — В доказательство своих слов он покачал ленивую собаку с боку на бок. — Он почти заснул.

— Это потому, что он доверяет тебе, — пояснила София, — и знает, что мне ничего не грозит. Если бы мне угрожала опасность, он бы первый стал меня защищать.

— Не первый, — возразил Мори.

А потом снова посмотрел на море, на далекий горизонт, и София, притихнув, тоже посмотрела туда и вдруг почувствовала прилив спокойствия от вида скользящих по небу облаков, маленьких комков белоснежного пуха, которые свободно и беззаботно танцевали над самой водой и летали наперегонки, то останавливаясь, то срываясь с места, то меняя форму по своему желанию.

Потом одно облако, которое казалось более спокойным, чем остальные, привлекло ее внимание, и постепенно она поняла, что это не облако.

— Джон…

— Да, — сказал он. — Я вижу.

Хьюго уловил изменение тона Мори и одним долгим движением перекатился на лапы и поднял нос, принюхиваясь к ветру, к тому самому ветру, который гнал к ним эти белые раздутые паруса.

— Пойдем, — сказал Мори, встав и протянув руку. — Нам лучше вернуться.

Слова эти прозвучали отрывисто, как будто он не хотел терять ни секунды, и Софию, с ужасом думавшую о предстоящем расставании, это холодность огорчила.

— Я надеялась, что тебя не обрадует возвращение месье де Лигондэ, — сказала она ему с обидой. — Тебе так не терпится уехать?

Его сосредоточенный на далеком корабле взгляд обратился на нее и наполнился терпеливой добротой.

— Ты же знаешь, что нет. Но это, — он кивнул в сторону быстро приближающихся парусов, — это не месье де Лигондэ.

Корабль был еще слишком далеко, и София не могла рассмотреть его флаг, но, доверяя зрению Мори, она взялась за его протянутую руку и встала на ноги. А потом, чувствуя себя так, как, должно быть, чувствует себя лисица, убегающая от своры гончих, она в сопровождении Хьюго поспешила за Мори обратно по тропинке вдоль моря и вверх, на возвышающийся над берегом холм.

— Почему это ваш капитан Гордон не сходит на берег? — спросил граф Эрролл мать, которая стояла рядом с ним у окна гостиной со сложенными за спиной руками и, слегка нахмурив брови, смотрела на корабль, который уже встал на якорь недалеко от берега.

— Не знаю, — ответила графиня. Голос ее был негромким и спокойным. — Сколько времени прошло после их появления?

— Думаю, примерно час.

— В высшей степени странно.

Софии не понравилось напряжение, которое воцарилось в комнате. Не помог и голос Мори, который стоял за ее креслом так близко, что она чувствовала его кипучую энергию, сдерживаемую лишь силой воли.

Полковник Хук тоже какое-то время стоял, потом сел рядом с Софией в кресло с тростниковой спинкой. Его лицо все еще хранило признаки недомогания, которое не отпускало его во время путешествия и в плавании, несомненно, проявится с новой силой. После разговора с мистером Холлом его настроение переменилось. Он стал менее сдержанным и производил впечатление чрезвычайно расстроенного человека.

Оснащенный тяжелыми пушками, с почти полусотней солдат на борту, корабль капитана Гордона, который появился словно ниоткуда и встал между Слэйнсом и открытым Северным морем, довел и без того взвинченного Хука почти до нервного срыва.

— Ради всего святого! — воскликнул он. — Почему бы просто не послать туда лодку и не узнать, что он задумал?

Графиня повернулась. По сравнению с нетерпеливым Хуком она казалась совершенно спокойной.

— Мы можем это сделать, но у меня нет оснований сомневаться в преданности капитана. Если он решил держаться в стороне, уверена, у него есть на то причины, и, вмешавшись, мы можем навредить себе еще больше.

Ее сын согласился.

— Сейчас самое правильное — ждать, — сказал граф.

— Ждать! — эхом повторил Хук с некоторым отвращением в голосе. — Ждать чего? Пока солдаты подойдут к нам по суше и мы окажемся здесь, как голуби в голубятне без окон?

— Еслимы окажемся в ловушке, — холодно произнес Мори таким тоном, словно напоминал Хуку о манерах. — Они не имеют никакого отношения к тому, что мы задержались в Слэйнсе на несколько дней. Насколько я помню, это было ваше решение. И теперь вам бы следовало взять вину на себя и нести ее достойно, а не перекладывать это бремя на тех, кто проявил к нам одну лишь доброту.

София сообразила, что до сих пор он никогда не говорил так много перед остальными, чему те, похоже, удивились. Однако слова его попали в точку, и Хук смиренно произнес:

— Прошу меня простить.

Граф бросил благодарный взгляд на Мори, потом снова повернулся к высокому окну и виду, открывавшемуся из него на море. Какое-то время граф стоял неподвижно, потом нахмурился и произнес:

— Что он делает?

Его мать, тоже смотревшая в окно, ответила:

— Он отплывает.

Хук подскочил на месте.

— Что? — Он встал с кресла и бросился к окну. — Так и есть! Святые небеса, он встал под паруса!