Рисунки На Крови - Поппи Брайт

Выйдя в коридор, чтобы включить кондиционер, Кинси услышал, как за дверью ванной ударяется о кожу вода, как гремит занавеска душа. Потом донесся еще какой-то звук, который мог бы быть смехом или всхлипом. Они занимаются любовью посреди пара и летящей воды? Они там плачут?

Он не взялся бы даже гадать, откуда взялась эта пренеприятная ссадина на губе у Заха или почему у Тревора нет при себе блокнота для рисования.

Кинси был удивлен, когда они подошли к нему на “Кладбище забытых вещей” — встрепанные, с горящими глазами, от них несло сексом и они были так же очевидно “вместе”, как если бы держались за руки. Секс не укладывался ни в одно из пророчеств, которые Кинси мог бы сделать о первой неделе пребывания Тревора в Потерянной Миле. Но он сам послал Заха на Дорогу Скрипок — ну и вот что получилось. Интересно, отвел ли он этим какую-нибудь беду или только подверг превратностям дома двух мальчишек вместо одного.

Со вчерашнего утра Кинси перестал доверять своему чутью — с того момента, как услышал, что Рима разбила машину и умерла на трассе на выезде из города. Это, наверное, случилось сразу после того, как она ушла из “Священного тиса”. Если бы он не был так занят этим дурацким “фирменным обедом”, если бы он дал себе труд поговорить с девочкой, задать нужные вопросы или, еще лучше, выслушать…

(— Выслушать? Задать вопросы? — бушевал и ругался на него Терри. — Хиппи чертов! Ты поймал эту сучку, когда она запустила руку в кассу, черт ее побери!

— Но может быть, если бы я дал ей денег…

— ОНА БЫ КУПИЛА ЕЩЕ КОКСА! Брось, Кинси! Брось, мать твою!)

Сердцем Кинси знал, что Рима была, вероятно, безнадежным случаем. Но ее глупая, бессмысленная смерть заставила Кинси спросить себя, как далеко могут простираться его добрые намерения, что он вообще может сделать для этих потерянных детей, которым он так хотел помочь стать на ноги.

Ладно, время покажет. Такова была неофициальная философия Кинси почти во всех делах, не требовавших его немедленного внимания.

Открыв дверцу духовки, он потыкал лазанью вилкой. С бледной зеленоватой поверхности поднялось мрачное облачко дыма. Лазанья была еще довольно сырой, но к тому времени, когда Тревор и Зах закончат то, чем они там заняты в ванной, она, пожалуй, пропечется. Нарезав хлеб, Кннси намазал куски маслом, открыл бутылку сладкого красного вина и начал варить кофейник крепкого кофе.

Помочь он им, вероятно, не может, но может хотя бы их хорошо накормить.

Зах смотрел на огромный зеленый ком еды на тарелке. Тревор ел не глядя, вилка в его руке автоматически поднималась и опускалась. Его собственный зеленый ком исчезал, смываемый чашка за чашкой черного кофе. Он вырос в детском доме; он, наверное, может съесть что угодно, что бы перед ним ни поставили.

Но Зах даже начать не мог. Хотя обычно он был предрасположен любить все, что начинается на “Ц” или “3”, цуккини был самым нелюбимым из овощей. Вялая и почти безвкусная мякоть со слабым неприятным привкусом, как у приправленного потом хлорофилла. Если бы грязные носки росли на лозе, думал Зах, вкус у них был бы точно как у цуккини.

Овощная запеканка, или что там пытался приготовить Кинси, напомнила Заху еду в комиксах, которая то и дело спрыгивала с тарелки и скакала по столу или по рубашке мальчика, издавая звуки вроде “ык” и “аргх”. Но Зах был слишком вежлив, чтобы скорчить рожу Кальвина. Вместо этого он налил себе еще один стакан вина и пожелал снова оказаться в душе и чтобы руки Тревора поднимались намылить ему спину, а его рот скользил бы по мокрой, скользкой груди Тревора.

— Принести тебе что-нибудь еще? — спросил его Кинси.

— Нет, спасибо. Думаю, я не слишком голоден.

По правде сказать, Заха слегка подташнивало от столь долгого глядения на зеленый ком, но вино, похоже, успокаивало желудок. Поймав взгляд Тревора, Зах вдруг вспомнил, что попросить Кинси покормить их было его собственной идеей. Ошибка, которую он не станет повторять.

— Ты в Нью-Йорке, наверное, часто ешь в городе, — сказал Кинси, и Тревор вновь стрельнул в Заха глазами: Нью-Йорк?

— Я стараюсь жить дешево, — ответил он Кинси.

— Я думал, в Нью-Йорке это невозможно.

— Экономлю на квартире, — беспомощно ответил Зах, понятия не имея, возможно ли что-то подобное в Нью-Йорк-Сити. Тревор глядел на него в упор.

Я потом объясню, подумал Зах, пытаясь телеграфировать слова в голову Тревора, и налил себе еще вина.

Стоило им, пожелав Кинси спокойной ночи, выйти через заросший сорняками двор к машине, как Тревор сказал:

— Так, значит, Нью-Йорк, да?

Голова у Заха кружилась от выпитого вина и косяка, выкуренного после обеда. Он прислонился к бамперу “мустанга”.

— Я тебе все расскажу, как приедем домой.

— Расскажи мне сейчас. Не люблю, когда мне лгут.

— Я тебе не лгал. Я солгал Кинси.

— Я вообще не люблю лжи, Зах. Если тебя правда так зовут.

— Что? И это я слышу из уст прославленного Тревора Блэка? Тревор отвел взгляд.

— Послушай, я же сказал тебе, что я в бегах. Не могу же я рассказывать на каждом шагу правду! А теперь садись в машину.

— Ты способен вести?

— Конечно, черт побери, я способен вести.

Зах оттолкнулся от бампера и, потеряв равновесие, едва не упал ничком в траву. Тревор поймал его, и он оперся на руки Тревора, положил руки ему на талию.

— Ну не злись, — прошептал он.

— Ты в порядке? — спросил Тревор.

Зах не ел ничего весь день и выпил большую часть большой бутыли вина. Он вообразил себе, как вино плещется у него в желудке, смешиваясь со всей спермой, какую он проглотил: сладкая рубиновая краснота завихрялась водоворотами с солоноватой жемчужной белизной. Тут Заху вспомнился зеленый ком лазаньи, и его едва не стошнило, но он сдержался — он не вынес бы, если бы Тревор увидел, как он блюет.

— В порядке, — ответил он.

Заглушенные передом футболки Трсвора слова слились в одно.

— Я просто немного пьян. Пустое.

Он почувствовал, как напрягается тело Тревора, и только тут вспомнил, что Бобби был пьян от виски, когда убил свою семью. Для Тревора слова “Я пьян. Пустое” звучат, наверное, одновременно жестоко и глупо.

Ну, так, значит, им надо будет отыскать способ преодолеть все эти ямы и мины, даже если для этого придется идти напролом по этим минам. Зах в ближайшее время не намеревался завязывать с выпивкой.