Рисунки На Крови - Поппи Брайт

— Mais non. Бедный мальчик. Он так красив, так полон жизни.

— Да, — согласилась Эдди. — Он такой.

— Но, думаю, у него всегда какие-нибудь неприятности да будут. Есть одна креольская поговорка… у него le coeur comme un artichaud

Эдди порылась в памяти, вспоминая уроки французского в старших классах.

— Сердце как артишок?

— Oui. У него для каждого найдется листок, но на обед никому не хватит.

Прогулявшись по жаркой и задыхающейся от выхлопных газов Питер-стрит до книжного, Эдди решила срезать путь через тенистые и сырые переулки квартала, потом остановилась у углового рынка, чтобы купить зеленую свечу, желтую свечу и картонку яиц. Вернувшись домой, она заперла за собой дверь и раскрыла на кровати новый атлас.

Найдя штат Северная Каролина, она принялась внимательнее рассматривать карту, особое внимание уделяя маленьким городкам, не на самих трассах, но поблизости от них, и запоминая странные названия. Здесь были места, которые звались Тыквенный Центр, Климакс… Глубокая Брешь, Пыхтящая Скала… Пещера Мышей… Шелковая Надежда, Фукей-Варина… Потерянная Миля?

Эдди снова заглянула в газету. “Пропущенный сезон — что потерянная миля. Не Сумневайсь. Красотка…” Потерянная Миля, Северная Каролина.

Так вон он, наверное, где.

Но почему? В первой шифрованной заметке подразумевалось, что он держит путь в Нью-Йорк. Почему он решил остаться на Юге, да еще в таком маленьком городке, что спрятаться там практически невозможно? И почему он так уверен в том городке, что послал ей сообщение, в котором почти что черным по белому назвал свое убежище?

Эдди пронзила вспышка внезапной паранойи. Он кого-то там повстречал. На мгновение она была в этом уверена; она знала, что это так. Он там кого-то повстречал и решил остаться с ними — через какие-то три дня после того, как сказал мне “прощай навсегда”.

Но это же глупо. Откуда ей это знать. И как ни крути, такое маловероятно.

И все же… Потерянная Миля, Северная Каролина?

Эдди вздохнула. Теперь она по крайней мере знает, где он, или ей кажется, что она знает. Вероятно, в завтрашней газете появится заметка, в которой будет говориться, что он благополучно залег на дно в Ист-Виллидж. А пока она сделает все, что в ее силах.

Вынув из купленной картонки яйцо, Эдди большими печатными буквами вывела на нем “АГЕНТ КОВЕР”. Потом она вышла на улицу и, тщательно прицелившись, зашвырнула яйцо на крышу своего здания.

Она даже улыбнулась, услышав негромкий влажный “хлюп” над головой, и представила себе, как яйцо жарится на горячей крыше — точно так же, как скворчит и кипит от злости мозг Ковера — от злости, что Зах от него ускользнул.

Это твой мозг на сковородке вуду, подумала она. Есть вопросы?

В своем безрадостном офисе на Пойдрас-стрит Абесалом Ковер на первый взгляд сидит привольно, без пиджака, лениво листая старый “Уикли уорлд ньюз”, но на самом деле он размышляет над делом Босха. Ковер наизусть знал документы по делу, а теперь ему приходилось еще и мучиться над мириадами излияний Стефана “ЭмбриОна” Даплессиса.

К несчастью, хотя Даплессис проявил себя далеко не крепким орешком, его сведения о Босхе, по существу, не простирались дальше завистливого восхищения всем тем, что Босх сумел провернуть. Как объяснил Даплессис, существует Код Этики Хакера, состоящий из четырех священных законов: Ничего не удаляй. Ничего не перемещай. Ничего не меняй. Узнай все.

Первые три закона Зах Босх посылал ко всем чертям всякий раз, когда включал компьютер. Мало кто в его электронном кругу знал истинный размах преступлений Босха; он был осторожен и не хвастался направо и налево с маниакальностью, присущей большинству хакеров. Он доверил Стефану Даплессису часть своих данных, поскольку Даплессис лучше него разбирался в “железе” и мог ему подсказать — разумеется, с чисто теоретической точки зрения, и, вероятно, снабдить диаграммами этих “чисто теоретических” модификаций, — как сапгрейдить свою систему до еще больших высот хитроумия. (А также, как подозревал Ковер, потому что Даплессис, сам не гнушался обходить Законы Хакера.) Некоторые подвиги, какие он приписывал Босху, были настолько из ряда вон выходящими, что другие агенты отказывались в них верить.

Агент Ковер верил. Он начал понимать склад ума хакера. Такая личность требовала нервов из стали и могла генерировать полеты феерической гениальности, но у нее был один изъян — мания величия. Рано или поздно такой гений неизбежно поскользнется на собственной безудержной дерзости и сам себя выдаст.

Словно для того, чтобы подтвердить именно это, Даплессис рассказал им о статье, какую Босх предположительно подсунул в “Таймс-Пикайюн”. “Богиня, увиденная в миске с гамбоу”. Это уж точно побивало все, что печатал “Уикли уорлд ньюз”. Вот, к примеру, заголовок: “КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ МОЛЛЮСК”, предваряющий историю о гигантской устрице, пожиравшей глубоководных ныряльщиков или еще какое дерьмо. В какую только лишенную кислорода голову может прийти такое?

Устало закрыв таблоид, Ковер откинулся на спинку стула я распустил узел галстука. Босху хотя бы воображения не занимать, если это действительно он, а не кто-то другой, поместил заметку в “Пикайюн”.

Второй хакер клялся, что так оно и есть, хотя названную им причину такой своей уверенности можно было в лучшем случае счесть неубедительной. Он просто “знает” Босха, утверждал Даплессис; это в его “стиле”. Он клялся и божился, что девчонка, живущая в квартире Босха, Эдвина Сунг, никакого отношения ко всему этому не имеет. Агент Ковер не был так уж в этом уверен. Даплессис, по всей видимости, был знаком с Сунг достаточно давно, чтобы проникнуться безнадежной, до пота в ладонях, щенячьей влюбленностью.

На сегодняшний день банковский баланс Сунг показал чуть более трех тысяч долларов, не столь уж невероятная сумма для юной американо-азиатки, которая может себе позволить жить во Французском квартале. Скорее всего её родители держат какое-то доходное дело и помогают ей деньгами. У нее не было задолженностей ни по кредитным карточкам, ни по налогам, никаких записей о приводе в полицию. Ее карьеру можно было назвать в лучшем случае довольно пестрой. Вероятно, она просто еще один пузырек богемной пены, качающейся на теплых алкогольных волнах субкультуры Нового Орлеана.

Но Зах Босх что-то для нее значил. Это хотя бы стало ясно из сегодняшнего налета. Они могли бы быть сообщниками, любовниками или даже родственниками — на старой фотографии на водительские права, какую они нашли в бумагах у него на столе, Босх выглядел крайне юным и дерзким, и в лице у него было что-то неопределенно азиатское. Но кем бы они ни были, думал Ковер, девчонка достаточно болела за Босха, чтобы по возможности следить за его передвижениями. Быть может, она даже знает, где он сейчас. Надо будет допросить ее еще раз.