Автономное плавание - Виктор Устьянцев

Сразу же после совещания командующий и член Военного совета зашли к жениху и невесте, поздравили их, выразили сожаление, что не смогут присутствовать на свадьбе. Они и в самом деле тотчас вылетели в Москву.

Стрешнев и Дубровский решили заодно "обмыть" свои звездочки, внесли в свадебный фонд дополнительный пай, и стол получился на славу.

Хотя в поселке не было ни дворца бракосочетаний, ни даже загса, обряд обручения прошел торжественно и по всем правилам. Были и цветы, и музыка, и золотые кольца, видимо, загодя припасенные молодоженами. Председатель поселкового Совета произнес речь и вручил молодоженам ордер на комнату, что вызвало восторженные крики "ура". Особенно долго аплодировали молодые офицеры. Правда, ни комнаты, ни того дома, что обозначен в ордере, ни даже улицы еще не существовало. Но все знали, что прибыли строители, значит, скоро построят и дом и улицу.

Было весело и непринужденно, много пели, танцевали, смеялись. Лишь командир боевой части-пять - инженер-капитан второго ранга Гречихин был хмурым; и многие, поглядывая на него, недоумевали, что у него случилось; обычно Гречихин общителен. И только Стрешнев знал, в чем дело.

Утром у них произошел довольно бурный разговор. Иванов пригласил на свадьбу двух матросов, вместе с ним обслуживающих реакторный отсек. Гречихин, узнав об этом, пришел к Стрешневу и заявил, что категорически возражает.

- Почему? - спокойно спросил Стрешнев.

- Они же подчиненные лейтенанта Иванова.

- Ну и что же? Лейтенант Иванов тоже подчинен нам с вами, тем не менее мы идем на свадьбу и не видим в этом ничего предосудительного.

- Мы офицеры, а они матросы.

- Какое это в данном случае имеет значение? Они товарищи по службе, работают с Ивановым в одном отсеке, разделяют с ним все тяготы и радости этой работы, имеют на его расположение и дружбу большее право, чем мы с вами. В конце концов это сугубо личное дело Иванова, кого приглашать, а кого не приглашать на собственную свадьбу.

- Это, конечно, так, а все же они матросы.

- Ну и что? Или вы не хотите садиться с ними за один стол? Что у вас, кастовые предрассудки появились?

- Какие там кастовые, я сам в прошлом пас овец в колхозе! Я ничего не имею против этих матросов, наоборот, могу лишь отметить, что оба они старательные, дисциплинированные и хорошие специалисты. Но я боюсь, как бы после этого не пошли разговоры о том, что у нас на лодке офицеры пьянствуют с матросами и как бы это вообще не уронило авторитет Иванова в глазах подчиненных.

- А вы не бойтесь, авторитет Иванова от этого не пошатнется. А что касается того, что какой-нибудь дурак скажет о пьянке, так ведь, как говорится, "на чужой роток не накинешь платок". И вам тут опасаться нечего, раз при сем присутствую и я, то на меня и ляжет вся ответственность.

Вот это было, наверное, лишним, Гречихин обиделся:

- А почему вы думаете, что я боюсь ответственности? - с вызовом спросил он.

- Потому что вы сами заговорили об этом. Гречихин окончательно обиделся и спросил официальным тоном:

- Разрешите идти?

- Пожалуйста.

На том и разошлись. У обоих от разговора остался неприятный осадок, и сейчас, глядя на Гречихина, Стрешнев жалел, что отпустил его тогда, надо было сразу же выяснить все до конца. "А может быть, это и к лучшему, пусть попереживает и подумает. Неспроста же он завел этот разговор, значит, все-таки чего-то не понимает".

В общем-то, они зря погорячились. Но Матвей по собственному опыту знал, как бывает тяжело, когда тебя не понял или обидел начальник, особенно если этому начальнику и невдомек, что он кого-то обидел. Еще хуже, когда начальник, зная, что обидел человека, вовсе не считает нужным извиниться.

Сейчас начальником был он, Стрешнев, и он считал, что должен извиниться первым. Выбрав момент, когда все пошли танцевать и Гречихин остался один, Стрешнев подсел к нему.

- Скучаете, Валерий Николаевич?

- Нет, просто задумался.

- Это зря, на свадьбе надо веселиться. Может быть, вам подпортил настроение наш разговор утром? Я тогда погорячился и хочу принести вам свои извинения. Не обижайтесь.

- Так ведь и я тоже погорячился. И вижу, что был неправ. Смотрите, как резвятся матросы.

Зырянов танцевал с Люсей, а Цхакая - с невестой. Жених шутливо грозил ему пальцем, Цхакая улыбался.

- Смотрите, Анатолий, украдет у вас Цхакая невесту, - шутливо заметил Стрешнев. - У абхазцев есть такой обычай.

- Тогда объявим кровную месть и начнем рэзать друг друга. - Иванов чиркнул пальцем по горлу и засмеялся.

Цхакая, слышавший этот разговор, сделал зверское лицо и схватился за воображаемый нож.

- Хороший парень этот Цхакая, - сказал Гречихин. - Веселый, находчивый.

- Вот и нам надо веселиться. Давайте-ка по обычаю выпьем мировую, предложил Стрешнев и наполнил рюмки. - Кто старое помянет, тому глаз вон. Согласны?

- Вполне.

Они выпили. Танец кончился, все опять потянулись к столу. Люся, усаживаясь рядом с Зыряновым, напротив Матвея, попросила:

- Ну-ка налейте и нам, а то спиваетесь в одиночку. Небось скучно?

Матвей потянулся было к бутылке, чтобы налить, но раздумал и предложил Гречихину:

- Давайте вы, Валерий Николаевич, вы инженер, у вас глазомер более точный.

Гречихин с укором посмотрел на него и, вздохнув, потянулся к бутылке.

- Мне красненького, бортового, - предупредил Зырянов. - Как-то привычнее.

- Ну и мне вашего бортового, - попросила Люся.

Во время похода матросам на лодке перед обедом выдавали портвейн. Случалось, не уследит старшина, и они сливают в одну кружку две-три порции, пьют по очереди: сегодня один, завтра другой. За это их строго наказывали, потому что портвейн им полагался в чисто медицинских целях, чтобы они ели с аппетитом консервированную пищу, так как свежей на весь поход не запасешься.

- За тех, кто в море, - предложила Люся.

- И за тех, кто их ждет на берегу, - добавил Зырянов.

Люся благодарно улыбнулась ему и спросила:

- А у вас есть девушка, которая ждет вас?

- Девушка-то есть, а вот ждет ли, не знаю, - вздохнул матрос.

- А вы ей поверьте.

- Стараюсь, но иногда, знаете, сомнение берет. Слышишь, одного не дождалась, у другого замуж выскочила - вот и сомневаешься.

- Напрасно, людям надо верить, особенно тем, кого любишь.

- Так-то оно так, - согласился Зырянов. Хотел что-то еще добавить, но, посмотрев на офицеров, умолк.

- Пойдемте, Валерий Николаевич, покурим, - предложил Стрешнев.

Когда они с Гречихиным ушли, Зырянов сказал:

- Хороший у вас муж. Деликатный.

- Вы же его, наверное, и не успели узнать как следует. Он у вас совсем недавно.

- Как говорится, птицу видно по полету.