Юность в кандалах - Дмитрий Великорусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в хате Али мне нравилось, правда был небольшой казус. После того, как я приехал в камеру, как полагается, пустили курсовую. В тот же день, Али протягивает мне телефон со словами: «Это тебя!». Звонил смотрящий за корпусом Александр, у которого я сидел ещё до первой поездки в Саратов.
— Привет, Малой! — начал он разговор. — Тут такой вопрос возник за тебя. Неприятный довольно. Скажи мне всё как есть, не утаивая, добро? А я вопрос улажу, если это будет возможно. Я-то знаю, что ты пацан нормальный и не верю особо в то, что за тебя сказали.
— Конечно, Саня, что случилось? — я уже начал ломать голову, что за вопрос то. Может Леван с Пятёрки опять интриги плетёт? Я-то нигде вроде не косячил по тюремной жизни. На Пятом централе поднимали вопросы за беспредел, когда Леван там мутил воду, но все они были решены.
— Отзванивались за тебя с Можайской малолетки, из лагеря, когда ты уехал на этап, говорили гадский поступок за тобой. Говорят, вы на Можайке, паренька какого-то опустили насильно, — в тоне Александра слышалась неуверенность, было видно, что ему неприятно вести этот разговор, так как мы сдружились.
— А, вот оно в чём дело! — теперь всё стало на свои места. Теперь интриги плетут ссученные «смотрящие» на режимном лагере. — Так помнишь я рассказывал в хате вам за эту ситуацию? В рот шнырю дали пацаны, по взаимному согласию он п*дором стал. А я так-то с ним сексуальные контакты не имел.
— Так это тот насильник? — видно было, что Саня приободрился, ситуация ему была от меня известна. — Про тебя и не говорят, что ты его вы*б. Говорят, что ты его п*здил, сломал нос, а после этого вы*бли другие. Говорят, что он так сам говорит.
— Интриги это! В нос я ему дал за крысятничество, пайку скрысил он и так-то признался перед всеми. А сосать он у них начал за грев. Вот и всё! — во мне назрело негодование. Выставили всё так, будто там групповое изнасилование было.
— Я тебя понял, Малой! Нормально всё будет. Я вопрос пока затяну на месяцок, а ты на этап к этому времени уедешь. Всё равно ты говоришь, тебя в Саратов повезут. А петух этот к тому времени и освободится, там уже, интриги или не интриги, доказать никто не сможет, — Саня повесил трубку.
Ситуация неприятная случилась, да. Но я знал, что за мной всё ровно, и к никакому «изнасилованию» этой п*дорской «Шурыгиной»[253] я отношения не имел. Саня Али ничего не сказал, поэтому хата была в неведении, что за меня подняли какой-то вопрос. Скрывать я тоже не стал и рассказал им ситуацию.
— А я бы трахнул этого насильника! — загоготал Али. — Насильники должны страдать!
Больше к этой теме не возвращались.
Наступило 27 декабря и меня заказали на этап. В хате мне загрузили полный баул хорошими сигаретами, чаем, мыльно-рыльным и другими нужными для этапа вещами, а Али долго хлопал по спине, гоготал и благодарил за знакомство. Я вырвал на память из журнала «Maxim» рекламный листок с полуобнаженной девушкой, внешне похожей на Вику из Столыпина, и, ещё раз махнув рукой хате, вышел на продол. Досадно было, что Новый Год придётся встречать не здесь, но пора в Смоленск!
Новый год в Смоленске
28 декабря 2007 года я второй раз приехал на Смоленский централ. Медкнижку вернули в дело, и везли теперь вместе со всеми, не спецэтапом. Посадили опять на старый корпус, в хату аналогичной той, в которой был здесь в прошлый раз. Такая же узкая, маленькая, шконок на четырнадцать мест, а зеков в два раза больше, две трети из которых транзитники. Приехали мы в пятницу, в выходные этапа нет, а в ночь с понедельника на вторник наступал Новый год. Было понятно, что следующий этап теперь только после новогодних праздников, а это значило, что торчать этапникам на смоленском централе минимум две недели.
От этого в хате стояло удручённое настроение. Местные были недовольны наплывом транзитников, которые не только на общак не уделяют, но многие и сами просят грева, ведь не у всех был собранный баул, как у меня. Транзит был недоволен условиями, в которых придется сидеть минимум несколько недель, да и на хате были голяки. Я не говорю об отсутствии продуктов с передачек, здесь не было даже рандоликов к чифиру. А на одной баланде, в которой отсутствовали как таковые питательные элементы, далеко не уедешь.
Местные перед нашим приездом успели поставить брагу на последних конфетах, готовясь к Новому году. Хотя бы это радовало, только самогон мог отвлечь от мрачных мыслей.
Наступило тридцать первое декабря. Настроение в хате поднялось, на носу был Новый Год и вечером, после ужина, мы планировали перегнать брагу в самогон. Браги было достаточно и самогона хватило бы на всю хату. Не ужраться, конечно, но по стопке-две точно.
Подходит время к ужину, открываются тормоза и в камеру влетает спецназ ГУФСИН.
— На продол все! Быстро! — рявкают маски-шоу и выводят нас в коридор.
— Дежурный кто? — вопрошает один из сотрудников без маски.
— Дежурных нет, останусь я, — говорит смотрящий.
Нас вывели на прогулочный дворик, где мы ожидали окончания шмона. Было ясно, что брага сейчас отлетит. Хоть тюрьма и чёрная, навряд ли смотрящий сможет договориться. Раз для шмона привлекли маски-шоу, то было понятно, что обыск целенаправленный, дабы лишить зеков какого-либо расслабона на праздник.
Через час нас повели обратно в хату. Смотрящий, удручённо стоял посередине камеры.
— Ну? — спросил кто-то.
— Отмели! — развёл руками тот.
Ну всё. Новый Год точно обломался.
Помню, как встречали 2007 год на малолетке. Заварили чифира, накрыли стол. На дубке было всё — и колбаса, и сыр, и конфеты самые разные. Из печенья и сгущёнки сделали торт. Специально экономили продукты с передачек перед праздником. В 12 ночи весь корпус начал стучать по решеткам и тормозам, орать в окна поздравления, мусора бегали по продолу и требовали угомониться… Весело было!
Сейчас же мы в тишине собрались поближе к дубку, расселись по три-четыре человека на шконку, заварили несколько литров чифира и пускали его по кругу, даже
