Избранная лирика - Уильям Вордсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ON SEEING A TUFT OF SNOWDROPS IN A STORM
When haughty expectations prostrate lie, And grandeur crouches like a guilty thing, Oft shall the lowly weak, till nature bring Mature release, in fair society Survive, and Fortune's utmost anger try; Like these frail snowdrops that together cling, And nod their helmets, smitten by the wing Of many a furious whirl-blast sweeping by. Observe the faithful flowers! if small to great May lead the thoughts, thus struggling used to stand The Emathian phalanx, nobly obstinate; And so the bright immoral Theban band, Whom onset, fiercely urged at Jove's command, Might overwhelm, but could not separate!
"Когда надежда в прахе слезы льет…"[94]
Когда надежда в прахе слезы льет И гнется гордый дух, прося прощенья, У малых сих, не ждущих разрешенья Всех бед природой, силы достает Жить праведно, неся всем миром гнет. Так трепетных подснежников скопленья Стоят, качаются, хоть в исступленье Их бесноватый вихрь крылами бьет. В цветы всмотрись! Здесь оживает в малом Великое: держала ход врагов Фаланга македонцев удалая; Фиванцев, в их геройстве небывалом, Строй войск, что в бой послал отец богов, Разъединить не смог, одолевая.
SONG FOR THE SPINNING WHEEL
Swiftly turn the murmuring wheel! Night has brought the welcome hour, When the weary fingers feel Help, as if from faery power; Dewy night o'ershades the ground; Turn the swift wheel round and round!
Now, beneath the starry sky, Couch the widely-scattered sheep; — Ply the pleasant labour, ply! For the spindle, while they sleep, Runs with speed more smooth and fine, Gathering up a trustier line.
Short-lived likings may be bred By a glance from fickle eyes; But true love is like the thread Which the kindly wool supplies, When the flocks are all at rest Sleeping on the mountain's breast.
ПЕСНЯ ЗА ПРЯЛКОЙ[95]
Поздний час глядит в окно, Но усталая рука Крутит вновь веретено, И проворна и легка, — Ночь пришла, легла роса, Чаще шелест колеса.
Разбрелись в полях стада, Спят под кровом темноты, — Пряжа льется без труда, В пальцах больше быстроты. Овцы спят — и крепче нить Начинает прялка вить.
Застилает взгляд очей Быстролетной страстью кровь, Долговечней и прочней Настоящая любовь, — Это нить в руках у прях В час, как овцы спят в горах.
THE HAUNTED TREE
Those silver clouds collected round the sun His mid-day warmth abate not, seeming less To overshade than multiply his beams By soft reflection — grateful to the sky, To rocks, fields, woods. Nor doth our human sense Ask, for its pleasure, screen or canopy More ample than the time-dismantled Oak Spreads o'er this tuft of heath, which now, attired In the whole fulness of its bloom, affords Couch beautiful as e'er for earthly use Was fashioned; whether, by the hand of Art, That eastern Sultan, amid flowers enwrought On silken tissue, might diffuse his limbs In languor; or, by Nature, for repose Of panting Wood-nymph, wearied with the chase. О Lady! fairer in thy Poet's sight Than fairest spiritual creature of the groves, Approach; — and, thus invited, crown with rest The noon-tide hour though truly some there are Whose footsteps superstitiously avoid This venerable Tree; for, when the wind Blows keenly, it sends forth a creaking sound (Above the general roar of woods and crags) Distinctly heard from far — a doleful note! As if (so Grecian shepherds would have deemed) The Hamadryad, pent within, bewailed Some bitter wrong. Nor is it unbelieved, By ruder fancy, that a troubled ghost Haunts the old trunk; lamenting deeds of which The flowery ground is conscious. But no wind Sweeps now along this elevated ridge; Not even a zephyr stirs; — the obnoxious Tree Is mute; and, in his silence, would look down, О lovely Wanderer of the trackless hills, On thy reclining form with more delight Than his coevals in the sheltered vale Seem to participate, the while they view Their own far-stretching arms and leafy heads Vividly pictured in some glassy pool, That, for a brief space, checks the hurrying stream!
ОКОЛДОВАННЫЙ ДУБ[96]
Покровом серебристым облака Чуть затянули солнце, но не в силах Смягчить его лучей, и зной полдневный Потоком отраженным льется с неба На скалы, рощи и луга. Пожалуй, В такую пору не найти приюта Отрадней, чем под этим старым дубом, Раскинувшим широко тень своих Ветвей столетних над ковром душистым, Разостланным здесь вереском цветущим. Наверное, не знал роскошней ложа И сам султан, лежащий на подушках Среди цветов, отдавшись неге сонной. Сама природа выткала его Для отдыха усталых нимф-охотниц. И ты, которая для глаз моих Прекрасней всех, живущих в этих рощах И гениев и духов, неужели Ты не придешь, чтоб отдохнуть здесь тоже В полдневный час. Я знаю, говорят, Что к дубу подходить небезопасно, Что он, когда в лесу порывы ветра Ревут, шумят, — он тоже громко стонет И скорбный звук несется с ураганом. Когда б пастух аркадский это слышал, Сказал бы он, что бедная дриада Обречена оплакивать свой жребий, Ее навек связавший с этим дубом. Поверье есть иное, будто духи Недобрые слетаются сюда И вспоминают жалобой и стоном О тех делах, которым был свидетель Один цветущий вереск. Но теперь Спокойно все, не шелестят вершины, И воздух тих, не колыхнется. Нем Виновник этих страхов, и в молчанье Под сень свою тебя он примет нежно, И над тобой он склонится вершиной, Как клонятся ровесники его Над заводью спокойной, и тобою Он будет любоваться, как они Любуются неверным отраженьем Своих ветвей в замедлившей реке.
From "ECCLESIASTICAL SONNETS"
Из сборника "ЦЕРКОВНЫЕ СОНЕТЫ"