Хроника воскрешения царей - Малик Шах-Хусайн Систани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Макбуль сообщила о том куполе целомудренности, я поставил в известность Малика Махмуди. Затем мы рассказали эту тайну Мирзе Абу-л-Фатху Ма’или, который в ту пору находился в согласии с нами, жестоко страдающими. Отправили гонца к Амиру Саййид-’Али и потребовали его [к себе]. Амир Саййид-’Али приехал в тот же час. Я рассказал ему правду. Он ответил: «Погадайте на Коране, а они пусть подождут завтрашнего вечера, когда будут готовы лодки тутин и небольшие суда сумбак. Никакого вреда вам не будет!»
Мирза Ма’или погадал [на Коране] и стал торопить с отъездом, так как выпал [на долю] коранический стих «Наказание». Воистину, если бы в то мгновение узнали [о наших планах], нас схватили бы! И мы решили ехать. Амир Саййид-’Али сказал: «Не беспокойтесь о близких маликов. Когда вы уедете, никто не посмеет тронуть ваших людей!»
Малик Махмуди находился в доме возле своей больной жены. У [сего] бедняка было место на крыше, и я возлежал на ложе побега. Приятель по имени Хавайи, сапожник, которому доверяли малики Пеласи, спал на площадке на крыше. Время от времени он поднимал голову и поглядывал на нас. Макбуль держала в руках опахало и обмахивала [им] от жары и обилия мошек. Когда негодяй Хавайи заснул мертвым сном, я мгновенно уложил на тюфяк Макбуль и накинул на нее банную простыню, которой [до того] был укрыт сам. [Затем] взял в руки опахало и стал махать им. Словно пламя я метнулся с крыши во двор и дал знать Малику Махмуди, что пора бежать. Когда Малик Махмуди вышел, Малик Йахйа, которому было 15 лет, разревелся: «Я поеду с вами!» Лошади для него у нас не было. Чтобы успокоить братьев, я взял мальчика на плечи, и мы с братом вышли. С [сим] бедняком находились Шайх Дусти сын Шайха ‘Али, из старых друзей, /299/ и Ахмад, стремянный [сего] раба. У обоих были стрелы и лук. Из людей брата присутствовал Хаджи Накиб Хусайн, [его] старый друг. Мальчика я пересадил им на плечи, а сам поднялся на крышу ветряной мельницы, где спал тюрк, слуга мирзы, и взял стрелы, лук и меч того обреченного на смерть. Когда он поднял голову, я выхватил меч и сказал: «Молчи, у этой двери стоят двести мулазимов и сторонников маликов! Мы уезжаем! Передайте мирзе наши поклоны и [скажите]: ”Так-то ты держишь данное [нам] обещание? На два-три дня освободил нас от разговоров о тюрьме и вновь по навету смутьянов раскаялся [в своем поступке]! Теперь оставайся сам по себе, не причисляй себя к сторонникам маликов и жди расплаты за свои поступки!”» [С этими словами] я спустился с крыши мельницы. Тот тюрок счел во всем повинным сморивший его сон — будто сон был повинен в отъезде Малика Мухмуди и [сего] раба, в приезде Малика Абу Са’ида, нашего племянника, к кызылбашам (поступок, лишенный всякого разума), а также в пробуждении его от притворного сна. Упомянутый тюрок и названные малики вместе со своими мулазимами и жителями селения ночью отправились за нами, беглецами, на улицу благополучия. Сын Малика Махмуди и тот человек, на плечах которого он сидел, уже проехали часть пути, а мы трое стояли до тех пор, пока те люди могли слышать [нас]. Я говорил [им]: «В пустыне к нам примкнут двести-триста человек из мулазимов Малика Джалал ад-Дина! Перестаньте преследовать нас, не то мы повернем назад и расправимся с вами!»
Те люди прекратили погоню, и мы спокойно отправились в путь. В полночь приехали в окрестности Мазара Пир Давуди{442}. На рассвете приехали в старое убежище Малика Махмуди в Джарунаке. Когда взошло солнце, мы нашли приют между ручьями Зангаб среди зарослей верблюжьей колючки. Сил ехать дальше не было. В начале той ночи, что мы бежали, к мирзе приехал гонец, и он узнал [о нашем бегстве]. Все его воины и систанцы нерешительно сели на коней и отряд за отрядом проезжали мосты через каналы, которые были на пути в Насрабад, Джарунак и Чунг-и Марган{443}.
Сии бедняки /300/ за прикрытием островка верблюжьей колючки, высота которой была не более двух-трех ваджабов{444}, искали покровительства у всемилостивого, всепрощающего, покрывающего тайны и милосердного Бога и читали охранительную молитву: «О Боже, Своей милостью расстели для нас покровом Твою защиту, введи нас в сокрытые Тобой тайны, избавь нас от зла Твоих тварей! Поставь преграду между нами, бедами и несчастьями, о Ты, самый милосердный!»
Те люди, оседлавшие коней с целью преследования и поимки [сих] бедняков, проезжали отряд за отрядом, группа за группой [мимо нас]. Всевышний Бог сохранил нас, всеми покинутых. Ни один [из них] не увидел [сих] бедняков, пока солнце — глаза сего мира — не скрылось за шелковым занавесом на западе и мир облачился в платье «сделали ночь покровом»[137].
Беглецы «и прибегшие к Аллаху»[138] кинулись в разные стороны. Хаджи Таки Хусайн уехал в местность Хакан (?) и оповестил находившихся в той местности надежных мулазимов моего брата. Хаджи Гургани и брат нагрузили двух коров птицей, жареными барашками, хлебом, мастом{445} и другой снедью и во время последней вечерней молитвы доехали до холма Ходжа Чихилгази. В то же время мы, двинувшись вперед, углубились в леса Риг-и Хваракан (так!). В полночь забрались на песчаный холм между двух глубоких рек и там спокойно отдыхали. Когда утро стянуло с головы покрывало и осветило лучом благосклонности плохих и хороших [тварей], на восходе солнца сошлись вместе почти 150 стрелков из ружей
