У кладезя бездны. Псы господни - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прекрасно видя в темноте, он свернул колпачок со ствола «маузера», начал наворачивать глушитель. После того как оружие несколько лет пролежало в земле, его надо было опробовать хотя бы несколькими выстрелами.
— Ты интересный человек, белый. Ты очень интересный человек…
Паломник начал проверять винтовку, как она перенесла долгое лежание в земле.
— Куда мы пойдем? — спросил он.
— В мою деревню, белый. Там нам дадут транспорт и подскажут, как добраться до Могадишо.
Раннее утро 26 апреля 2005 года Территория Сомали
Перестук выстрелов они услышали задолго до того, как вышли к деревне, задолго до того, как они поняли, что перед ними деревня. Местность была холмистая, на востоке оранжевым заревом уже вставал рассвет, и им надо было выбрать, где они залягут на сегодняшний день и, желательно, где они пополнят запасы воды. Но они прошли границу, очень хорошо охраняемую границу, и теперь все должно было быть намного проще.
— Слышишь, мнгани [105] … — Акумба снял автомат с плеча.
Паломник давно это слышал — редкий, неритмичный перестук автоматных и винтовочных выстрелов. Он хотел обойти это место от греха подальше, но в то же время хотел вмешаться: им нужны были деньги, транспорт. Все это можно раздобыть в месте, где теперь идет бой: когда воюют двое, в выигрыше часто оказывается кто-то третий.
Паломник осмотрелся, ища место для наблюдения. Снял с предохранителя свою винтовку…
— Иди за мной. И тихо…
Место для наблюдения они нашли на самой вершине холма. Когда-то здесь была вода, и воды было столько, что даже холм порос частым, колючим кустарником, а на самой его вершине кто-то, возможно, местные поселенцы, посадили дерево. Теперь воды не было, дерево засохло, на его буром крепком теле не было больше ни единого лепестка, и оно стояло, безжизненно протягивая к небу голые ветви в бесполезной мольбе о дожде…
— Жди здесь. Не высовывайся. Подашь мне винтовку. Смотри не урони.
Суровая жизнь в монастыре, скудное питание и долгие переходы по горам высушили его, но он был почти таким же сильным и проворным, как раньше; долгие месяцы физического труда в отсутствие излишеств сделали тело Паломника как будто выточенным из камня. В два маха, легко подтянувшись на ветке, он забросил ноги наверх, зацепился, изогнулся — и через несколько секунд был уже на подходящей позиции. Толстый ствол, в котором, наверное, в самой его сердцевине еще теплилась жизнь, защищал его от пуль, наверное, даже крупнокалиберного пулемета, отходящие от ствола ветви давали опору рукам и стволу. Распластавшись по ветке, как леопард, он спустил вниз веревку, и Акумба подал ему наверх винтовку. Аккуратно сняв колпачки с прицела, он удобно уложил винтовку в развилку ветвей и глянул в прицел…
Селение было большое и явно построенное поселенцами или местными под руководством поселенцев. По крайней мере его часть, та, что ближе к дороге, — дома там были из камня, не поленились с гор привезти. Количество домов было под сотню, из них не меньше двадцати горели, даже догорали, и дым от них черными столбами поднимался в светлеющее с каждой минутой небо. Прицел был шестикратным, пятидесятых годов выпуска — он выдвинул бленду, чтобы не слепило и не отсвечивало…
Сначала он увидел одну машину, потом еще несколько — у мечети, из которой что-то выносили. На двух машинах были пулеметы, на одной даже крупнокалиберный, она стояла у самого въезда в селение, перегораживая выезд, и около пулемета… аж спаренного, вон как, был пулеметчик. Черный…
Паломник перевел прицел дальше.
Трое, на всех какое-то подобие военной формы, а на одном даже подобие погон — какие-то яркие эполеты. У всех автоматы. Поставив к стенке несколько мужчин… да каких там мужчин… подростков, они заставляют их прыгать и танцевать какой-то танец. В качестве стимула — стреляя им под ноги.
Автоматчики были черные.
Паломник перевел прицел еще дальше, по пути заметив лежащие на дороге трупы.
Еще один… «воин» — на этот раз в бурой камуфляжной куртке, но без штанов. Кого-то трахает, прямо на дороге, на земле…
И этот — черный, судя по цвету ритмично двигающейся задницы…
Паломник перевел прицел еще дальше.
Еще двое, один с автоматом, другой поливает из двадцатилитровой канистры стащенных в кучу людей, видимо раненых. Понятное дело, что не водой.
И эти — черные.
Паломник прицелился, чтобы видеть площадь.
Двое, у одного на ремне через плечо — ротный пулемет с мешком для ленты. Караулят согнанных в углу площади женщин и детей. Еще двое выхватывают из людского месива то женщину, то ребенка, связывают и швыряют в кузов тентованного «Фиата» шестьсот восьмидесятой модели, колониального. Судя по цвету — желто-бурый, пятнистый, — машина армейская, бывшего контингента колониальных войск в Сомали.
Еще один — следит за порядком, в руке у него хлыст шамбок, и он лениво щелкает им, вытягивая то одного, то другого. Четвертый, тоже без штанов, кого-то трахает, прижав к стене мечети.
Прямо посреди площади — несколько трупов, валяющихся так, как будто их на бегу настиг пулеметный огонь. Наверное, так оно и было…
Понятное дело — мужчин убили, женщин и детей собираются вывезти и продать в рабство. И все работорговцы — черные…
Великолепно просто…
Паломник увидел и два места, где все еще оказывалось сопротивление, — это были поселенческие дома, крепкие, специально построенные в расчете на возможную осаду. Их обстреливали, но лениво, только чтобы удерживать обороняющихся в домах и не дать вырваться. Паломник видел в прицел спины, обтянутые бурыми камуфляжными куртками, загривки… все черные…
Наскоро прихватив винтовку веревкой к ветке, чтобы не свалилась, Паломник соскочил вниз.
— Этническая чистка в полный рост, — сообщил он Акумбе. — Человек сорок, две машины с пулеметами. На одной — крупнокалиберная спарка, минометов не видно. Обойдем?
Акумба отрицательно покачал головой.
— Это мой род и мой народ.
— Это не твой народ… — сказал Паломник, — ты амхари.
— Это мой народ. Я африканец. Ты — можешь идти, белый.
— Тебя убьют. Там сорок человек.
— Тогда я погибну, как мужчина и воин…
Акумба встал с места — он спокойно сидел до этого, поджав под себя ноги, — собираясь идти к селу.
— Акумба…
Акумба обернулся. Паломник бросил ему свое запасное оружие, пистолет-пулемет, на нем был глушитель.
— Заходи слева. Я уберу пулеметчика на спарке. Будь осторожен. Не лезь на рожон, дай работать мне.
— Зачем тебе это, белый?
Паломник провел рукой по лицу.
— Видишь, какого цвета стала моя кожа? Теперь я тоже… африканец.
Акумба хлопнул в ладоши — так африканцы выражали уважение мужеству другого человека — и пошел вниз, пригибаясь, чтобы его не было видно за пересохшим кустарником.
Паломник залез на дерево, приложился к винтовке. Мысленно прорепетировал, что он будет делать, кого уберет и как.
Выбрал крайний дом, прицелился по элементу его украшения — вдавленным в глину разноцветным бусинам, которые образовывали круг, — как раз мишень. Винтовка кашлянула, глушитель поглотил звук. Несмотря на то, что винтовка пролежала долгое время в земле, работала она превосходно. Умеют немцы делать оружие…
Ага, правее…
Он добавил два патрона в магазин, подкорректировал прицел и выстрелил еще раз. Вот… так, на сей раз точно в центр. И это — с пятисот метров…
Время платить по счетам…
Он прицелился в пулеметчика у спарки, стоящего к нему спиной. Спустил курок — на обтянутой пятнистой тканью спине пулеметчика появилась дырка, сама ткань стала стремительно набухать темным. Он передернул затвор — на это у него ушла секунда, не больше. Снова прицелился, но пулеметчика уже не было видно, дырчатые кожухи стволов спаренного пулемета безжизненно смотрели в небо…
Есть.
Вторым он застрелил того, кто трахал женщину на земле. Он был один, и на него не особо обращали внимания — такие цели нужно выбивать в первую очередь. Пуля попала ему в бок, он дернулся в последний раз и застыл.
Have a good fuck.
Затем он убил двоих, которые стояли у разожженного костра и смотрели, как горят люди, которых они облили бензином и подожгли. Первый упал, как колода, вперед, в костер, второй только успел тупо оглянуться. Пуля сразила и его…
Затем он перенес огонь на тех, кто осаждал последние два оплота защитников деревни. Там грохотали выстрелы, и все внимание осаждавших было приковано к узким окнам первых этажей все еще обороняющихся домов. Он начал выбивать их, спокойно и методично, рассчитывая на то, что вышедшие из своих домов защитники деревни нападут на нападавших, создадут панику и завяжут бой, а в этом бою он спокойно доберет, кого сможет. И уж точно — в бою никому не будет дела до снайпера-одиночки на холме над деревней…