Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Официальная статистика на весь мир хвастливо трубила, что в СССР, стране «развитого социализма» нет безработицы, разумеется, как и проституции и организованной преступности, дескать, подобное существует лишь в загнивающем бесперспективном капиталистическом обществе, а у нас для этих гнусных пороков нет социальных корней. «Корни» были безжалостно вырваны советской властью и ленинской партией после революции 1917 года. И эти понятия вдалбливались в головы людей десятилетиями, начиная с детского сада, как и то, что коммунистическая партия — это ум, честь и совесть народа. Если и не все в это верили, то, по крайней мере, помалкивали. В брежневскую династию, когда даже высшие партчиновники стали чуть ли не открыто воровать, брать взятки, обогащаться, строить дачи-дворцы и чувствовать себя некоронованными королями, в партию кинулись разные темные личности, карьеристы, жулики, воры. Впервые при Брежневе самые темные полу-преступные слои нашего общества коммунистическую партию стали считать своей партией, отбросив все ее лживые идеалы, они ухватили самую суть: членство в партии дает возможность лучше жить, вкуснее есть, слаще пить и без особого напряжения и талантов стремительно делать карьеру в любой отрасли народного хозяйства, опять же для того, чтобы еще больше государственное, а значит — ничейное — хапать, рвать, тащить себе. А продажная пропаганда, газеты-журналы по-прежнему оглушительно трубили о самом лучшем в мире советском строе, о наших колоссальных успехах, особенно в космосе, о верном ленинце и его славных соратниках, которых будто по внешнему облику подбирали в Политбюро, чем круглее, сытее, уродливее, тем и чин выше…
Идти служить в какую-нибудь организацию Белосельскому не хотелось, в журналистике он разочаровался, хотя работа в газете давала хотя бы относительную свободу, если, например, устроиться собкором какой-нибудь центральной отраслевой газеты, но таких синекур было в Ленинграде не так уж много. И их расхватали давным-давно. И, конечно, в первую очередь партийцы.
Столкнулся Вадим и еще с одним обстоятельством: в Ленинграде у него почти не было знакомых, не то что в Великополе, где он прожил больше десяти лет. А без знакомств и протекции нечего было и соваться, разве что на завод рабочим. Объявлений на заборах было много. Все рвались в начальники, а к станку набирали приезжих или, как их называли, «лимитчиков» За прописку и угол они не отказывались ни от какой работы. Вера пыталась всячески помочь ему, даже переговорила со своим начальством и сказала, что он может рассчитывать на место шофера в интуристском гараже. Будет возить иностранцев на автобусе. Сообщила, что зарплата приличная, потом, иностранцы нередко щедро одаривают обслуживающий персонал. Место шофера в «Интуристе» считается престижным, без взятки туда не устроишься…
Вадим поблагодарил Веру, но перспектива мотаться по разбитым городским улицам на автобусе его тоже не прельщала, а рассчитывать на подачки иностранных туристов вообще было унизительно. А вот Вера охотно брала разные красивые безделушки, шариковые ручки, духи… Ко всему, наверное, должна быть привычна. Ей не казалось зазорным отказываться от подарков, так было принято во всем мире. Туристы дарят шоферу бритву «Браун», а она в комиссионке стоит 100–120 рублей. Кто же от такого подарка откажется? Или французские духи? В наших магазинах их днем с огнем не сыщешь да и стоит 50–80 рублей крошечный флакон.
В газетах-журналах писалось о трудовых подвигах советских людей, помещались их портреты, интервью, как они поднимают целину, возводят новые города, строят ГЭС, АЭС, радио неумолчно трещало тоже об этом, не отставало и телевидение, в кинофильмах советские люди жили красиво и счастливо, прославленные прессой писатели-лауреаты воспевали в своих роскошно изданных книгах нашу счастливую жизнь при социализме, создавали впечатляющие образы мудрых партийных работников, умно разрешающих все возникающие на пути к светлым идеалам коммунизма трудности простых смертных, живописцы писали картины с вождями в центре, портреты сталеваров, шахтеров, агрономов, композиторы создавали на эти темы оратории и симфонии, поэты слагали оды и слова для бодрых песенок… А жизнь текла в огромной стране совсем иная, ничего общего не имеющая с этой хорошо отлаженной идеологической машиной всенародной пропаганды по оглуплению людей и особенно незрелой молодежи. Все государственное, а в СССР все было государственное, люди считали чужим, а раз это чужое, ничейное, то можно было его, не стесняясь, брать, тащить домой, продавать. Это и за воровство не считалось. Так появились «несуны». Эти ежедневно прихватывали с рабочего места часть сделанной продукции. Заводы и фабрики гнали вал, перевыполняли планы, получали премии, издательства выпускали серые бездарные книжки, платили авторам громадные гонорары, а продадут эти книги или нет, никого не волновало. Страна-то большая, громадная… А что не возьмут даже в библиотеки, спишут в макулатуру. Рубили леса, даже добрались до сибирских кедров, испоганили Байкал, перегораживали реки плотинами, губя ценную рыбу, отравляли хаммеровскими ядохимикатами землю, воду. Что ни новый первый секретарь ЦК, то тут же готовился новый проект по уродованию земли и природы. То осушение болот, после чего все живое исчезало, додумались даже до поворота рек, но тут уж заволновались даже те, кто верил печати, радиотелевидению. Этот сатанинский поворот рек нес России нищету и смерть. Нашлись патриоты в России, которые стали публично выступать против этой дикой, губительной идеи. Но кто их слушал? Уже миллиарды были израсходованы на этот проект врагов земли русской. Миллиарды летели на ветер, щедро отпускаемые некомпетентными правителями на безумные проекты века, столичные прожектеры яростно боролись за то, чтобы довести начатую аферу до конца и хапнуть Государственную премию. И опять же никому ничего не было жалко, ведь государственное это не свое, чужое!
Страна медленно, но неуклонно катилась к зияющей пропасти и остановить ее уже было невозможно. Народ спивался, вернее его спаивали, работал спустя рукава, уже всем было известно, что продукцию, выпущенную в конце месяца или квартала, нельзя покупать, потому что ее делали кое-как, тяп-ляп, лишь бы при помощи штурмовщины выполнить план по валу и получить премиальные, а на качество — наплевать! Все равно купят. От генерального директора крупнейшего предприятия до простого рабочего начало доходить, что работают они неизвестно на кого, не отвечают ни за что, а получают лишь за вал, была бы бумажка подписана, так стоит ли стараться что-то изобретать, улучшать, если это никому не надо? Партийные функционеры, поставленные во главе крупнейших предприятий, не знали производства, и их ничего не стоило обвести вокруг пальца любому недобросовестному специалисту. Никто не заботился об улучшении и модернизации производства. Нынче ты — генеральный директор завода, завтра можешь стать начальником главка. Делали карьеру, а не пеклись о производстве, продукции. Таинственный хозяин всего в стране «Государство» — это было понятием отвлеченным. Знает ли вообще это самое «Государство», что у него есть, а чего нет? Не было единого хозяина у леса, сельского хозяйства, промышленности, транспорта, каждый тянул как говорится, одеяло на себя. Больше думали о личное выгоде, чем о государственной. Министерства и Главки плодились как грибы, везде раздувались штаты, были предприятия, где начальства значилось по ведомости больше, чем рядовых рабочих. Даже явно убыточные предприятия не закрывались — как же, у нас не должно быть безработицы! — их содержали на дотациях: отбирали средства у передовых предприятий и перечисляли отстающим. Некачественной продукцией завалили все склады и магазины, население страны старалось не покупать аляповатую отечественную обувь, одежду, мебель — гонялось за импортной. Продать же советскую продукцию за рубеж было невозможно, потому что ее качество и близко не ночевало с мировыми стандартами. Зато хорошо делали танки, ракеты, пушки… По крайней мере, открыто хвалились этим высокие государственные деятели. По-видимому, чтобы «напугать» наших врагов.
Все, что считалось у нас передовым и прогрессивным по сравнению с миром капитала, на поверку оказалось, отсталым, примитивным, никуда не годным. Гнилой липой. Любая хорошая инициатива сверху зажималась, потому что она несла какую-то перестройку в налаженном еще при царе-батюшке производстве, а кому это нужно было? Наши изобретения уходили за границу, там осуществлялись, а потом «Государство», как ни в чем не бывало, покупало наше кровное за валюту…
Стоило ли идти работать в это уродливое отсталое хозяйство? Везде ложь, очковтирательство, приписки. Ради того, чтобы не лишиться премии, Шли на подлог, обман, рискованные аферы. А сидящая на самом верху руководящая правящая партия, ядро которой составляли случайные карьеристы и некомпетентные люди, заботилась лишь о самой себе и о своих руководителях. Вот для них было все лучшее, что производилось в нашей стране, и самое ценное и передовое из-за рубежа. Партийная элита строила для себя капитальные дома с улучшенной отделкой, обставляла двухэтажные квартиры с холлами для приема и дачи-дворцы лучшей импортной мебелью, получала из распределителей за мизерную плату все самое-самое, что имеют лишь миллионеры в процветающих странах. А все это, безусловно, давало ощущение твоей исключительности. Когда у тебя все есть, что простым смертным недоступно, это придает и в собственных глазах вес, значительность, вот почему партийные «отцы-радетели» очень не хотели, чтобы другие граждане «социалистического рая» пусть даже за бешеные деньги имели все то, чем владеют они. Сажали за проигрывание на магнитофонах зарубежной музыки, а когда появились видеомагнитофоны, стали каждую кассету с намеком на секс или политику считать подрывающей основы власти. Милиция отключала во всем доме свет, чтобы кассета осталась в аппарате, вламывалась в квартиры, где были видеомагнитофоны с кассетами, и все забирала. В провинции проходили чудовищные процессы над любителями видеофильмов, иногда даже за самые безобидные с обнаженной натурой давали срок. Вот как блюлась нравственность народа! И это в то время, когда комсомольские жеребчики на черных «Волгах» мчались на турбазы с саунами и парилками и там предавались со смазливыми комсомолками самому безобразному разврату, следуя примеру своих старших братьев — работников партаппаратов. Тупые партийные чиновники покупали за рубежом для народа убогие, серые кинофильмы, где показывались лишь пороки капиталистического мира, а для себя брали совсем другие фильмы, которые и просматривали на дачах в собственных кинозалах. То, что запрещалось для народа, было доступным только им. Их дети, воспитанные на преклонении перед Западом и в презрении к собственному оглупленному народу, учились в специальных школах и институтах, после окончания которых уезжали продолжать свое образование или работать за рубеж. Министерство иностранных дел, внешторги и внешэкспорт — это было их вотчиной! Они и в брак вступали только свои со своими, в свою избранную касту не допускались «чужие». А «чужими» для партийной элиты стал весь советский народ. Или, как они его называли, «масса». Серая, безликая масса, покорно глотающая с ложки все, что ей подсунут.