Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов

«Счастливые люди! — с горечью подумал Вадим, — Выпили и радуются. И что им до политики, воровства в стране, разбазаривания природных богатств… Это ведь все не им принадлежит — „Государству“! А что такое „Государство“, они почувствуют лишь тогда, когда в милицию попадут, если вдруг надебоширят…».

Он решительно сбросил трикотажные брюки, оделся по погоде и вышел на улицу. Хватит валяться на постели и ждать, когда тебе приличная работа сама свалится с потолка… Нужно куда-то идти, что-то предпринимать...

Он положил во внутренний карман голубой куртки на молнии паспорт, трудовую книжку, диплом брать не стал: та работа, на которую он рассчитывал, не требовала высшего образования. Кстати, он его получил без отрыва от производства. Учился заочно. Так что не обязан «Государству» отрабатывать диплом по специальности и в тех местах, куда оно его пошлет, как посылает сотни тысяч студентов. Ничего, с месяц он поработает грузчиком на Некрасовском рынке, а в июне-июле отправится на Псковщину в какой-нибудь совхоз или колхоз подзаработать как следует, так чтобы хватило на всю зиму. К этому времени собьет бригаду из таких же неприкаянных, как и он сам. И главное, не пьющих. Силы в руках хватает, тяжести носить на горбе он сможет, а грузчики, говорят, неплохо зарабатывают и не очень-то подчиняются начальству, вон как эти красноклювые орлы в рабочее время приканчивают пятую бутылку!..

5. Трудный разговор

— Тофарищ, я еще не наторговал, ты можешь полусить за разгрузку картошки столько, сколько унесесь, — предложил Вадиму эстонец, машину которого он только что разгрузил. Мешков пятьдесят перетаскал из крытого кузова «Татры» в сырое полуподвальное помещение Некрасовского рынка.

Вадим не возражал: с картошкой в конце мая в Ленинграде была напряженка, не брать же магазинную — мелкую и гнилую? Как и везде: государственное — недоброкачественное, дерьмо, а выращенное на собственном участке — крепкое, ядреное, сухое. Правда, и стоит в пять раз дороже. Он легко вскинул на плечо мешок — в нем было пуда три, не меньше, — и было направился к выходу, как эстонец — коренастый носатый блондин в шапочке с целлулоидным козырьком — остановил:

— Позалуй, я заплачу тебе деньгами, тофарищ, — сказал он, показав глазами, что мешок нужно отнести на место. — По таксе.

Вадим и на это не возразил: картошки он сможет купить у этого же эстонца по шестьдесят копеек за килограмм, а целый мешок ему и не к чему. Негде дома хранить — балкона-то нет, а между дверей мешок не поставишь.

Когда месяц назад он пришел к администратору Некрасовского рынка и попросился на работу грузчиком, тот долго выжидательно смотрел на него и молчал. На документы, которые Вадим выложил на стол, и не взглянул.

— Так как? — спросил Вадим. — Вы меня оформляете?

— Никак, — наконец ответил администратор, — Мне не нужны грузчики, а если будете халтурить у машин — скажу милиционеру, чтобы вас отсюда выставили.

Ничего не понимая, Вадим вышел из маленькой комнатки на втором этаже, пропахшей кислой капустой и мандаринами, довольно неприятный букет! Грузчиков явно не хватало на рынке, крутились какие-то пропитые красноглазые личности с трясущимися руками, но какой от них прок? Поднести коробку южных фруктов или подкатить к прилавку бочку с солеными огурцами — это они еще могли, а таскать на горбу многопудовые мешки с картошкой или ящики с бутылками — тут у них силенки не хватало. Странно, что ему администратор отказал… Но вскоре какой-то хмельной доброхот объяснил в чем дело: нужно Гоге, так звали администратора, «дать в клюв».

— Сколько? — поинтересовался Вадим. Идти еще куда-то искать другую работу ему не хотелось. Некрасовский рынок почти рядом с домом, работают здесь главным образом утром и вечером, когда приезжают из других республик тяжело нагруженные грузовики. За день можно запросто заработать до пятидесяти рублей, а хочешь — получай фруктами, овощами и другими дарами природы. Это ему объяснили толкающиеся здесь без дела грузчики. Они больше были заняты не работой, а поиском укромного местечка для выпивки. Дело в том, что тут частенько ошивался старшина милиции, а ему лучше на глаза не попадаться, особенно за распитием спиртных напитков. Вообще-то, конечно, с ним поладить не трудно, но сколько же можно всем давать в загребущую лапу?..

— Сто «рябчиков», — назвал доброхот цену стоимости должности грузчика на Некрасовском рынке. — Гога меньше не берет. И в трудовую книжку, коли она у тебя имеется, запись сделает и печать прихлопнет.

Вадим занял у Веры сто рублей и на следующий день снова предстал перед черноволосым со щегольскими усами вразлет Гогой. Прикрыв за собой дверь, Вадим положил на заляпанный пятнами стол с телефоном и несколькими серыми папками паспорт, трудовую книжку и сверху две новенькие пятидесятирублевки.

— Заявление надо? — деловито спросил Вадим.

Жестом фокусника Гога смахнул деньги в ящик письменного стола, раскрыл документы, быстро пробежал их глазами.

— Музейный работник… — почему-то в памяти у него отложилась лишь последняя должность Вадима. — Паче-му ушел с такой хорошей работы, дарагой? Не надо пуп надрывать — паказывай людям экспонаты и все дела!

— Скучно, товарищ Гога, в музее и самому не мудрено превратиться в экспонат, — улыбнулся Вадим. Он в первый раз в жизни дал взятку и не испытал никакого потрясения, как будто так и нужно было.

— Харашо говоришь. Грамотно… Работай, дарагой, — сказал Гога, небрежно отложив документы Вадима в сторону. — Найди бригадира Рафика, он тебя введет в курс дела. Да, в конце каждого месяца, не считая, конечно, этот, вот сюда… — он постучал ногтем по столу. — Сто тугриков.

— Тугриков? — удивился Вадим.

— Какой ты непонятливый, — улыбнулся белозубой улыбкой Гога. — Грузчик на колхозном рынке — ба-аль-шой человек! Он все может. Сто рублей — это мелочь, дарагой! Если ты с головой и не пьешь как свинья, тут можно в месяц сделать тонну!

Заметив, что Вадим не врубился, Гога пояснил, что «тонна» — это тысяча рублей, а «пятихатка» — 500. Объяснял он столь простые истины неофиту с явным удовольствием. Просвещенный Вадим уже было направился к двери, решив что разговор закончен, но Гога сказал:

— Тут высшим образованием никого не удивишь, дарагой! На разгрузке мандаринов и кавказских душистых груш работает кандидат технических наук Поливанов, я, кстати, сам закончил Тбилисский университет, математик.

«Деньги ты, жук, умеешь считать, особенно в чужих карманах!» — впрочем, без всякой злости подумал Вадим.

— Документы заберешь через час. Это хорошо, что у тебя ленинградская прописка… Знаешь, сколько она тонн потянет? — бросил ему вдогонку Гога. — Рафика слушайся — он моя правая рука. Панимаешь, у нас не любят, когда кто-то кому-то переступает дорогу. Делай то, что скажут и все будет ладушки, как у нашей бабушки! — Гога весело гоготнул и снял красную трубку пронзительно зазвонившего телефона. Сразу видно, что междугородняя. Возможно из солнечного Тбилиси звонок от друзей, которые сегодняшним рейсом «Аэрофлота» доставят в Северную Пальмиру ранние весенние цветы. Или укроп с петрушкой по двадцать копеек за пучок.

Гога оформил Вадима работать по договору с месячным испытательным сроком. Вадим понял, что в понятие «испытательный срок» входят две вещи: первая — сильно ли ты пьешь? И сможешь ли поднимать тяжести? И вторая — исправно ли будешь выкладывать в конце месяца на стол Гоги обговоренную сумму. Пьяницы физически долго и сами не выдерживали в горячие дни приезда продавцов всякой всячины. Тут нужно, позабыв про похмелье и головную боль, вкалывать, как папа Карло. Сто потов сойдет. И даже не потому, что машины долго не могут ждать разгрузки, а чаще всего сам груз был скоропортящимся. И тем не менее, на рынке крутились всякие ханыги, работающие, как говорится, на подхвате. В базарные дни, особенно в пятницу, субботу, воскресенье, без них было никак не обойтись. Договорных грузчиков, которым работа на рынке засчитывалась в трудовой стаж, было не так уж и много. Даже хитроумный Гога не мог нарушать штатное расписание. А «почасовики» как их тут называли, готовы были за бутылку и попотеть на разгрузке.

Кандидат технических науки Игорь Владимирович Поливанов попал сюда год назад. Это был высокий худощавый мужчина с костистым лицом аскета и глубоко посаженными коричневыми глазами. Он являлся ярким образчиком человека, на которого все житейские несчастья свалились разом, будто высыпавшаяся из лопнувшего мешка картошка: на юбилейной вечеринке в институте, где Поливанов работал, он, изрядно окосев, обозвал директора непотребными словами и в довершение всего выплеснул ему рюмку коньяка в лицо. Тот мог бы подать на него в суд за публичное оскорбление, но ограничился тем, что уволил строптивого сотрудника из закрытого института, причем с волчьим билетом. С такой записью в трудовой книжке его не пускали и на порог солидных учреждений. Дело в том, что незадолго перед этой чертовой вечеринкой от Поливанова ушла жена с «другом детства», который на удивление был похож на директора института. До этого Игорь Владимирович не питал к начальнику враждебных чувств. А тут после бутылки коньяка он и дал волю накопившемуся гневу. Выпивал он и раньше, но не больше других и уж никогда так безобразно не срывался. Не иначе как бес попутал. Говорят, нечистая сила любит подталкивать неудачников на разные дикие выходки.