Стимпанк! (сборник) - Антология

Повинуясь долгу послушной племянницы, Софи честно отправилась его искать. Несколько раз повторив себе, что никакой другой причины гоняться за кузеном у нее нет и быть не может.

Она шла через дом, стараясь не наступить на медные провода в холщовой обмотке, подсоединявшие роботов-слуг к стенам. Завидев ее, роботы бросали свои дела, отворачивали металлические лица и молча кланялись – тишина стояла такая, что Софи слышала слабое жужжание шестеренок у них внутри.

Кузена с кузиной Софи нашла в Голубой гостиной. Валериан, джентльмен двадцати шести лет от роду, развалился в кресле у стены, неодобрительно глядя на сестру. Амелия вальсировала с механическим учителем танцев.

Кукла была просто великолепна. Скульптор, видимо, ваял с действительно хорошей модели: черты медного лица отличались необычной для робота красотой. Амелия в его объятиях смотрелась пленительно: щеки цвета роз, синяя лента, в точности повторяющая оттенок сверкающих глаз, обвивает темные кудри.

При виде Софи Валериан встал.

– Кузина.

– Тетушка предположила, что вы, возможно, собираетесь на прогулку, – сказала Софи. – Я вижу, она ошибалась. Прошу меня извинить.

– Ни в коем случае! – возразил Валериан. – Ничто не доставило бы мне большего удовольствия. К тому же мне нужно сказать вам кое-что по секрету.

Софи было решила, что тетушка наконец вынудила его сделать предложение, однако взгляд кузена был прикован к сестре и кружившей ее по комнате кукле. Кто знает, о чем он на самом деле думает!

Пока Софи накидывала плащ и искала перчатки и муфту, Валериан успел уйти к ландо. Она спешно кинулась вдогонку.

– Мисс! – проскрипел ей вслед дворецкий (голосовой аппарат его явно нуждался в смазке, причем давно). – Ваша шляпка!

– Ой! – воскликнула она, смутившись, что машина углядела своими стеклянными линзами то, что впопыхах пропустила она.

В мыслях своих Софи уже ехала по парку в одной коляске с Валерианом, ощущая себя медленно поднимающимся в печке пирогом.

– Благодарю вас! – сказала она дворецкому.

Все остальные звали его Уэксли, будто он был настоящим слугой, но у нее все никак не выходило притворяться.

Оберманны вообще смотрели на многие вещи по-другому, не так как она. С автоматонами они чувствовали себя вполне комфортно, а ей один вид механической прислуги леденил кровь.

Своего отца Софи слишком часто притаскивала домой из роботизированных притонов, чтобы об этом вообще хотелось лишний раз вспоминать. В отличие от утонченных «Уайтс» или «Будлс», это был настоящий игорный ад… не говоря уже об удовольствиях куда менее невинных, чем кости и карты.

Она помнила зловещие хороводы фальшивых юношей и девушек, круживших по комнатам в отточенном ритме и принимавших элегантные позы. Их выбирали по одному и уводили в задние комнаты – истинный сад наслаждений, не только изощренных, но и точнейшим образом просчитанных. Она помнила манекен с телом ребенка и сияющей медной кожей, облизывавший исполинских размеров леденец пергаментным языком и механически дергавший головой. И другой – с повязкой на глазах, кляпом во рту и связанными за спиной руками, медленно извивавшийся в путах: налево, направо, потом снова налево. Идеально одинаковыми движениями.

– Убогий примитив! – заплетаясь языком, втолковывал ей отец. – Их собирают из производственного брака и сломанных домашних слуг.

Впрочем, это никому не мешало.

– Хорош ломаться! – восклицал он, когда Софи, отлипнув, сгружала его на руки конюхам и распоряжалась посадить в ландо. – Иди сюда, девочка, поцелуй меня! Папа выиграл кучу денег!

Его манишка могла похвастаться превосходной коллекцией пятен от бренди. Правда, мадеры все равно было больше. Галстук в нашейной тряпке угадывался лишь с большим трудом, монокль треснул. Манжеты уже не подлежали починке.

Если бы он почаще проигрывал, долги бы хоть как-то усмиряли его пыл, но папб был дьявольски везуч. Нализавшись, он играл еще лучше, чем втрезвую. И, допиваясь благополучно до смерти, лишь увеличивал свое и без того немалое состояние.

Если репутация его в определенных кругах и страдала, зато в других, не менее определенных, взлетала просто до небес. О, он был далеко не единственным джентльменом – завсегдатаем подобного рода мест. Один из их соседей в Бате даже приволок из борделя подержанный автоматон «женского полу», подсоединил к домашней системе и заделал домашней прислугой. Другой влетел в большие долги, после особо неудачной партии в карты избив манекен так, что у того отвалилась голова. Роботы – даже такие – были ох как недешевы.

А сколько мужчин (включая и ее родного дядюшку) зажимали автоматоны по углам, задирая им юбки, или отдавали друзьям поразвлечься на вечерок-другой!

И ведь не только мужчин! Одной из одноклассниц Софи родители, помнится, подарили двух роботов в личное услужение. Это были мальчики-близнецы с черными волосами, подстриженными на манер средневековых пажей и глазами настолько синими, насколько вообще могут быть стеклянные глаза. Подружка тогда пригласила еще нескольких юных леди на чай и лимонад. Софи неловко жалась в углу, пока остальные гостьи ворковали и целовали фарфоровые щеки прелестных мальчуганов. Ее это до чрезвычайности смутило, хотя почему – она не сумела бы объяснить. Впрочем, эти близнецы действительно были чем-то за гранью добра и зла! Они постоянно хихикали, жеманно и кротко, и бормотали всякий вздор высокими жестяными голосками.

А в Валериане ей как раз и нравилось больше всего то, как он обращался с автоматонами, – точно так же как и со всеми вообще: с идеальной любезностью!

Софи не понимала, как на самом деле устроены манекены, но знала, что они не могут по-настоящему думать, по-настоящему учиться. Они смеются, потому что так хочет большая металлическая коробка с проводами и шестеренками, установленная в сердце каждого дома с роботами, – та, что контролирует круговорот всех вещей в их механической природе. Это она велит им принести тебе тарелку винограду, а не тарелку камней, или, вот скажем, напомнить надеть шляпу. Это не ум, не сознание, не сочувствие. Можно легко притвориться, что они обладают всеми этими качествами, но Софи никак не могла себя заставить. Она никак не могла забыть, что есть фирма-изготовитель, работники которой регулярно смазывают механизмы и загружают в центральную машину дома команды на карточках из гравированной меди. Это они говорят автоматонам, что им делать. И если манекен вдруг зарежет хозяина в постели, винить будут их, а не бездушную машину.

В том, что манекены на это способны, Софи была совершенно уверена. И выражение лица у них в тот момент будет такое же глупое, как по утрам, когда они спрашивают, не желает ли хозяин еще чашку чаю.

Валериан подсадил Софи в коляску. Лошадьми он правил превосходно – вполне заслуженная репутация, думала Софи, пока они катили к городу в пестром свете весеннего солнца.

Она разгладила платье и постаралась не радоваться слишком сильно дуновению ветра на лице и ласкающему теплу. Леди не положено любить свежий воздух – вдруг веснушки повыскочат!

– Мама хочет, чтобы я с вами поговорил, – начал кузен.

Софи набрала воздуху в грудь. Лично она, конечно, предпочла бы, чтобы предложение руки и сердца начиналось с желания предлагающего, а не его почтенной матушки. Но живот у нее все равно завязало узлом от его слов. Вместо того чтобы устремить невинный взор на кузена, она уставилась на свои руки… в перчатках… на одной из которых как раз красовалось масляное пятно… Потому что нечего лишний раз трогать дворецкого!

Валериан откашлялся.

– Я понимаю, что негоже вот так втягивать вас в наши проблемы, кузина, но, боюсь, намерения моей матушки столь несгибаемы, что если не скажу я – скажет она…

Софи нахмурилась. Все это звучало как-то неправильно. Неужели он настолько презирает ее, что готов оскорбить, даже делая предложение? Неужели не понимает, что уважающая себя девушка просто обязана отвергнуть предложение, высказанное при таких обстоятельствах? Хотя, может, в этом-то и соль? Долг выполнен, можно со спокойным сердцем возвращаться к матери и доложить, что кузина не согласна. Смаргивая готовые хлынуть слезы, Софи принялась спешно подыскивать ответ, достаточно ядовитый, чтобы…

А между тем эти самые слезы недвусмысленно свидетельствовали о присутствии чувств, отсутствие которых она намеревалась показать.

– …потому что Амелия отвергла руку сэра Томаса Фоллоуэла. Он достойный человек, добрый и баронет к тому же, с достаточным доходом, чтобы прилично ее содержать и выплатить долги нашего отца. Отец, естественно в ярости.

Валериан упорно глядел на дорогу, крепко сжав губы.

– О! – до Софи наконец, дошло, что никакого предложения ей делать не собираются.

До чего же стыдно! Да она и вправду ребенок, кузен был с самого начала прав!

– Мама́ хочет, чтобы вы помогли убедить Амелию. – Тут Валериан наконец повернулся к ней. – Отец думает, ее можно заставить пойти под венец, но это совершеннейший абсурд. Если она не хочет замуж, никакая сила на свете ее не сломит.