Город - Стелла Геммел

Стелла Геммел

Город

Дэйву, конечно же

Моя огромная благодарность Джеймсу Барклаю и Говарду Морхейму

Copyright © 2013 by Stella Gemmel

© М. Семёнова, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

Поразительная книга… сочетающая грандиозный размах с первоклассными героями, опустошительными и кровопролитными битвами, многоплановым сюжетом и в высшей степени четким повествованием… Я могу с легкостью назвать «Город» лучшим романом-фэнтези последнего десятилетия.

Совершенно завораживающая книга, великолепный образец жанра…

Брутально зримый мир… Живые, прекрасно замотивированные персонажи, причем каждый со своей трогательной историей… Захватывает и не отпускает… Подлинный эпос.

Часть первая

Кромешная тьма

1

В начале была тьма. Тяжелая, иссиня-черная, удушающая… и настолько плотная, что казалась физически осязаемой. Она заполняла и рот, и уши, и разум. Потом проявился запах. Огромный и плотный, точно подушка, накрывшая лицо, или грубый камень под босыми ногами. Он и удушлив был, как подушка. В последнюю очередь возникли звуки, порожденные сточными тоннелями. Непрестанные вздохи течения, капель, всплески, внезапные прорывы воды…

И цоканье острых коготков по влажному кирпичу.

Самец был крупным, старым, умудренным жизнью. Ему не требовался свет, чтобы следовать извивам лабиринта, где проходили его дни. Его лапки подробнейшим образом осязали малейшую перемену в поверхности кирпичей, по которым он перебегал высоко над бесконечным потоком – дарителем жизни. Невероятная чувствительность подвижного носа позволяла судить, сильно ли поднялась нынче вода. Высокий прилив нес с собой остатки растительности и всякую мелкую дохлятину… а иногда и не мелкую. Когда уровень потока падал и жижа загустевала, в ней опять-таки находились свои лакомства для пронырливого грызуна. Чуткий нос уделял внимание и воздуху – а тот бывал временами таков, что даже крыса, надышавшись им, могла захворать. Уши воспринимали самомалейшие изменения давления, сообщая своему обладателю, что вокруг – тесный проход или высоченные парящие своды, некогда задуманные гением-зодчим, возведенные артелями строителей Города, а потом на столетия сокрытые от взглядов и давным-давно всеми забытые.

Крыс хорошо слышал, как по ту сторону кирпичной стены, вдоль которой пролегал его путь, перебирали лапками сородичи. Они следовали соседним сырым тоннелем и были совсем рядом, но он обогнал всех и первым добрался туда, куда безошибочно вело его обоняние.

Тело только начало раздуваться; оно совсем недавно было живым, окоченение смерти едва сошло. Никакой одежды, если не считать тряпки, плававшей вокруг шеи. Кожа выглядела бледной и холодной, точно зимний рассвет. Мертвец остановился в потоке, зацепившись за обломанные зубья старой железной решетки; та словно надумала временно вернуться к своему старинному предназначению – задерживать крупный мусор от проникновения дальше, в потаенные глубины сточного подземелья.

Позже в этот день вода поднимется, и тогда мертвое тело продолжит свое одинокое странствие. Но некоторое время, пока оно торчало здесь, застряв на решетке, крыс составлял ему компанию…

Вздрогнув, мальчик проснулся на узеньком карнизе и пошевелил спросонья ногами, быть может провожая дурной сон. Так или иначе, движение вышло едва заметным. Мальчик достаточно давно приходил ночевать на этот уступ, чтобы накрепко усвоить: лежа здесь, нельзя позволить себе резких движений, даже во сне. Нечего и думать ворочаться с боку на бок: непременно упадешь в сточные воды, нескончаемо струившиеся внизу. Другое дело, когда вечерами он неизменно добирался сюда усталым до такой степени, что мир для него уже не существовал – собственно, как и сам он давно уже не существовал для мира, – и проваливался в небытие, лежа без движения, пока не приходило время вновь просыпаться.

Из десяти своих лет Элайджа четыре года прожил здесь, в подземельях.

Он знал, что обосновался в завидном местечке. Когда они с сестрой впервые здесь укрылись, их покровитель – рыжеволосый старший мальчик по имени Рубин с боем отвоевал им право остаться здесь, в сравнительном тепле и безопасности. После этого бессчетное число ночей один из них непременно бодрствовал на страже, чтобы их всех не побросали в сточную воду жаждавшие присвоить это местечко. Это было давно. Так давно, что Эм, сестренка Элайджи, тех времен толком уже и не помнила. Теперь Эм и Элайджа считались старожилами. Изгнания в ближайшее время можно было не опасаться.

Элайджа осторожно передвинулся. Босая нога ощупывала кирпичи, пока не наткнулась на обломанный цементный выступ. Очертания этого выступа он знал лучше, чем собственную ладонь. Зацепившись за него, мальчик приподнялся и сел. Размытый свет сочился сквозь прорехи каменной кладки высоко над головой. При таком освещении ничего было особо не разглядеть, но оно как бы разбавляло воздух, делило его на клочки – хоть зажимай в кулаке и уноси с собой. Небось пригодится попозже, когда он спустится в самую глубину…

В его воспоминаниях большей частью присутствовали плачущая женщина и красномордый, скорый на расправу мужик с вечно занесенным кулаком. Потом какое-то время они с Эм провели одни. Они убегали, прятались, были вечно напуганы. Ему часто снилась кровь, которой он не помнил наяву. И где-то в темных углах сознания по-прежнему гнездился страх, хотя Элайджа и его толком не помнил, просто радовался нынешней безопасности.

Рубин им все объяснил про подземный поток. На самом деле это была речка, бравшая начало к югу от Города. Там стояли высокие голубые холмы с серебряными деревьями и всегда светило солнце. В тех местах речушку называли Овечья Струя. За много лиг от Города она ныряла под землю, чтобы влиться в городские стоки. В ней топтались козы… а потом она навсегда прощалась с небом и солнцем.

Постепенно свет сделался ярче. Едва проснувшись, Элайджа сразу ощутил присутствие сестры. Но только теперь, обернувшись, смог разглядеть темные очертания ее головы и тела: она лежала, свернувшись клубочком.

– Просыпайся, засоня, – сказал он негромко, не пытаясь, впрочем, действительно ее разбудить.

Ей требовалось больше сна, чем ему. Она не пошевелилась, хотя кругом уже слышались шорохи – это просыпались жители, чтобы провести еще один день во тьме. Что-то шуршало, кто-то вполголоса переговаривался. Вот гулко отдался крик, еще один голос отправил громкое проклятие богам Чертогов…

Поднявшись, Элайджа справил нужду в поток, бежавший под ногами, на глубине человеческого роста. Потом уверенно прошагал по узкому карнизу и поднял мешочек с имуществом, который они с Эм ночами клали между собой. Вновь усевшись, он открыл мешок и вытащил комок драгоценного сапфирового мха, что они нашли за Дробилкой. Запах у мха был еще свежий. Элайджа оторвал кусочек и принялся натирать им руки и лицо, наслаждаясь легким жжением и быстро испаряющимся запахом; Рубин говорил, так пахло что-то, называвшееся «лимон». Элайджа знал, что, вообще-то, натирать нужно было ступни, чтобы не привязалась подошвенная гниль, унесшая так много жизней. К сожалению, мха осталось совсем мало, и тратить его на ступни он не хотел. Надо будет проследить, чтобы сестренка ноги натерла.

Очистив руки, он вновь порылся в мешке и вытянул полоски сушеного мяса, купленные у Старого Хэла. Медленно и задумчиво жуя, он стоически переносил знакомые судороги, как всегда пробудившиеся в животе, а после утихшие.

– Просыпайся, Эм, – снова позвал он потом. – Пора есть!

Он ласково поцеловал сестру и почувствовал, что девочка уже не спит, хотя она и не пошевелилась. Вытащив из мешка, служившего ему подушкой, несколько тряпок, Элайджа стал заматывать ими ступни и лодыжки – очень тщательно, стараясь надежно укутать косточки, пятки, подъемы, каждый палец. Он не первый год жил в Чертогах и знал немало людей, умерших от болезни, что началась с подошв.

Эм наконец-то зашевелилась, сонно, ощупью, совершая свои утренние ритуалы. Брат к ней больше не обращался. Он то разглядывал дальние стены, то присматривался к копошившимся жителям, чтобы не стеснять девочку.

Теперь, можно сказать, полностью рассвело. Светлее уже не будет. Вверху, под купольными сводами, клубился серебристый туман. Он никогда полностью не рассеивался, лишь иногда истончался и разделялся на облачка. Вдоль изогнутых стен тянулись сотни карнизов. Большей частью они располагались выше обиталища Элайджи и Эм. Очень многие были недосягаемы и, соответственно, необитаемы. Это помещение жители называли чертогом Голубого Света. Элайджа и Эм считали его своим домом.