На Рио-де-Ла-Плате - Карл Май

Он остановился, потому что именно в это мгновение рядом возникла фигура, которую я на первый взгляд вряд ли принял бы за человека. Личность эта напоминала тех уродцев, каких иной раз увидишь на ярмарках. Это было крохотное, не больше ребенка, существо, в то же время напоминавшее своим видом старуху. Скулы его резко выдавались вперед, а глаза были раскосыми. На голове виднелся плотный всклокоченный комок, который при всем желании трудно было принять за волосы. Существо это было таким худым, словно на его костях не было и одного лота[110] мяса.

— Дайя, это ты? — спросил монах.

Фигура кивнула и перекрестилась.

— Муж твой здесь?

Дайя опять кивнула и перекрестилась.

— Говори же! — настаивал он.

— Дай мне что-нибудь! — раздался ее голос.

— После, Дайя! Сперва ответь на мои вопросы.

— Я ничего не знаю!

— Не лги! Ты знаешь, я тебе этого не прощу!

Ее обезьянье личико приняло выражение настырного нетерпения, однако она решилась на дипломатический ход:

— Ты все простишь, ты такой хороший!

— Ты еще не видела, каков я в гневе, но ничего: скоро узнаешь об этом. Скажи, были у тебя сегодня гости?

— Не знаю.

— Гм! Придется сделать тебе подарок. Что тебе надо?

— Дайе нужна красивая, блестящая кнопка для одежды.

— Ты получишь ее.

Судя по всему, давно и хорошо зная, чего ожидать от Дайи, он дал ей полированную латунную пуговицу, в которую та тотчас вдела нитку и затем закрепила пуговицу на «платье». При этом глаза ее сверкнули от удовольствия, а на лице появилась по-детски радостная, трогательно-наивная гримаса.

— Теперь ты довольна? — спросил монах.

— Да… я довольна. Ты хороший.

— Ну вот, значит, и ты будешь хорошей! Ты скажешь мне правду?

— Дайя никогда не лжет.

— Сегодня здесь были чужие люди?

— Нет.

— Ни одного-единого человека? — не отступал он.

— Да. Один человек.

— Мне жаль, Дайя, что ты все же сказала неправду! Но ладно, скажи: ты знала раньше этого человека?

— Нет.

— Он пришел или приехал?

— Он был на лошади.

— Как он был одет?

— Как белый сеньор. У него была пика.

— Хорошо. Он говорил с тобой?

— Нет, только с Педро.

— Что же он сказал твоему мужу?

— Я не слышала.

— Стало быть, не знаешь, что ему было нужно?

— Знаю. Мой муж нужен был.

— Так он с ним уехал? Куда?

— Они не сказали.

— Гм! Педро собирался вернуться?

— Это он тоже не сказал.

— Когда у вас был этот человек?

— Еще не стемнело.

— Так ты не видела других людей?

— Нет.

— Может быть, ты видела человека, которого зовут Энрико Кадера?

— Нет.

— Или майора?

— Тоже нет.

— Педро не говорил тебе ничего про двух пленников?

— Ничего не сказал.

— Ладно, скажи хотя бы, знаешь ли ты на реке место, которое называется Peninsula del Cocodrilo?

— Знаю.

— Где оно расположено? Далеко или близко отсюда?

— Недалеко.

— Ты сможешь нас туда провести?

— Могу.

— Тогда веди нас туда, только тихо, чтобы никто не услышал.

— Дайя сперва сходит туда и посмотрит, есть ли там кто.

— Хорошо! А если ты застанешь там мужа?

— Можно мне ему показаться на глаза, Брат?

— Нет.

— Тогда я незаметно проберусь туда.

— Этого я как раз от тебя и хочу. Сделаешь как надо, еще одну пуговицу получишь.

Он достал из кармана вторую латунную пуговицу. Индеанка испустила крик изумления и заверила:

— Дайя получит пуговицу. Она сходит. Никто ее не услышит, не увидит, даже Педро.

Она юркнула в дверь, словно летучая мышь, и скрылась в ночной темноте. Монах опустил камышовый полог, прикрывавший вход в хижину.

— Ваша Дайя вроде бы не очень надежный человек? — спросил я.

— Нет, на нее можно положиться, но не требуйте от нее того, что выходит за рамки ее представлений. Она — вольная натура, наполовину женщина, наполовину дикая кошка. В этих болотах она у себя дома. Я уверен, что даже ее муж не заметит, когда она прошмыгнет рядом. Она наделена поистине звериной гибкостью и сноровкой.

— Нам нужно как можно скорее узнать, там ли уже эти люди!

— Конечно, там. Ведь человек, о котором говорила Дайя, наверняка был одним из них.

— Да, но это вполне мог быть и кто-то другой.

— Не думаю. У него была с собой пика. Пики носят лишь индейцы и кавалеристы. Ладно, подождем!

Примерно через четверть часа индеанка вернулась. Задернув за собой полог, она сказала:

— Брат, давай мою пуговицу!

— Так быстро дела не делаются. Заслужи ее вначале. Что ты там видела?

— Ничего.

— Дайя, ты, должно быть, ошиблась!

— Дайя не ошибается. Ее глаза видят даже ночью.

— Тогда, значит, ты лжешь.

— Дайя не лжет святому человеку, ты же хороший.

— А может, ты хочешь нас предать?

— Не предам, ведь ты же дашь мне пуговицу.

— Хорошо, поверю тебе. Вот пуговица! Но теперь ты должна проводить нас на Крокодилий полуостров!

Она послушно кивнула, спеша прикрепить и эту пуговицу.

— Но только тайком! — продолжал он. — Чтобы нас никто не услышал.

— Не получится.

— Почему?

— Потому что у тебя лошади.

— Мы их оставим здесь.

— Дайе надо их спрятать?

— Тут есть место, где их никто не найдет?

— Да. Недалеко.

— Давай скорее отведем их туда.

— Не получится. Здесь пройдет только один человек и одна лошадь. Будет больше, упадут в болото и захлебнутся.

— Так проведи меня! Я один доставлю туда лошадей.

— Нет. Ты не сможешь, ты же дорогу не знаешь. Дайя одна все сделает, если дашь пуговицу.

— Слушай, Дайя, ты много просишь!

Она посмотрела на него так, словно была совершенно уверена, что ее желание исполнится, и хихикнула:

— Дайя любит пуговицы.

— Знаю, а раз я люблю Дайю, то она получит и третью пуговицу, но только когда мы снова получим лошадей. Тебе полагается стеречь их.

— Дайя хорошо присмотрит за ними. Сейчас она уведет лошадей.

Она снова вышла. Я хотел пойти вместе с ней.

— Зачем? — спросил монах.

— В седельных сумках у меня есть кое-что ценное.

— Все будет цело, не сомневайтесь.

— А разве не вы говорили, что индейцы этой страны — отъявленные воры?

— У меня, например, ничего еще ни разу не крали. И поскольку вы здесь как бы под моей опекой, ваши вещи будут в полной сохранности.

— Хотелось бы надеяться!

— Даю вам слово. Этой женщине милее одна моя пуговица, чем все ваши вещи.