Тёмные пути - Андрей Александрович Васильев

class="p1">— Животное, — в ее до того равнодушном голосе появились нотки брезгливости, она повернулась ко мне спиной и отправилась в сторону дома.

— Дикая тварь из дикого леса, — подтвердил я. — Хотя… Мы ведь тут все такие, верно?

— Мы не такие, — процедил бородач. — Мы себя блюдем.

— Молодцы. — Я чиркнул молнией на штанах. — Черт, неудобно. Может, все же развяжете руки, а? Ну куда я теперь от вас денусь? Не в лес же побегу? Я городской житель, в трех соснах заплутаю, а у вас тут вон — тайга.

— Да развяжи ты его, Ратмир, — предложил шофер, протирающий лобовое стекло черного «Гелендвагена» от разбившейся о него мошкары. — И правда, куда он денется? Разве что только на крюк в леднике завтра-послезавтра мы его определим.

Мне бы хотелось услышать в голосе этого существа нотки иронии или черного юмора, но, увы, их там не имелось. Он сказал то, что думал.

— Пошел. — Толкнул меня в спину Ратмир, имя которого вернуло мне веру в мифологичность происходящего. — Да поживее.

Не знаю отчего, но подходящей шутки я с ходу выдумать не смог, потому к дому направился молча.

Глава шестнадцатая

Внутри дом оказался настолько же добротным, обустроенным, как и снаружи, причем моя догадка о том, что он возведен не вчера и не позавчера, оказалась верной. Есть в старых домах некий особый запах, который ни с чем не спутаешь.

— Прямо иди. — Толкнул меня в спину Сашок, когда я миновал темный предбанник и остановился в, скажем так, холле. Наверное, у этого помещения есть какое-то другое, старорусское название, более подходящее, но мне оно не известно. Мы такое в институте не изучали. Ну а «сени» сюда явно не монтируются. — Давай-давай.

Можно было бы ответить ему очередной колкостью, но на этот раз я решил воздержаться, тем более мне хотелось уже глянуть на папашу данного семейства. Ведь именно он будет решать, что со мной делать дальше.

И дело за этим не стало, через пару мгновений я оказался посреди не очень ярко освещенного, но довольно уютного помещения, которое просто подмывало назвать «горница», и глядел на изрядно немолодого кряжистого бородатого дядьку с резкими чертами лица. Возникало ощущение, что кто-то не сильно умелый некогда надумал сделать то ли статую, то ли Буратино, обтесал бревно топором, придавая деревяшке людской облик, после махнул рукой на это дело, а та возьми да и оживи.

— Стало быть, ты и есть Хранитель кладов? — наконец произнес старик, причем в этот момент мне стало ясно, что здоровяк с переднего сидения машины был его сыном. Тот же бас, те же интонации. — Хлипковат, хлипковат. Предыдущий-то куда крепче был. Видал я его в стольном граде лет сорок назад, даже беседовал.

— Не очень сильно ему крепость тела помогла в жизни, — ответил я, ощущая внутри легкую обиду. Чего это я хлипковат? Ну да, немного набрал вес за последние пару лет, но это лето приобретенный жирок почти согнало. Да и с остальным у меня все в порядке, если надо, могу «солнышко» на турнике крутануть или отжаться раз тридцать-сорок на кулаках. — И ее не продлила.

— Тоже верно, — согласился со мной дядька, а после уселся в кресло, стоящее во главе довольно длинного стола, заставленного простой, но аппетитной снедью, вроде квашеной капусты, соленых огурцов, сала и жареного мяса. Причем последнее, похоже, особо и не готовили — оно просто сочилось кровью. Отдельно стоит отметить, что и стол, и кресло были дивно красиво сделаны. Кресло, похоже, из цельного куска дерева вырезали, ничего подобного я никогда не видел. Спинка его более всего напоминала распростертые звериные лапы, которые словно охватывали плечи хозяина дома. Памятник зодчества, а не кресло.

— Смертушке все одно, кого брать к себе в хоровод, — продолжил хозяин дома. — Ей что дохляк, что здоровяк — любой сгодится.

— Как-то так, — не стал с ним спорить я. — На этом предлагаю вводную часть закончить и перейти к результативной. Вопрос — вы зачем со мной такую штуку учудили-то?

— Городской, — с иронией протянул дядька. — Сразу лося за рога хватает. Учитесь, детушки, вон как надо жить теперь.

— Куда нам, вожак, — в тон ему произнесла девица, на самом деле оказавшаяся очень даже симпатичной, хоть и несколько мужеподобной. — Мы в лесу родились, пням молились.

— А, так вы еще и раскольники, — усмехнулся я, не пропустив мимо ушей то, как красотка поименовала мощного старикана. — Это многое объясняет.

— Ты чего несешь? — удивился вожак. — Какие раскольники? Нам белый бог не указ, у нас свой уклад. Да и не водилось их в наших краях особо, они на Северах обитали да в Сибири.

— Я Велеса в виду и имею, — дружелюбно пояснил я. — Его изображения из целиковых деревьев вырезали. Сначала ненужную верхнюю часть спиливали, а из оставшейся как раз идола и творили. По сути — из пня. А вы, если исходить из слов барышни, плевать на них хотели, стало быть, и на Велеса тоже. Значит, кто вы? Раскольники, как есть. Ну или как вариант — предатели. Он ведь вам отцом являлся, а вы от него отрек…

Удар был сильный, меня отбросило в угол, рот наполнился кровью, и до кучи я еще сильно бахнулся головой о стену.

Вот тебе и барышня! Ее бы на профессиональный ринг — могла бы призы брать. Два удара за десять минут, и оба меня уложили.

Или это я на самом деле хлипким стал?

— Кабы не нужен ты нам был, я бы тебе уже горло выдрал, — прогудел старик. — Впрочем, ежели еще раз подобные разговоры заведешь, тако и поступлю. Или вон Любаве тебя отдам, она вас, хлыщей городских, сильно не жалует.

Я сплюнул кровь на ладонь и показал ее девице, которая потирала кулак.

— Зря ты так, подруга. Ой зря. Первую кровь ты пролила, теперь по Покону тебе первой ответ и держать.

— Ты нас Поконом не стращай, — посоветовал мне Ратмир. — Наш закон — лес да род, ясно? Что для них хорошо, то и правильно.

— А для меня? — Я поднялся на ноги и насмешливо улыбнулся. — Мне-то и на лес ваш, и на род чихать. Я Хранитель кладов, Великим Полозом из всех людей выбранный и на то благословленный, потому сам решаю, с кем из детей Ночи дело иметь, а с кем нет. И все с этим соглашаются, ибо чтут закон, по которому Хранитель кладов есть персона неприкосновенная.

— Не слышал я о таком законе, — заметил вожак. — Лжа это.

— А о том, что случилось с лиходеями,