Семейный долг для истинного наслаждения - Екатерина Дибривская

Я был идиотом, решив, что смогу. Всё равно сдался бы. Рано или поздно.

Но сейчас я едва приходил в себя и снова начинал плавно двигаться внутри её тела, касаясь руками, где только мог коснуться, не обрывая ни на мгновение поцелуя, не дыша. Я не мог насытиться, был жаден до её стонов, до её податливых губ, до её нескончаемой влажности. Я был щедр, доводя её до исступления и ныряя вслед за ней.

– Я люблю тебя, – жарко шептал я ей прямо в лицо, и она счастливо смеялась, отвечая мне тем же.

Мы так и заснули где-то под утро. Она – на мне, я – в ней. Она – наполненная мной, я – опустошённый в неё. Единое целое.

Никто не беспокоил нас. В нашем раю было тихо и спокойно.

Мы были слишком озабочены нашим счастьем и не торопились возвращаться из маленького забытья в реальный мир.

И как бы мне не хотелось, чтобы так продолжалось бесконечно долго, но у меня были вопросы, не терпящие отлагательств. Поэтому я сам начал болезненный разговор о том, что произошло, вручая ей древний свёрток.

– Прости, сладенькая, твой сундучок за давностью лет врос в землю, и мне не удалось его достать. – я усмехнулся. – Но я добыл твой клад.

Ольга

Я посмотрела на протянутый свёрток, не решаясь взять его в руки. Я не знала, что в нём, но была уверена, что это не стоило той цены, что нам пришлось заплатить.

– И что там? – выдохнула я.

Гоша осторожно улыбнулся и сел рядом со мной. Я тут же юркнула к нему на колени, и он рассмеялся, покачав головой. Да пожалуйста! Пусть хоть кто-то упрекнёт меня в том, что я радовалась возвращению мужа! Я же практически сдалась! Поверила, что больше никогда не увижу его.

Стоило мне лишь вспомнить это чувство тоски, пустоты, страха, как глаза наполнились слезами. Гоша обхватил моё лицо ладонями, вынуждая смотреть прямо в свои глаза.

– Не надо плакать, сладенькая, – прошептал он. – Твои слёзы разбивают мне сердце.

– Я думала, что никогда больше не увижу тебя, – прошептала ему в губы, и он поцеловал меня.

Снова. Жадно. Выпил досуха и наполнил вновь. Но не углубил поцелуй, хотя больше всего на свете я хотела, чтобы Гоша не останавливался.

– Я знаю, сладенькая. Я тоже думал, что никогда не смогу увидеть тебя. – Я слышала печаль в его голосе. – Но я здесь. И я принёс тебе клад.

– Что там, Гоша? – вырвалось у меня.

– Несмотря на то, что у меня было достаточно времени, чтобы как следует изучить содержимое, я так и не понял, – растерянно сказал он. – Полагаю, это очередная загадка. И три монеты из золота.

Трясущимся руками я развязала бечёвку и развернула свиток. Мне на колени выпали блестящие круглые монеты. Я затаила дыхание и рассмотрела их.

– Прапрадедушкино золотишко, – с придыханием озвучила я и так понятный факт. – Значит, это правда!

– Конечно, правда. Александр Нуждин отдал пол мешка золота... – начал было Гоша, но я нетерпеливо перебила:

– Другой, настоящий клад существует. Иван Александрович сомневался, что это так. Он считал, что это и есть настоящий клад, но я сразу поняла, что это – лишь первое звено на пути к истинному наследству!

Гоша опешил на мгновение.

– Погоди, то есть ты считаешь, что есть другой клад? Например, сундук, полный золота наших предков?

– Да! Вот же монеты, – я поднесла одну к его лицу, – это же так, подразнить!

Муж посмотрел на меня скептически, но я лишь фыркнула в ответ:

– Поэтому дневники Беспалова достались мне! Твой дедушка знал, что, в противном случае, клад никогда не будет найден.

– Ну, может, однажды ближе к старости, я бы и заинтересовался содержимым древних дневников…

– Без меня ты бы не справился, – отмахнулась я.

– С чего ты взяла, что я был бы без тебя?

– С того, что ты хотел развестись, – выпалила я и зажмурилась.

Меня внезапно окатило осознанием, что развод маячил передо мной на самом деле. До сих пор. Он не давал обещаний, что этого не произойдёт.

– Посмотри на меня. – тихо сказал Гоша. – Сладенькая, посмотри, пожалуйста, на меня.

Я приоткрыла глаза и с сомнением глянула на мужа.

– Теперь я слишком хорошо знаю, что значит потерять тебя, сладенькая. Я думал, что никогда не смогу вернуться к тебе. Что никогда не обниму, не поцелую. Это разрушало меня. Каждый божий день я страдал от того, что не могу быть с тобой, когда это всё, чего я когда-либо желал. Я понятия не имел, чего потребовал в сердцах. Ни малейшего. Я не хочу жизни без тебя. Мне нужно было спуститься в катакомбы, чтобы понять это. Мне нужно было едва не погибнуть, чтобы принять это. Мне нужно было заставлять себя ежесекундно перебарывать желание быть с тобой, чтобы я понял, как это правильно – быть с тобой. Я не хочу разводиться, Ольга. Я был расстроен, когда говорил это. Ты должна понять. Я знаю, что обидел тебя, но... Я никогда этого не хотел. Прости, девочка моя.

Я внимательно посмотрела на Георгия. Он не казался смущённым от своего признания. Напротив, он выглядел готовым к тому, что меня придётся убеждать. Говорить правду. Такой, какой она была. И я понимала, что пока мы не обсудим всё, что произошло, мы не сможем двигаться дальше. Куда бы не вела эта дорога.