Семейный долг для истинного наслаждения - Екатерина Дибривская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга
К февралю работы спасателей прекратились. Следователь, который вёл дело, прямо заявил мне, что смысла в поисках нет. Спасать некого. Мой муж погиб, и мне придётся смириться с этим.
Он назвал меня наивной и инфантильной вертихвосткой, когда узнал, что я воспользовалась связями своей семьи и мне помогли организовать поисковый отряд, который продолжал разгребать завалы и откапывать подземные ходы.
– Вы, Ольга Алексеевна, выжили из ума, если рассчитываете найти его целым и невредимым! – заявил он мне. – Он погиб, и вам нужно скорее подписать документы. Вот увидите, вам будет проще смириться с этим после похорон.
– И кого мне там хоронить? – горько усмехнулась я в ответ. – Пустой гроб?
– Да, иногда это необходимая мера. Вы поймите, ну невозможно было выжить под таким завалом. Даже если образовалась воздушная подушка, то кислорода надолго не хватило бы, и он бы просто-напросто задохнулся.
– Пока я своими глазами не увижу тело Георгия Константиновича, я и пальцем не пошевельну в сторону ваших документов.
– Это могут сделать Беспаловы, – процедил он. – Они, как родители, тоже имеют определённые права.
– Вы не посмеете, иначе я подам жалобу в прокуратуру на противоправные действия и халатность в отношении ведения дела. На каком основании вы признаёте моего супруга пропавшим без вести? Разве уже прошло 12 месяцев? А на каком основании хотите признать погибшим? Что вы молчите? Если вам нечего сказать, то встретимся через год, когда пройдет процедура признания Георгия Беспалова без вести пропавшим. А потом, если вы всё-таки так этого хотите, то вы можете в судебном порядке признать его умершим. Через пять лет! Потому что я буду подавать жалобы и апелляции на любое ваше движение против моей воли! Потому что мы говорим о моём муже, и я достану его хоть из-под земли!
Недобрый огонёк вспыхнул в глазах следователя на мои слова. Что ж, вынуждена признать, я погорячилась. В сердцах выпалила горькую правду. Именно этим я и занималась – пыталась достать его из-под земли.
Между делом, я вплотную занялась бумажным производством, взяв на себя Гошины функции. Конечно, неофициально, поскольку не все акционеры безропотно готовы были принять такое положение вещей, но мне хватило поддержки парочки ведущих, надёжного бизнес-плана по расширению производства и прямого доступа к любым объёмам древесины. Чёрт, да я же так и оставалась грёбанной принцессой леса, которая постепенно превращалась в бумажную фею!
Уверена, был бы рядом со мной мой муж, он бы возгордился успехами бумажной фабрики Беспалова. К марту я, погружённая в работу в попытке избежать боли и страданий, урвала крупный заказ в Азию. Когда пришёл транш, своим глазам не поверили даже самые предвзятые акционеры.
Наталья Павловна изредка захаживала в гости, вероятнее всего, для того, чтобы убедиться, не нашла ли я себе любовничка, с которым она и планировала меня застать в Гошиной квартире. Но так как ни намёка на мою разгульную и развесёлую жизнь не наблюдалось, она кидала мне в очередной раз, что я неблагодарная девка, которая не заслужила пачкать их благородную фамилию своим никчёмным присутствием и не имею права отказывать следствию в признании её сына умершим, потому что это нечестно по отношению к его памяти и прочий бред.
Это лишь вызывало у меня досаду. Все её визиты доводили до зубовного скрежета, но она отправлялась восвояси с миром. И даже ни разу не униженная и не оскорблённая. Хотя, видит Бог, я держалась из последних сил, чтобы не высказать ей в лицо всё, что накопилось за месяцы нашего знакомства.
На удивление, мои родные выступали с ней единым фронтом, наседая на меня с другой стороны. Лаской, просьбами, угрозами и даже шантажом. Когда отец пригрозил мне наследством, если я не возьмусь за ум, я рассмеялась ему в лицо, а на следующий день положила на его стол заявление на увольнение по собственному желанию.
Он его, конечно, не подписал.
– Ольга, мы желаем тебе только добра! – возвестил он. – Нравится тебе это или нет, но Георгий погиб. Я понимаю, дочка, что тебе больно, горько это осознавать, но по твоей прихоти обстоятельства не изменятся. Нет такого закона в природе, физике или химии.
– Я успокоюсь, когда найду его. В любом виде. Увижу труп, значит, так тому и быть. А нет... буду надеяться. До последнего.
После этого мама пригрозила, что отправит меня на принудительное лечение, но тут вмешался дед и мгновенно рассудил все наши споры.
– Вы не знаете, каково это – потерять своего супруга. Тут пока своими глазами не увидишь, не осознаешь, так что, Олайла, продолжай поиски. А если нужна помощь, ты знаешь, где меня найти!
– Дед, ты самый лучший, знаешь же? – Я бросилась на его крепкую шею и показала за его спиной язык матери.
Постепенно мне становилось легче.
Когда запах с последней рубашки выветрился, я снова начала улыбаться. Внутри меня до сих пор зияла пустота размером с космос, но я могла жить, не оглядываясь на каждый шорох.
В апреле Андрей Курагин пригласил меня на премьеру в театр имени Ленсовета, на «Сон об осени», и я решила выбраться в кои-то веки в люди.
В пятницу я пораньше приехала домой, чтобы немного привести себя в порядок перед культурным выходом в свет. Как раз заканчивала крутить волосы щипцами, как услышала тихий стук в дверь.
