Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз

type="note">[389]. Такое жестокое равенство перед расстрельной командой – притом что во всех прочих отношениях женщины оставались исключены из привилегий, хранимых мужчинами для себя – холодно напоминало о том, что и обстоятельства, и мужчины в ходе войны ничуть не изменились.

Этот урок Первой мировой войны повторила и подкрепила Вторая. Расцвет фашизма, с его акцентом на подчеркнутой и преувеличенной мужественности, похоронил почти все достижения женского движения за предыдущее столетие. Нацизм был в особенности привязан к «образу Гретхен» как воплощению женственности: Гитлер называл женскую эмансипацию симптомом вырождения, связанным с неправильной работой половых желез, а Геббельс заявлял, что «птичка прихорашивается для своего самца и лишь для него откладывает яйца». Неравенство полов было для нацистов такой же нерушимой истиной, как неравенство между арийской и неарийскими расами. И как всегда на протяжении истории женщин, чтобы навязать это неравенство, потребовалось немало грубой силы. Как объясняет историк Ричард Грюнбергер…

Веймарская конституция давала женщинам право голоса, и феминистическая элита, от крайне левых Клары Цеткин и Розы Люксембург до некоторых правых женщин-депутатов Нацио нального Рейхстага, играла заметную роль на послевоенной политической арене. Между этими политическими фигурами и армией работающих женщин располагался профессиональный авангард второго пола: около ста тысяч школьных учительниц, тринадцать тысяч музыкантов, три тысячи женщин-врачей.[390]

Теперь этим женщинам приказано было скрыться из общественной жизни: одно из первых решений нацистской партии, относящееся к январю 1921 года, навечно запрещало женщинам занимать какие-либо партийные должности. Партия нашла для них другую работу: рожать, рожать и еще раз рожать будущее нации – арийских детей. В обмен на возвращение старинной формулы «Kinder, Küche, Kirche» женщинам обещали «ценить их в соответствии с присущим им достоинством».

Впрочем, не всех. О том, далеко ли простиралось нацистское «уважение к женщинам», ясно свидетельствуют такие эпизоды, показывающие, как система с типично нацистской эффективностью подчинялась партийной идеологии:

В Освенциме, в блоке 24, имелся бордель из сорока комнат для черных треугольников, немецких заключенных, и нескольких избранных осведомителей из числа зеленых треугольников. Билеты в этот Puff Haus [ «дом свиданий»] выдавали в качестве поощрения офицеры СС. Мадам именовалась Puff Mutter. Девушки работали по два часа в день три раза в неделю… Каждые двадцать минут (столько же времени нужно, чтобы поджарить бифштекс в духовке) «мамочка» звонила в колокольчик[391].

С изобретательной жестокостью – отличительной чертой этого режима – нацисты придумали даже новый, невиданный ранее способ использования проституток: их приковывали к телам узников-мужчин, замороженных в ледяной воде, чтобы выяснить, способно ли тепло женского тела пробудить к жизни умершего. Цель этих «научных экспериментов», которыми занимался в Дахау доктор Зигмунд Рашер из люфтваффе, состояла в том, чтобы найти способ спасения пилотов, катапультировавшихся в холодное море. Были испробованы кварцевые лампы, бутылки с горячей водой, даже электросудорожная терапия, прежде чем экспериментаторам пришло в голову отогревать замерзших «животным теплом» женщин. Гиммлер, узнав об этом, отдал Полю, своему заместителю по концлагерям, лишь один приказ: следить за тем, чтобы среди этих женщин не было немок[392].

По стандартам Холокоста этим женщинам еще повезло. А за стенами концлагерей перед всеобщим женским обожанием Гитлера, ставшим одним из ключевых факторов его восхождения к вершине власти, удалось устоять очень немногим, от безвестной школьницы Хильтгунт Цассенхаус, порезавшей себе руку стеклом, чтобы не поднимать ее в нацистском салюте, до прославленных ныне героинь Сопротивления. В регулярную армию женщин не брали, так что женская антифашистская деятельность носила в основном разведывательный или партизанский характер. В этом не было ничего нового: женщины участвовали в тайных операциях против врага, начиная с времен Далилы и Иаили. Вклад женщин обычно затемняется во времена открытой войны, когда мифологизация конфликта требует повторять старую ложь: мужчины, мол, сражаются лишь для того, чтобы защитить «слабый пол» – но во время внутренних конфликтов или революционных беспорядков ни скрыть, ни замаскировать роль женщин уже не удается. Революции нового времени серьезно зависели от успеха у женщин – а те, отбросив консервативное представление о себе как о мягких и добрых существах, не склонных к насилию, не раз доказывали, что они, говоря словами Фиделя Кастро, «вдвое революционнее мужчин».

Разумеется, в самой связи женщин с радикальной активностью не было ничего исключительного. Большинство революционных движений начинает с самой привлекательной программы для женщин: так, Восстание тайпинов, повергшее на колени Китай в 1850–1864 годах, изначально собиралось дать всем женщинам равные с мужчинами свободы и равное право на образование – предложение даже более революционное, чем тот примитивный коммунизм, которым это движение запомнилось потомкам. Но, чем бы ни представлялась революция или война для женщин – она неизбежно происходит с женщинами и во многом творится самими женщинами: они всегда глубоко вовлечены в происходящее на каждом уровне. Шестьсот женщин погибли, защищая Пирибебуй во время войны Парагвая с Бразилией, и эта кровавая резня стала лишь одним из множества сражений, в которых участвовали женщины в Парагвайской войне 1864–1870 годов. Их участие стало так заметно из-за ужасающих потерь среди мужчин, а также жалкой нехватки вооружения: во время защиты Пирибебуя в 1868 году – одной из самых героических и тщетных оборон в военной истории – под конец женщинам осталось лишь бросать в атакующего врага камни, песок и пустые бутылки[393].

Как видим, в условиях революции, когда все переворачивается вверх дном, женщине легко оказаться солдатом на передовой. Последние известные человечеству регулярные женские войска были распущены в Ирландии в VII веке, однако сама традиция «женской войны», восходящая к легендарным временам матриархата, так и не была изжита до конца. Например, в Африке уже в 1863 году сэр Ричард Бертон насмехался над «воинственными амазонками» Дагомеи: «По большей части старые и все до единой безобразные… командующих выбирали, как видно, за размеры зада… маневры проводят с изяществом стада овец…»[394]. Однако тот же Бертон отмечал: эта армия численностью в 2500 женщин была хорошо вооружена и вполне эффективна в бою. Да и вряд ли все они были стары и уродливы, учитывая, что все 2500 являлись официальными женами короля.

Несмотря на официальное нежелание правительств использовать женщин на передовой, с начала Нового времени и далее удивительное множество женщин умудрялись так или иначе активно участвовать в войнах. Испанка Каталина Эрасо (XVI век) в ночь перед принесением монашеских обетов сбежала из монастыря, отплыла в Южную Америку и прошла ее целиком, сражаясь за Испанию; «Кит» Кавано в 1693 году присоединилась к британской армии, чтобы найти своего мужа, завербованного насильно, и так успешно сражалась с французами, что была переведена в кавалерию; Ханна Снелл в морской битве при Пондишерри (1748 год) получила двенадцать ранений и сама извлекла пулю из собственной промежности, чтобы врач не узнал в ней женщину; кубинка Лорета Веласкес во время Гражданской войны в Америке, после того как все трое ее сыновей умерли от лихорадки, присоединилась к конфедератам; а дочь английского викария Флора Сандс в Первой мировой войне возглавляла отряд сербской пехоты и вела его в бой на болгар. Истории известно еще множество таких женщин-солдат, чья воинская служба резко контрастирует с предписанной женщинам на войне пассивной ролью – ходить за ранеными и оплакивать убитых.

Сражаясь плечом к плечу с мужчинами, женщины занимали сильную позицию, в которой отказывали им традиционные роли: так, Тринидад Тескон, филиппинка, воевавшая против испанцев во всех ключевых боях Филиппинской революции после 1895 года, использовала свою репутацию героини-воительницы для организации госпиталей, в которых раненые называли ее просто «Ина» («Мать»). Такой же смелостью, но куда меньшим состраданием (возможно, человечность в ней растоптал опыт детской проституции и замужества за убийцей) отличалась русская большевичка Мария Бочкарева. После службы в армии, отмеченной многочисленными наградами за доблесть, Бочкарева организовала женский боевой корпус из двух тысяч высокомотивированных добровольцев, так называемый «Женский батальон смерти». Этот батальон действовал столь успешно, что подобные отряды начали возникать по всей России; за одни сутки в них записалось полторы тысячи женщин – так страстно они рвались в бой[395].

В целом, однако, наибольший вклад женщины вносили в революцию не тогда, когда шли в бой наравне с мужчинами, а когда сражались за свободу более привычными им методами. Особенно заметна эта тенденция в Латинской Америке, где во время Мексиканской войны за независимость Хертрудис Боканегра создала женское подполье, руководила им, была арестована правительством и погибла в результате пыток в 1817 году. Та же судьба ждала китайскую революционерку Цю Цзинь, сознательную феминистку, которая,