На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою - Фёдор Фёдорович Тютчев

смех Елена Владимировна прощала. Прощала она ему даже его попрошайничество, что вовсе, казалось бы, не должно быть свойственным джигиту и удальцу, но и этому странному для нее явлению в характере Богученко княгиня находила объяснение.

"Он немного дикарь, — думала она, — и, как все дикари, любит побрякушки".

Рассуждая так, Елена Владимировна охотно дарила Богученко всякие безделушки, в числе которых было одно из колец ее мужа. Она взяла их с собой вместе с другими золотыми вещами и драгоценностями в смутном предположении, что они понадобятся ей для подарков влиятельным горцам или вообще людям, могущим помочь ей в деле освобождения Спиридова. Богученко удалось выцыганить из всех этих вещиц несколько штук, он делал это замечательно ловко и незаметно. Прямо никогда не просил, но устраивал так, что Двоекурова полушутя-полупрезрительно сама предлагала ему облюбованную им вещь. Только кольцо он попросил сам, считая его слишком дорогим для того, чтобы княгиня сама могла предложить ему.

Есть поверье, будто подарок кольца ведет к ссоре; по отношению к княгине и Богученко поверье это оправдалось как нельзя лучше.

Несколько дней спустя после того, как Богученко выпросил у княгини кольцо, Павел Маркович, сидя с нею с глазу на глаз на террасе своего дома, в то время как Аня с Колосовым пошли в сад посмотреть, не поспела ли курага, вдруг неожиданно заговорил:

— Елена Владимировна, вы не рассердитесь на меня, старика, за правду? Поверьте, то, что я вам скажу, я говорю, любя вас, от чистого сердца.

— Что такое? — заинтересовалась княгиня таким несколько странным вступлением.

— А вот что. Зачем вы приваживаете к себе разных наших молодцов, а пуще всех этого Богученко, да еще вещи ему дарите? На прошлой неделе кольцо золотое подарили; разве можно так опрометчиво поступать?

— Но я ничего не вижу здесь худого, — возразила Двоекурова. — Кольцо он сам у меня выпросил. Вы, может быть, предполагаете, что оно очень дорогое? Уверяю вас — грошовое.

— Грошовое для вас, а для нас, грешных, оно далеко не грошовое; рублей пятьдесят, наверно, стоит?

— Немного дороже, семьдесят пять, кажется. Мужу навязал какой-то знакомый, уверив, будто бы оно старинное, а оказалось подделка.

— Вот видите, 75 рублей. По здешним местам деньги немалые. Даром, зря никто такого подарка и родному не сделает, а не только чужому, по крайней мере, так рассуждают здесь, у нас. Такую вещь можно подарить только очень близкому человеку.

— Но вот я же подарила Богученко, а он мне вовсе не близкий, — засмеялась княгиня.

— Что Богученко вам не близкий, это твердо знаем я, дочь моя Аня да еще Колосов, словом, ваши друзья, а остальные здешние господа и госпожи на этот предмет имеют свое особое мнение. Тем более неоспоримое, что сам Богученко открыто хвастает всем и каждому интимностью с вами и в подтверждение своих слов показывает получаемые от вас подарки.

— Ах, негодяй, вот не ожидала-то, а еще герой! — маскируя закипавшее в ней негодование презрительным смехом, воскликнула княгиня. — Надо приказать не пускать его. Могла ли я предполагать что-либо подобное? Объясните мне, Павел Маркович, как может такая подлость уживаться рядом с легендарной храбростью и героизмом? Я никак этого не могу понять.

— Очень просто, — спокойно возразил Панкратьев, — удивляться тут нечему. Храбр Богученко потому, что родился таким, и кругом него тоже все храбрые люди, то есть люди, не думающие об опасности. Идя в засаду, он думает только о том, как ловко он срежет гололобого. Мысль же, что его самого могут срезать, ему даже в голову не приходит. На этот предмет им раз навсегда принято одно решение: чему быть, то сбудется, и двум смертям не бывать — одной не миновать. Утвердившись на этих двух пословицах, как на фундамент, Богученко и ему подобные откладывают в сторону всякую заботу о себе и думают только о предстоящем деле. Ведь и зверолов, идя на медведя, думает не о том, что медведь может ему голову свернуть, а о том, чтобы рогатиной не попортить шкуры, так как за такую шкуру ему заплатят несколькими рублями меньше. Вот это-то незамечание опасности и есть настоящая храбрость; если же человек видит опасность, сознает ее и лезет вперед, подгоняемый своим самолюбием и страхом показаться людям со стороны трусом, такой человек и в самом деле трус и особенного доверия не заслуживает. Богученко храбр по природе, как храбры собаки, лошади, дикие кошки и рысь, как храбры и наши враги горцы, но эта храбрость еще не доказывает, чтобы у него была великая душа. Напротив, душонка у него скверная. Он завистлив, злоязычен, не прочь подслужиться начальству, обидеть слабого, наклеветать даже. На женщин смотрит особенными глазами. Считает их годными только для стряпни на кухне и для любовных утех. Поверьте, он не делает большой разницы между вами и простой казачкой. В его глазах вы красивее, нежнее и благодаря своему богатству и знатности менее доступны, чем казачки, которых он побеждает при помощи дешевого платочка и бутылки "кизлярки".

Слушая Панкратьева, Елена Владимировна вполне сознавала справедливость его слов, тем более что, в сущности, она сама давно уже думала то же самое, но как-то не хотела этому верить: слишком сильно было обаяние черкесок, длинных кинжалов, косматых папах, волчьей походки и своеобразных ухваток, приобретенных среди тревог и опасностей боевой жизни. Все это вместе с рассказами о легендарных подвигах невольно застилало глаза, и она начинала видеть не то, что было в действительности, а то, что подсказывалось фантазией, разгоряченной к тому же страстными, но, как "Тысяча и одна ночь", неправдоподобными повестями Марлинского. Амалат-бек и Мулла-Нур волновали думы и сердца тогдашних юношей, девиц и молодых женщин.

После разговора с Панкратьевым Елена Владимировна очень скоро и даже резко отвадила от себя как Богученко, так и прочих молодых людей, посещавших ее, и с этих пор исключительно повела знакомство с Панкратьевыми и Колосовым, бывшим почти членом их семьи.

Колосов был прямая противоположность Богученко; скромный, немного застенчивый, он очень редко употреблял местоимение "я" и терпеть не мог говорить много о подвигах храбрости и прочих доблестях.

Однажды на шутливый вопрос княгини: "А вы, Иван Макарович, храбрый?" — он серьезно посмотрел ей в лицо и, подумав немного, отвечал:

— Не знаю, кажется, не трус. Впрочем, за одно могу поручиться, — добавил он уже с улыбкой, — первым никогда не побегу от неприятеля.

Этот ответ очень понравился Элен.

Вообще, Колосов производил на нее приятное впечатление своей порядочностью и природной благовоспитанностью. Никогда не позволял он себе никакого резкого, вульгарного слова или тем более нетактичного поступка.

"Милый