Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук

Тем временем, как показывают надписи, пока Домна находилась в Британии, она получила добавление к своему списку почетных титулов: Mater Augustorum, то есть «Мать Августов». Это говорит о присвоении Гете ранга Августа, как и его брату. Имперский монетный двор, готовивший дизайн новых монет даже в отсутствие императора в столице, выпустил памятную золотую монету aurei, изображающую всех четырех членов семьи: Септимия и Домну на одной стороне, Каракаллу с Гетой на другой. Юноши были изображены с бородами, чтобы подчеркнуть их превращение из мальчиков в мужчин.

Увы, сопровождающая их изображения надпись Perpetua Concordia, то есть «Вечное Согласие», стала теперь фикцией.[755] Соперничество Каракаллы и Геты достигло новых высот ненависти, и рассказы многих историков изобилуют сообщениями о том, что все более усиливающееся стремление Каракаллы покончить с младшим братом стало не на шутку тревожить больного отца. Несмотря на то что Север подозревал тут угрозу и своей жизни (говорят, Каракалла даже пытался поразить отца мечом, когда они вместе ехали верхом), император не наказал старшего сына, позволив «своей любви к отпрыску перевесить любовь к своей стране; но, сделав так, он предал другого своего сына, так как хорошо понимал, что произойдет».[756] Это зловещее предсказание вскоре исполнилось.

4 февраля 211 года Север умер в Эбораке в возрасте шестидесяти шести лет — официально от болезни, хотя многие подозревали руку Каракаллы.[757] Смерть императора сразу же обострила уже существовавшую вражду между сыновьями, которым Север завещал совместное правление, вызвав сильнейшую тревогу у Домны и у группы советников, которые были назначены руководить шагами молодых Августов. Ситуация стала еще более опасной из-за пребывания семьи в Британии, далеко от столицы и Сената, который один мог ратифицировать вступление во власть.

Каракалла, популярная фигура в армии, первоначально попытался уговорить военных целиком встать на его сторону, но их отказ, вкупе с уговорами Домны и группы советников, заставили его на время заключить шаткое перемирие с Гетой. Кремированные останки Севера были привезены в Рим в пурпурной урне, которую несла, вероятно, сама горюющая Домна, как отзвук подобных переездов, совершенных предыдущими имперскими женами.[758]

Но едва закончились публичные похороны в столице, на которых восковую фигуру обожествленного императора окружал с одной стороны одетый в черное Сенат, а с другой делегация знатных матрон, одетых в простые белые платья, как вражда между двумя новыми соимператорами вспыхнула снова. Литературно говоря, между ними была проведена условная демаркационная линия. Был разделен не только огромный имперский дворец с созданием отдельных входов и разделом жилых помещений, но, согласно одному рассказу, братья тут же начали вести переговоры о разделе самой империи.[759] Это явно было больше, чем могла вынести Домна. По рассказу Геродиана, вызвав братьев с их советниками на встречу, она, подражая примеру женщин-миротвориц древности, таких как Октавия и Сабина, обратилась к двум своим мальчикам, прося их прийти к общему решению:

«Юлия заявила: „Мои сыновья, вы нашли способ разделить землю и море… Но как насчет вашей матери? Как вы предполагаете поделить ее? Как предполагаете поделить и разрезать мое несчастное тело? Отлично: сначала убейте меня, и каждый из вас возьмет часть моего разорванного тела на свою территорию и закопает ее там. Только таким образом я смогу быть разделена между вами вместе с землей и морем“. С этими словами она начала рыдать и причитать. Затем она обхватила их обеими руками и притянула к себе в объятия, пытаясь примирить их».[760]

На некоторое время вмешательство Домны сработало. Два сына правили вместе, а ее почести и привилегии лишь увеличились при таком двойном правлении. В 211 году к надписям на ее монетах добавились титулы Pia (Благочестивая) и Felix (Счастливая) — ранее они были исключительной привилегией императоров. Монеты, выпущенные в связи с официальным объявлением обожествления Севера, также дали ей дополнительный титул Mater Patriae, «Мать Отечества».[761] Это был тот самый титул, который Тиберий запретил Сенату давать Ливии. Теперь стало ясно, что Домна превосходит по титулованию свою великую предшественницу, родоначальницу империи. В конце концов, даже Ливия не могла похвастать брачными и материнскими связями с тремя Августами.

И все-таки еще до того, как формальному соглашению о гармоничном разделении власти между сыновьями Домны исполнилось два года, оно было безжалостно разорвано. 26 декабря 212 года Каракалла пригласил Гету в покои матери под предлогом разговора о более глубоком примирении, а там отдал своей охране приказ заколоть своего 23-летнего брата. Рассказ Диона Кассия об этом событии сообщает, что Гета пытался найти спасение у матери, которая была так же обманута относительно намерений Каракаллы, как и он. Когда к нему двинулись его убийцы, Гета беспомощно обращался к ней до последнего вздоха, а его кровь залила руки Домны. Сцена была настолько ужасной, что шокированная Домна даже не заметила, что сама получила удар по руке.[762]

Немедленно поступил приказ безжалостно уничтожить все портреты Геты, в результате возникли едва замаскированные срезы на монументах, таких как арка в Лептис Магна и арка Аргентариев, где надпись, славящая Домну как мать Августов, была цинично переделана, чтобы читалась как мать Августа — теперь только одного.[763] Монеты с изображением Геты были переплавлены во всех уголках империи, было объявлено уголовным преступлением даже произнесение или написание его имени. Но не только память о Гете стала жертвой вычеркивания; существовали даже обряды поругания. Грубая пустота без лица, оставшаяся от стирания его портрета на Берлинском тондо, к примеру, содержит признаки того, что его закидывали экскрементами.[764]

Несколько изображений Геты, в основном на личных украшениях и предметах, таких как геммы и печати, все же сохранилось. История о том, что Каракалла часто разражался слезами при виде портрета своего мертвого брата, интерпретировалась как свидетельство того, что упомянутые образы принадлежали горюющей матери Геты.[765] Но если императрица и хотела публично оплакать своего младшего сына, такой возможности ей дано не было:

«Ей не позволяли горевать или рыдать по сыну, хотя он встретил столь ужасный безвременный конец (ему было только двадцать два года и девять месяцев), — наоборот, ее принуждали веселиться и смеяться, как будто при какой-то большой удаче; тщательно следили за всеми ее словами, жестами и переменами цвета лица. Так ей, единственной Августе, жене императора и матери императоров, не позволялось даже в одиночестве лить слезы в ее глубокой печали».[766]

Диктат Каракаллы в этом вопросе был настолько жестким, что последняя женщина последней династии, Корнифиция, дочь Марка Аврелия и Фаустины и сестра Коммода, была предана смерти лишь за то, что оплакивала вместе с Домной смерть Геты.[767]

При всей осознаваемой беспомощности Домны перед лицом личной трагедии, по иронии судьбы пятилетнее пребывание Каракаллы во главе династии Северов проходило в эру, когда именно ей довелось оказывать самое прямое влияние на имперский порядок. В отсутствие у нового императора супруги после уничтожения Плавтиллы в ссылке на Липари, Домне фактически пришлось играть партию римской королевы-матери, которую сначала Ливия, а затем Агриппина Младшая исполняли при своих сыновьях. По абсолютному контрасту с этими двумя матерями карьера Домны шла совершенно без ее желания — благодаря убийству ее сына, а не из-за подозрительной смерти мужа.

Каракалла, как и несколько его предшественников, мечтал стать народным героем и походить на Александра Великого. В 214 году, после завершения кампании на Дунае, императорский двор остановился к востоку от Антиохии, в Сирии, на родине Домны. Тут, отдавая должное ее превосходному образованию, на нее возложили ответственность за ведение греческой и латинской переписки Каракаллы и ежедневный просмотр писем, которые приходили молодому императору из различных частей империи. Такие обязанности обычно поручались ab epistulis (секретарю-вольноотпущеннику). Хотя предыдущие императрицы, такие как Ливия и Плотина, вели переписку с просителями, обращавшимися к императору, нет свидетельств, что какой-либо женщине раньше давали подобную официальную роль в императорской администрации.

Более того, Домна, несмотря на широко известную нелюбовь к Каракалле, как говорят, давала ему полезные советы по множеству вопросов. Когда она как-то упрекнула его в чрезмерных расходах на армию, Каракалла беззаботно ответил: «Не расстраивайся, мать: во всяком случае, пока у меня в руках есть это, — и показал ей свой меч, — мы не будем испытывать недостатка в деньгах».[768]