Нерон - Д. Коштолани

— Хочешь, Алорко, чтобы я тебя сопровождал?

Они проехали город; улицы были пусты. Весь народ поднялся в Акрополь. Актеон заехал на секунду в склад Сонники, чтобы известить ее рабов о своем отъезде, и затем последовал за своим другом, выехав вместе с ним за город.

Алорко жил в одном из домов предместья, громадном здании с обширными конюшнями и широкими дворами. Пять человек его племени находились при молодом кельтибере в течение его пребывания в Сагунте, досматривая за его лошадьми и служа ему, как слуги.

Узнав, что они должны ехать, сыны гор закричали от восторга. Они томились от праздности в этой плодородной и богатой стране, нравы которой ненавидели, и с поспешностью стали готовиться к отъезду.

Солнце заходило, когда пустились в путь. Алорко и Актеон ехали впереди с плащом на голове, в тканой кирасе для защиты груди, согласно кельтиберскому обычаю, и с широким и коротким мечом, висящим подле кожаного щита, спускающегося с пояса. Вооруженные длинными копьями пять слуг и гонец замыкали поезд, подгоняя двух мулов, которые везли одежду и провизию для путешествия.

Этот вечер еще ехали по дорогам сагунтской земли. Проезжали среди полей, обработанных и плодородных, мимо красивых дач и деревушек, которые теснились вокруг башни, служащей им защитой. С наступлением ночи расположились подле убогой горной деревеньки. Здесь кончались владения Сагунта. Далее жили племена, находившиеся почти всегда во враждебных отношениях с Республикой.

На следующее утро грек увидел совершенно изменившийся пейзаж. Позади него остались море и зеленая долина, кругом же виднелись лишь горы и горы, одни, покрытые большими сосновыми лесами, другие — ржавые, с выступом голубоватого камня и густыми кустарниками, которые при приближении каравана, трепеща листвой, извергали тучи испуганных птиц и зайцев, в безумном ужасе проносившихся между ногами лошадей.

Дороги не были проложены людьми. Животные пробирались с трудом по следам, которые оставались после других путников; много раз обходили груды камней, свалившихся с вершин, и проходили ручьи, пересекающие путь. Подымались по горам, взбирались на вершины среди криков орлов, которые неистовствовали от ярости при виде вторжения в их покойные области, куда от времени до времени по вечерам проникали люди; спускались в трясины, глубокие расщелины, где царил гробовой мрак и хлопали крыльями вороны, привлеченные падалью какого-нибудь животного.

Иногда вдали виднелась небольшая долина или по ту сторону ручья стояла группа хижин с глиняными стенами и соломенной крышей, в которой было проделано отверстие для освещения жилища и выхода дыма. Женщины, костистые и прикрытые шкурами, окруженные голыми ребятишками, выходили из своих логовищ, чтобы издали поглядеть на караван с выражением неприязни и тревоги, точно проезд нескольких незнакомцев мог принести одни лишь бедствия. Другие, более молодые, с обнаженными ногами и опоясанные передниками из рубищ, косили тощую рожь, которая еле подымалась, точно золотистая пелена, раскинутая на белеющей и скудной почве. Девочки, сильные и некрасивые, с мужественными членами, спускались с гор с большими связками ветвей за спиной. Мужчины же, с густыми спутанными волосами, спадающими на их смуглые и бородатые лица, в тени орешников и красных дубов плели бычачьи нервы для щитов или обучались метать дротики и владеть копьем.

На самых возвышенных местах дороги появлялись всадники, на маленьких лошадях с длинной и грязной шерстью, имеющие сомнительный вид не то пастухов, не то разбойников со своими кожаными доспехами и длинными копьями. В продолжение нескольких минут они внимательно изучали едущих и затем, определив их силы и придя к заключению, что на них трудно будет напасть, возвращались к своим стадам, которые паслись в глубоких расщелинах гор, покрытых кустарниками. Бесчисленные стада ягнят и быков, привыкших к дикому уединению, убегали, заслышав приближение каравана. Между розмарином и тимьяном, растущими на косогорах, сновали, точно серые муравьи, стаи перепелов, ищущих корма, и при звуке лошадиных копыт они тревожно взлетали, проносясь, точно свист над головами путников.

Актеон дивился грубым нравам этого народа. Хижины были сделаны из красной глины или в сруб, скрепленные грязью; крыши из ветвей. Женщины, более сильные, чем мужчины, выполняли самые трудные работы, и только мальчики в этом отношении помогали своим матерям. Юноши вооружались копьем и под руководством стариков учились сражаться как пешим, так и конным, укрощали жеребцов, спрыгивая с них на землю и снова вскакивая на всем бегу, и обучались продолжительно стоять на коленях на спинах лошадей, оставаясь неподвижными, со свободными руками, чтобы владеть мечом и щитом.

В некоторых селениях путешественников принимали с традиционным гостеприимством и еще более проявляли внимания, узнав в Алорко наследника Эндовельико, главы племени Бараеко, которое с испокон веков пасло свои стада на берегах Халона. С наступлением ночи им уступали свои лучшие кожаные постели, прикрытые для смягчения сухой травой; в честь каравана прокалывали на вертеле теленка, поджаривая его на громадном огне, и в продолжение путешествия, женщины, стоя у входа своих жилищ, останавливали их, предлагая в больших глиняных ковшах горькое пиво, приготовленное в долинах, и хлеб из желудиной муки.

Алорко пояснял афинянину обычаи своего народа. Они собирали желуди, служившие им главным питанием, держали их на солнце до тех пор, пока они совершенно не высыхали, затем шелушили, молотили их и складывали в амбары запас муки на шесть месяцев. Этот хлеб, дичь и молоко составляли их главную пищу. В прежние времена, когда мор скота оставлял их без стад, когда поля не давали урожая и голод губил народ, более сильные поедали слабых, чтобы самим существовать. Рассказы об этом он слышал от стариков своего племени, передающих это, как легенду отдаленных времен, когда Нэтон, Аутубэль, Нади и другие боги страны, разгневанные своим народом, посылали на него столь ужасную кару.

Молодой кельтибер продолжал рассказывать о нравах своего племени. Некоторые из женщин, которые с таким мужеством работали на полях, быть может, только накануне разрешились от бремени. Согласно обычаю, как только младенец появлялся на свет, его сейчас же погружали в воду ближайшей реки, чтобы этим способом, ведущим многих к смерти, закалить его, сделав мужественным и нечувствительным к холоду; мать после родов немедленно вставала с постели и продолжала свою работу, муж же занимал ее место, ложась вместе с новорожденным. Женщина, еще не оправившаяся от болезни, заботилась об обоих, окружая вниманием сильного мужа, как бы благодаря его за тот плод, который он даровал ей.

Несколько раз караван встречал на своем пути по краям тропинок постели из травы, на которых лежали люди, мрачные и жалкие. Мухи целыми тучами жужжали вокруг их голов; возле руки лежащего стояла амфора с водою. Ребенок, сидя на корточках подле постели, отгонял веткой насекомых. Это были больные, которых родные, следуя древнему обычаю, выносили на край дороги, чтобы умилостивить богов, показывая их страдания, а также, чтобы проезжающие мимо путники помогали им своими советами и давали лечебные средства далеких стран.

Сильные мужчины омывались в лошадиной моче, чтобы укрепить мускулы. Их единственной роскошью было оружие и они любовались, как неоцененными драгоценностями, бронзовыми мечами, привезенными с севера полуострова, и стальными мечами, изготовленными в Бильбилео и отточенными на песках его знаменитой реки. Гибкие латы, сделанные из различной шерстяной ткани или из кожи и украшенные гвоздями, служили им оборонительным вооружением, с которым кельтибер не расставался даже в постели. Они спали на разложенном сагумоме, с оружием под рукой, готовые сражаться при малейшей тревоге, нарушающей их сон.

После трехдневного путешествия, караван вступил во владения племени Алорко. Горы расступились на обе стороны Халона, образуя веселые долины, покрытые пастбищами, по которым бегали табуны диких лошадей, с вьющимися гривами и волнистыми хвостами. Женщины выходили из своих селений, чтобы приветствовать Алорко, а мужчины, с копьями в руках, выезжали на лошадях, чтобы присоединиться к каравану. В первой деревне, где они остановились, какой-то старик сказал Алорко, что отец его, могущественный Эндовельико, находится в предсмертной агонии; в следующем же селении, куда они прибыли спустя несколько часов, он узнал, что великий глава народа скончался на рассвете.

Все народные воины, пастухи и земледельцы выезжали на лошадях, чтобы следовать, за Алорко. Когда приехали к деревне, где проживал царь, конвой уж представлял собою небольшую армию.

В дверях родительского дома здания, сооруженного из красного камня и древесных стволов, Алорко увидел своих сестер в платье, украшенном цветами и с головой, заключенной в ожерелье с клеткой из железных прутьев, с которых спускался траурный вуаль. Сестры Алорко, так же, как и другие женщины, которые их сопровождали, жены первых народных военачальников, скрывали свою печаль по поводу смерти повелителя, и улыбались, как бы находясь накануне праздника. Старость считалась несчастьем у кельтиберов, которые презирали жизнь, и когда не бывало войны, сражались ради развлечения. Умереть на постели считалось почти бесчестием, и единственное, что смущало семью Эндовельико, это то, что столь прославленный воин, ужас соседних племен, умер с головою, убеленною сединою, погасив свою жизнь, как гаснет факел, после того, как он направлял своего коня навстречу стольким сражениям, обрушивая свой меч, словно громовую стрелу, на стольких врагов.