Огненный столб - Джудит Тарр

Царица казалась спокойной и способной, даже жаждущей встретиться лицом к лицу с тем, что для египтянина немыслимо. И все же Нофрет наблюдала за своей госпожой. Она должна понять, что в существующих обстоятельствах нет иного выбора, кроме как допустить, чтобы царь был убит. Царство изгнало его. Даже двор отворачивался от него.

— И это значит, — говорила Леа, здравомыслящая, как всегда — а именно здравомыслие было отчаянно необходимо в этом деле, — что тебе, девочка, предстоит сыграть роль, какую никогда прежде не играли царицы. Ты должна смотреть, как он умирает, там, где это увидят и другие; когда же все сочтут, что он скончался, тебе придется помочь ему скрыться, а затем скорбеть над телом какого-нибудь незнакомца и участвовать в погребении. А когда его похоронят, ты по-прежнему будешь царицей и возьмешь себе нового царя.

— Но не сразу же, возразила царица. — Сменхкара молод и, хотя духом не силен, телом крепок. Он может пережить нас всех.

— А может и не пережить. Но ты будешь носить свою тайну в сердце, и она станет грызть тебя. Ты сможешь сделать это, дитя? У тебя хватит сил?

— Надеюсь, хватит.

Леа кивнула, судя по всему, удовлетворенная, чего нельзя было сказать о Нофрет. Но здесь у нее не было права голоса. Она уже сказала свое раньше. Если бы она не привела госпожу к Леа, если бы Леа не пришла сюда…

Это все произошло бы независимо от Нофрет. Она такая же раба Бога, как и все остальные. Какой бы ни был бог. Амон мог не иметь ничего против того, чтобы слуга Атона жил, лишь бы сам Атон был изгнан в пустыню.

— Но куда же ты пойдешь? — спросила она. — Как станешь поддерживать свою жизнь?

Удивительно, но царь ответил ей; Нофрет не ожидала, что он думает о чем-то еще, кроме своего Бога и возможности избавиться от скучного занятия быть царем.

— Я буду следовать за своим Богом и пойду туда, куда поведет он.

— Он пойдет на север, — сказала Леа, — а потом на восток, в пустыню, которая была нашим домом до того, как мы пришли сюда. Наши родичи еще там те, кто остался позади, когда мы пришли в Египет. Они позаботятся о нем и укроют его. Египет никогда не узнает, что его царь находится среди племен Синая.

Нофрет резко замотала головой, — ничего не выйдет. Синай находится под властью Египта. Его найдут и убьют.

— Атон защитит меня, — сказал царь: все те же слова, такие же безумные, как всегда, и так пугающе правильные.

— Ну хорошо, — согласилась она. — Но как же ты выберешься из Египта? У каждой переправы через реку стоят заставы, в каждой деревне есть соглядатаи жрецов. Если у кого-нибудь появится хоть малейшее подозрение, тебя схватят. Даже если удастся выбраться из Ахетатона. Ты знаешь о мире не больше, чем новорожденный котенок.

Царь захлопал глазами, слишком озадаченный, чтобы обижаться. Вмешался Агарон:

— Да, все это верно, но он же будет не один. Я пойду с ним.

— И я, — подхватил Иоханан. — Мы давно так решили. Бабушка видела, что до этого дойдет. Мы станем теми, кто мы есть на самом деле — людьми из племен, которые жили в Египте и решили вернуться домой. Мы получим пропуска, чтобы пройти заставы, у нас будут ослы, разные вещи на продажу, чтобы прокормиться и не вызвать подозрений, когда мы направимся на север.

— Его величество будет моим братом, — добавил Агарон. — Он немного слабоумен, но его посещают видения. Мы будем всегда держать его при себе, так как с ним может случиться припадок.

Как и все безумные планы, этот выглядел красиво.

— Ничего не получится, — повторила Нофрет. — Кто-нибудь вас разоблачит. Военачальник Хоремхеб не дурак. Узнав о ваших намерениях хоть что-то, он бросится вслед со всей своей армией.

— Значит, надо позаботиться о том, чтобы он ни о чем не пронюхал, — сказал Агарон. Он был доволен собой так же, как Иоханан, словно мальчишка, замышляющий шалость.

— Разве ты не понимаешь? — спросил Иоханан, с легкостью читая ее мысли, — все настолько просто, что обязательно получится. Мы выйдем отсюда, поскольку имеем на это право, заберем с собой брата и поведем домой.

— Домой, — повторил царь, словно прижимая это слово к своей узкой груди. — Домой в Красную Землю, в священные горы моего Бога. Я построю там храм — высокий, до самого неба. Все будут смотреть на него и удивляться.

— Конечно, — ехидно сказала Нофрет. — Он тоже удивится, приедет туда и узнает покойного царя Египта.

— Царь Египта скоро будет мертв, — сказал Эхнатон. — Он умирает сейчас. Слышишь, как он тяжело дышит? Его жизненный срок сократился до дней, даже до часов. Проводник ждет, бог-шакал, сторожащий тропы мертвых.

Нофрет воздела руки к небу.

— Ну хоть кто-нибудь послушает меня? Вы все просто спятили.

— Мы делаем то, что должны, — мягко сказала Леа. — Да, и даже ты. Ты привела ко мне свою госпожу и дала мне время научить тому, что ей следует знать.

Хозяйка Нофрет кивнула, все еще бледная, но спокойная.

— Ты все понимаешь, хотя и не желаешь понимать. Как и я. Все правильно, Нофрет. Бог хочет, чтобы мы поступили именно так.

«Но какой же бог?» — задумалась Нофрет. Атон, который заявляет, что любит царя, или Амон, который его ненавидит? И есть ли разница между ними?

28

Умирание царя было величественным и страшным. Он торжественно и с церемониями улегся в постель, окруженный толпами жрецов, врачей, рабов, слуг, придворных и всяческих бездельников, сделав все, что надлежало сделать в этой жизни. То, что должно быть долгим и медленным погружением во тьму, стало царственным зрелищем, правда не среди золота и солнечного света, но среди белого полотна, темного дыма курений и стенаний женщин и евнухов.

Никто — ни один из них — не распознал лжи. Исхудавший царь, уже много дней не евший ничего, кроме кусочка хлеба и пары глотков воды в день, выглядел смертельно больным. С точки зрения Нофрет, все было даже чересчур убедительно. Он вполне мог бы умереть на самом деле, просто потому, что Бог приказал ему изобразить смерть.

Если бы царь и вправду был так болен, как казалось, Нофрет не стала бы огорчаться больше, чем полагалось по обязанности. Переход в мир иной тянулся бесконечно, хотя, как она потом сосчитала, это был лишь обычный оборот луны от новолуния до полнолуния и снова до новолуния. Девять дней, отведенные для завершения гробницы, прошли, а царь все еще дышал, хотя находился на краю жизни. Даже его враги поверили ему или решили набраться терпения и позволить богам самим разделаться с ним.

В темную безлунную ночь, когда его жрецы молились, врачи разводили руками, а слуги хором стенали, царь испустил хриплый глубокий вздох, и дыхание прекратилось.