Венерианка - Лиса Фарова

взглянуть, что за бумажку мне дала загадочная незнакомка. Развернув небольшой огрызок в клетку, я прочитала. "Сегодня в 01:30 Аня будет на развилке твоей улицы и соседней вместе с Никой. Решайся". Сообщение меня взбудоражило. На что решаться? Я быстро сожгла сообщение. Не дай Бог, Лёша увидит его. С другой стороны он рано или поздно заметит, что Ники дома нет. Я подозреваю, что мне нужно решиться на побег. Как? Я вернулась на кухню.

В девять вечера в нашу идиллию вмешался папа. Он спустился на кухню и пристально стал рассматривать нас. Я затихла. Он что-то подозревает? Чего ждать?

Глава 5

– Почему так тихо? – спросил он после тридцати секунд молчания.

– У нас так всегда.

– Где девочка?

– Это твоя дочь. Ее зовут Ника.

– Где она?

– Она уже спит. Странно, что ты о ней вспомнил. Мы тебе безразличны, вроде бы.

Даня начал хныкать. Я взяла на руки Даню. Его взгляд нас пугал.

– Зачем ты взяла его?

– Он боится тебя, уйди.

– Это ты настраиваешь его против меня. Из-за тебя он боится.

Он подошёл, я затаила дыхание. Лёша взял на руки Даню. Он заплакал. Леша будто не слышал его плача.

– Видишь, все хорошо. Пойдём.

Я с тревогой наблюдала, как Лёша впервые за год взял сына на руки. Он пошел наверх, унося плачущего сына с собой.

– Лёш, оставь его, он плачет, – пыталась остановить его я.

Он меня не слышал. Я схватила его за руку, он силой толкнул меня. Я отлетела на диван. Даня тянул ручонки ко мне и удалялся с папой на второй этаж. Я сильно ударила палец ноги, меня остановила боль. Лёша закрылся в комнате. Я утешала себя тем, что к Данилу он относился терпимее, внимательнее, чем к Нике и ко мне. Возможно, он закрылся с ним, потому что хотел пообщаться, сблизиться. Плач стих. Я успокоилась, но ненадолго. В одиннадцать плач возобновился. Даня плакал навзрыд. Лёшу слышно не было. Дверь в спальню была заперта. Я начала барабанить в дверь – никакой реакции. Может, он спит? Не может быть, Даня очень сильно плакал.

– Лёш, открой. Дай мне ребёнка. Я его успокою. Лёша!

Я уже кричала. Плач Даньки меня сводил с ума. Я не знала, что Леша с ним там делает. В голове застыл страх.

Я провела за дверью час с лишним. Даня все ещё ныл, а Лёшу я не слышала. Я сидела возле закрытой двери, сгрызла все ногти в ожидании. Данилка резко взвизгнул и вновь громко заплакал. Моё сердце не выдержало. Во мне будто что-то лопнуло, и адреналин стал литься через край. Ребёнок там подвергается неизвестно чему, а я боюсь неадекватного мужа. Какого же тогда малышу? Нет, хватит.

Я вскочила с места и побежала. В голове моментально сложился план. Я бежала за скалкой. У меня на кухне была толстая метровая деревянная скалка-самоделка, досталась мне в наследство. Я ей не пользовалась, время пришло. С ней в руках я подбежала к спальне. Я ударила скалкой по двери – безрезультатно. Бросила скалку, начала бить ногой по двери. Дверь была филенчатая, некрепкая, после пятого удара ногой дверь раскрылась. Лёша зачем-то подвесил ребёнка за ноги к привинченному к стене светильнику. Он не ожидал моего появления, но приготовил кулаки, как только увидел меня. Подумать только, ребёнок провисел вверх ногами полтора часа из-за папиного идиотизма и маминой трусости. Бедный Даня.

Как только я приблизилась к сыну, чтобы освободить его, почувствовала удар по голове. После того как я упала, он ударил меня ногой в бедро. Я поползла из комнаты к лежащей в прихожей скалке. Такого поворота он не ожидал. Он нагнулся надо мной, а я ткнула ему в лицо этой дубиной. Лёша попятился назад, закрыв лицо руками. Не дав ему опомниться, я опять ударила его. Я хотела, чтобы он вырубился и для уверенности ещё раз, как следует, приложила его скалкой.

Теперь, когда он лежал без сознания, я могла освободить задыхающегося от слез и осипшего сыночка.

– Всё хорошо, мой сладкий, – приговаривала я, целуя и обнимая бедненького, – я с тобой. Я не дам больше тебя в обиду, моя зая.

Я раскачивала сына в объятиях и плакала. Моё тело болело, мое сердце разрывалось от обиды. Мне было жалко и Лёшу. Он чем-то болен, явно, но я начала бороться. У меня появился выбор. Я выбираю моих детей.

Лёша начал шевелиться, я вздрогнула. Даню я погнала вниз, велела ждать на кухне. Скалка в руках. Лёша открыл глаза. Я, плача, размахнулась и, не мешкая, ударила его по кровоточащей голове. Назад пути нет.

Осознавая, что сделала нечто очень плохое и единственный выход – побег, я начала спешно кидать кое-какие вещи в дорожную сумку. Вспомнила про документы, взяла. Деньги. Я порыскала в карманах у Лёши, нашла бумажник. Наличных нет, только карты – взяла, может, сгодится. На Нику положила немного вещей, на Даню – получилась целая сумка, еле закрыла. Сумочку свою и Данину наполнила сухомяткой: печенье, два батона, пачка сосисок.

На часах час двадцать ночи. Я смотрю в окно, надеюсь, что записка – не обман, и Аня появится, иначе я даже не знаю, что буду делать, куда бежать.

Выйти в дверь я не могла, на окнах первого этажа решётки. Остаётся проверенный способ – козырёк пристроя и простыни. К счастью, Даня не спал из-за пережитого потрясения. Он играл в машинки и задавал вопросы.

– Мама, а мы больше не вернёмся к папе?

– Нет, малыш.

– А Ника останется?

– Нет, мы идём к Нике.

Я вязала между собой простыни, чтобы спустить во двор в корзине для белья Данила и спуститься самой. Проверила – надёжно.

Через десять минут мы уже были внизу с вещами. Калитку я отперла легко. Мы вырвались. Я судорожно оглядывалась по сторонам в поисках теней, человеческих фигур, но улица была пуста и темна. Слабый свет редких фонарей практически не доходил до нас. Мы все-таки пошли вперёд к перекрестку улиц. Даня начал было что-то лепетать, я показала палец у губ. Этот жест он хорошо знал – притих. Мы встали на перекрёстке. Никого не было. Моё сердце сжалось. Неужели никто не придёт? Куда я пойду с ребёнком? Где тогда моя Ника? Меня сковал ужас. Мои щеки горели от давления. Домой я не вернусь.

Через минут пять я услышала звук мотора. Где-то ехала машина. Ужас. Куда спрятаться? Не успела я схватить сумки, как сзади некто подкрался.

– Вас