Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание - Иларион Алфеев

2. Влияние преподобного Симеона на последующее развитие восточно–христианского Предания

Рассмотрев взаимосвязь между Симеоном и Преданием, поставим в заключение еще один вопрос: как само Предание оценило Симеона и какова была судьба его духовного наследия?

Уже при жизни Симеон пользовался широкой известностью, и, несмотря на то, что его учение оспаривалось официальными кругами, у него было много последователей и учеников. Нам неизвестно, когда он был канонизирован и имел ли место какой‑либо специальный акт его канонизации (что маловероятно), но совершенно несомненно, что его почитание как святого началось вскоре после его смерти; посмертные чудеса, описанные Никитой, должно быть, еще более способствовали его популярности. Никита, который сам был выдающимся богословом и церковным деятелем середины XI века [1558], сделал все, что было в его силах, для того личность и сочинения его наставника были должным образом оценены в широких кругах христиан [1559]. Никита сделал не меньше для популяризации духовного наследия Симеона Нового Богослова, чем Симеон — для распространения культа своего наставника, Симеона Студита. На примере Симеона Студита, Симеона Нового Богослова и Никиты Стифата мы видим, как идея преемственности духовного опыта воплощается на практике — идея, которую столь горячо отстаивал Симеон Новый Богослов.«Золотая цепь»святости не прервалась после его смерти.

На протяжении девяти веков, которые прошли со времени жизни Симеона, след его влияния был всегда различим в Восточной Церкви, хотя до недавнего времени это влияние ограничивалось главным образом монашескими кругами. О Симеоне вспоминали всякий раз, когда в Восточной Церкви, особенно в среде ее монашества, начинался период духовного подъема: сам этот факт говорит о много-. Влияние Симеона можно проследить и в грекоязычном, и в славянском мире. Отметим некоторые ключевые моменты.

Симеон подготовил возрождение мистицизма в иси–хастскую эпоху [1560]. Его имя было известно в Византии уже в тринадцатом веке, преддверии исихазма [1561]. В этот период Никифор Уединенник составил свое слово»О хранении сердца», куда включил многие святоотеческие тексты, в том числе некоторые отрывки из сочинений Симеона [1562].

Другой текст, который станет очень важным для исихастов,«Метод священной молитвы и внимания» [1563], именно в XIII веке получил широкое распространение: в монашеское предание он вошел под именем Симеона. Этот краткий трактат содержит, как мы уже упоминали, описание»психосоматических»методов концентрации ума в сердце. Каково бы ни было авторство трактата, вполне симптоматично, что монахи XIII столетия приписали этот трактат именно Симеону: его уже тогда считали одним из великих учителей молитвы.

В период наивысшего расцвета византийского иси–хазма — в XIV веке — творения Симеона читались и переписывались весьма широко: именно от этого времени до нас дошли многочисленные рукописи его сочинений. Предшественник Григория Паламы, Григорий Си–наит, ссылается на сочинения Симеона περί ησυχίας και προσευχής («ο безмолвии и молитве»), в первую очередь имея в виду»Метод» [1564]. Григорий Палама, великий византийский писатель–мистик, чье богословие во многих отношениях можно рассматривать как продолжение учения Симеона, почти не упоминает его имя [1565], хотя очень пространно цитирует более ранних Отцов — Григория Богослова, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника. Единственное убедительное объяснение этому можно найти в том факте, что Григорий, вовлеченный в многолетнюю полемику со своими оппонентами Вар–лаамом и Акиндином, сознательно ограничивал выбор своих ссылок теми Отцами, которые являлись авторитетами не только для него, но и для его противников. Однако есть в»Триадах»Паламы одно весьма примечательное место, где Григорий говорит о Симеоне как выразителе того же Предания, к которому принадлежит он сам:

Ты ведь читал»Житие»Симеона Нового Богослова, почти вся жизнь которого… была чудом… так что если бы кто назвал его творения писаниями жизни (συγγράμματα ζωής), не погрешил бы против правды… [Следуют имена некоторых позднейших писателей]. Ты знаешь, что все они и многие другие их предшественники, современники и последователи одобряют это Предание (τκχράδοσιν)[1566] и увещевают держаться его…[1567]

После падения Константинополя в 1453 году наследником византийской традиции стало Великое княжество Московское; на несколько веков именно Москва становится центром восточно–христианского мира [1568]. Но уже за сто лет до окончательного исчезновения Византийской империи с политической карты мира, в середине XIV столетия, влияние византийского исихазма на русскую духовность было очень велико. Именно в это время (которое иногда называют периодом»второго южнославянского»влияния на русскую цивилизацию) многие исихастские тексты, включая сочинения Симеона Нового Богослова, были переведены на славянский язык и стали известны в монашеских и светских христианских кругах Руси [1569]. О большом значении Симеона для русского читателя этого периода наглядно свидетельствует значительное количество рукописей славянского пере

вода сочинений Симеона в различных библиотеках мира [1570]. Славянская версия Симеона содержит главным образом его Гимны; наших предков более всего вдохновило это самое мистическое по содержанию и самое оригинальное по форме из всех сочинений Симеона [1571].

На основе того факта, что множество славянских рукописей сочинений Симеона дошло до нас от XIV‑XV веков, можно предположить, что с этого времени Симеон стал одним из самых читаемых на Руси византийских авторов [1572]. В отличие от поздней Византии, где древние Отцы Церкви считались более авторитетными, чем позднейшие писатели (ср. Григория Паламу, который предпочитал ссылаться именно на древних авторов), на Руси такого предпочтения древним Отцам не оказывали, и Симеон пользовался равным авторитетом и равной популярностью с великими Отцами первых веков христианства.

Как справедливо указал о. Иоанн Мейендорф, невозможно объяснить возрождение монашества на Руси в XIV‑XV веках вне контекста ее связей с Византией [1573].

Один из главных возобновителей монашества на Руси, преподобный Сергий Радонежский (1314–1392) состоял в переписке с Константинопольским патриархом Фило–феем Коккиным, одним из вождей исихастского движения [1574]. Сергия иногда называют»первым русским мистиком» [1575]: во всяком случае, он — первый, чья жизнь была пронизана мистикой огня и света до такой степени, что в этом отношении его можно сравнивать с Симеоном Новым Богословом [1576]. Жизнь Сергия совпала со временем, когда сочинения Симеона получали распространение среди славян. Не удивительно, что они стали весьма популярны в среде учеников Сергия: некоторые из самых древних славянских рукописей Симеона, датируемые XIV и XV столетиями, хранились в библиотеке Троице–Сергиевой Лавры [1577].

Другое подтверждение влияния Симеона на русскую духовность мы находим в том, что на его творения постоянно ссылаются ведущие представители двух противостоящих монашеских групп — так называемые»стяжатели»и»нестяжатели», которые противостояли друг другу на Соборе в 1503 года [1578]. Большая часть церковной иерархии, созванной в этом году на Собор, поддержала точку зрения Иосифа Волоколамского (1439–1515) и»стяжателей», но истинным продолжателем исихастской традиции был именно глава»нестяжателей», Нил Сорский (ок. 1433–1508) [1579]. В своем учении он делал акцент на внутреннем молитвенном опыте, отречении и удалении от мира [1580]; в борьбе за возврат монашества к своим первоначальным корням Нил обращался к»Преданию Евангелия, апостолов и Отцов» [1581]. Неудивительно, что в поисках святоотеческих параллелей своему учению Нил часто обращался к Симеону Новому Богослову, наряду с такими авторами как Иоанн Лествичник, Исаак Сирин и Макарий Египетский. Нила Сорского весьма привлекал мистицизм Симеона; так, среди множества цитат из Симеона в монастырском»Уставе»Нила есть и отрывок из Гимна 13–го:

О, чудо!.. Вижу свет, которого не вмещает мир, и, сидя в келлии, вижу внутри нее Творца мира, и беседую с Ним, и люблю Его, и питаюсь единым бого–ведением и, соединившись с Ним, превосхожу небеса… Господь меня любит и в Самого Себя приемлет, и в объятиях скрывает… Невидимый для ангелов и Неприступный существом мне видится и с моим соединяется существом…[1582]