Всё, кроме любви - Марианна Красовская

— А-а, ладно, — сдался Хурт, прижимая её к себе. — Иди сюда. Будешь доказывать самой себе, насколько ты классная любовница.

Он накрыл её губы своими в настоящем, чувственном поцелуе. Но в то же время — неожиданно мягком. Истерика вроде прошла, но он планировал полностью её успокоить.

Идея подчинить себе эту девочку, попросту запугав, на глазах претерпевала изменения. И дело было не только, и не столько в том, что с перепугу она косячила в разы больше, сколько в том, что он уже всё больше видел в ней партнёра. А контролировать партнёра только страхом — опасно, ведь рано или поздно найдётся то, что испугает сильнее. Или тот.

Нет, разумно опасаться своего мужчину ей всё-таки стоит, но вот глубинный страх нужно заменить на доверие. И как можно деликатнее. Он воспитает в своей девочке не только покорность и уважение, но и преданность. Хурт был уверен, что на почве её влюбленности эти семена дадут шикарные всходы.

Эта мысль даже заставила Вагнера на пару секунд отстраниться от сладких губок Пеппи, чтоб внимательнее вглядеться в её затуманенные желанием глаза. Да она же действительно влюблена в него по уши! Хотя, похоже, сама этого пока не осознала.

Потому и шугается, а загнанная в угол — шерсть на шкирке дыбом ставит. Но она — маленький затравленный опекуном зверёк, ей простительно.

Ничего, он быстро её приручит, и даже одомашнивать не будет. Дикий преданный зверь гораздо интереснее, да и ценнее домашнего питомца. Пусть его девочка остаётся дикой рысью — главное, чтобы только с ним она мурлыкала.

Хурт улыбнулся этому сравнению с земной хищницей, навеянному, видимо, её серёжками-кисточками. Вот как есть — рысенок. Но она вырастет.

Вагнер взял лицо Пеппи обеими руками. Провёл подушечками больших пальцев от уголков глаз к вискам. Девушка вжалась в него сильнее, обхватывая руками за талию и запрокидывая голову. Он ладонями отрегулировал нужный ему угол и медленно, чувственно провёл языком по её губам. Потом, поднявшись по щеке вверх, пощекотал язык нижними ресничками. Смешная девочка. Уродуя внешность, чтоб скрыть опасную для себя красоту, она выстригла ресницы на верхнем веке, а нижние забыла. А ведь именно они натолкнули его на выводы о её маскараде.

Он снова сместился, слизнув маленькую капельку пота с её виска. Пеппи на вкус была сладкой с привкусом лимона. Кислинки. Вкусно.

После операции Хурт какое-то время всё же скучал по сильным эмоциям. Пока не понял, что органы чувств работают по-прежнему. Прикосновения — разница температур и структуры поверхностей — давали разнообразные тактильные ощущения. Плюс — звук, свет, цвет, запах. Но особенно ярко его мозг реагировал на вкус.

И Вагнер стал гурманом. Вкус приобрёл особое значение. Контрабандист открыл для себя целую гамму вкусовых оттенков. Неприхотливый в еде, он при этом мог целый день смаковать какую-нибудь экзотическую сладость, откусывая по маленькому кусочку, посасывая, слизывая вытекший наполнитель.

Прямо как сейчас. Интересно, его девочка везде такая сладкая? С кислинкой.

Он оторвал от себя вжимающуюся в его торс Пенелопу, ловко расстегнув и стащив её блузку, а следом и “утеплённый” лифчик.

Руки девушке связывать в этот раз Хурт не стал. Но она и сама, всё ещё чувствуя себя виноватой, вела себя сдержанно. Ну, как для Пеппи. Не пытаясь его раздеть или как-то направить, она просто, проникнув под серый рабский балахон, гладила ладонями его бока, легонько скользя тонкими пальчиками по шрамам. Словно маленькие взбесившиеся блохи покусывали его в местах этих прикосновений. Не больно, нет. Одуряюще.

Он действительно дурел с этой девчонкой. Такого даже в подростковом возрасте не было. Даже с Элли.

Мысль об Элеоноре немного отрезвила. Хурт аккуратно приподнял Пеппи под ягодицы, второй рукой поддерживая её спину. Отнес девушку в глубь комнаты и усадил на краешек добротного стола из настоящего дерева тёмных пород. Неожиданно убранного. Хурт пришел в себя достаточно, чтобы это отметить.

— Подожди, — оторвался он от пугающе желанного тела. — Ты и правда хорошая любовница. Настолько, что я никого не хотел так, как тебя. Да я просто никогда так сильно не хотел секса, как с тобой.

Пеппи ошалело смотрела на контрабандиста. Она в принципе не могла предположить, что он может сказать такое. Тем более — ей. И более тем более — после всех её косяков.

— Но, девочка, чтобы я знал, что ты — моя, ты должна уметь не только отдавать и подчиняться, но и принимать. Разрешать мне угадывать то, чего хочешь сама. Или просто говорить.

— Тебя, — вырвалось у не совсем ясно соображающей девушки.

— И это радует, — хмыкнул Хурт. — Я даже тебе верю. Сейчас — просто расслабься и дай мне угадать твои желания. Мне хорошо с тобой, но важно, чтобы и тебе было хорошо со мной. Ты понимаешь?

— Понимаю, — полувсхлипнула Пеппи, даже не пытаясь сфокусировать взгляд. — Мне очень с тобой хорошо, Хурт, сама в шоке.

Вагнер не сдержал смешок.

— Моя открытая девочка, — прошептал он, щекоча ей кожу возле соска своим дыханием. — Будь такой со мной всегда. Открытой, честной и только моей, — он дышал ей уже куда-то в пупок, и машущее ручкой её сознание едва улавливало смысл его слов. — Всё остальное я тебе прощу. Просто будь моей.

И контрабандист… мягко опустился на колени перед сидящей на самом краешке стола девушкой, легонько развел ее бедра и, непостижимым образом втиснувшись между ними, приник лицом к её животу. В этот момент он не лгал ни ей, ни себе. Он действительно был готов прощать ей капризы, терпеть или мягко прекращать истерики… Да многое прощать и терпеть, кроме измены. В оплату же — знать, что она — его, и ощущать её вкус. Кисло-сладкий.

Она действительно была такой везде. Его сладкая девочка. С кислинкой.

Пеппи дёрнулась, и, едва не свалившись, оперлась отведенными руками о столешницу, закидывая ноги Хурту на плечи.

— Только не сжимай, — буркнул любовник, играя языком с её складочками, — а то задохнусь же.

— А ты… ещё… и… дышишь?! — прерывисто между стонами пролепетала девушка. — Везёт тебе…

И краем уплывающего сознания зафиксировала его смех, даже не подозревая, что первая за десятки лет