Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии - Сюзанна Кэхалан

Несмотря на это грубое ошибочное суждение, Лора воспользовалась возможностью поработать над собой, и, по словам Розенхана, в ней проявлялись черты женщины и художника. Розенхан писал, что она беспокоилась о муже-педиатре, боялась, что он раньше времени загонит себя в могилу (это Боб, зациклившийся на еде, будучи псевдопациентом), переживала за младшего из двух сыновей, Джеффри, который начал экспериментировать с марихуаной; о своих проблемах с оттачиванием мастерства и поддержанием своего творчества.

Затем я опросила десятки людей, знавших Розенхана, о том, дружил ли он когда-нибудь с какой-нибудь знаменитой художницей, но никто точно не знал. Я составила списки известных абстракционисток того времени и обзвонила искусствоведов. Они назвали несколько имен: Энн Трутт, Джоан Митчелл, Мэри Абботт, Элен Франкенталер, – но все не то. Национальный музей женского искусства в Вашингтоне прислал мне список книг. Ложноположительный результат. Мать одного из студентов Розенхана в Суортморе была довольно знаменитой скульпторшей. Дохлый номер. Я написала Джудит У. Годвин, нью-йоркской абстракционистке, чьи работы представлены в Метрополитен-музее. Ее ответное письмо было вежливым, но твердым: «Я не принимала участия в исследовании. Удачи в поисках».

Прослушивая запись, я слышу, как изменился мой голос. Наконец у меня появилась зацепка.

И тут – удар.

Грейс Хартиган родилась в Ньюарке в 1922 году и умерла в 2008-м. Она начинала свою карьеру чертежницей на авиазаводе. Не обладая профильным образованием, она начала воссоздавать старых мастеров. В 1960-х она стала включать образы популярной культуры в свои красочные работы – раннюю версию стиля поп-арт.

– Я не выбирала живопись, – говорила она. – Это она выбрала меня. У меня не было никакого таланта – это был дар.

Грейс была замужем четыре раза. Первого мужа звали Бобом. Динь-динь-динь! Только вот вопрос: первый муж ушел из ее жизни в 1940-х. Не такой уж и динь-динь-динь. Вот тут, думала я, настал момент триумфа: четвертый муж, доктор Уинстон Прайс, коллекционер произведений искусства, за которого она вышла замуж в 1960-м, был известным эпидемиологом из университета Джона Хопкинса, одержимым поисками лекарства от простуды. Ради этого он был готов на все – даже заразил себя экспериментальной вакциной от вирусного энцефалита, которая наградила его менингитом, из-за которого его здоровье ухудшалось следующие десять лет до его смерти в 1981 году.

Может, эти двое и были супругами Мартин? Уинстон Прайс рисковал жизнью ради работы, поэтому отправить его в психиатрическую больницу было бы несложно. Грейс, боровшаяся со своими демонами, среди которых был и алкоголизм, имела свой корыстный интерес к изучению безумия и его связи с творчеством. Мне и биографу Грейс, Кэти Кертис, это показалось правдоподобным. Она добавила, что у сына Грейс Хартинган – Джеффри (согласно заметкам Розенхана, так же звали сына Лоры) всю жизнь были проблемы с наркотиками. Лора тоже переживала за своего сына Джеффри, который курил марихуану. Но Кэти усмирила мою самонадеянность.

– В нежном двенадцатилетнем возрасте [Грейс Хартиган] отправила его к отцу в Калифорнию. Всю свою жизнь она очень мало уделяла внимания сыну, – сказала Кэти. – Грейс говорила всем, что ненавидит его.

«С другой стороны, – добавила она в электронном письме, – если бы мне пришлось оценить возможность участия Хартиган в эксперименте, я бы остановилась на 80 %».

Восемьдесят процентов. Мне этого хватит. Да, у Грейс был только один ребенок, а не два, и, вероятно, она не слишком о нем заботилась, чтобы так о нем беспокоиться, но это мог преувеличить или неправильно понять сам Розенхан. Кэти посоветовала связаться с Рексом Стивенсом, давним помощником Грейс, который работал с ней двадцать пять лет.

«Это не Грейс». Рекс Стивенс произнес это так уверенно, будто толкнул меня. Сроки не те, сказал он. Описание ее картин было неверным. Отношения с искусством, мужем и сыном – все неправильно. Но как думаете, что, по его мнению, самое ужасное? Она бы все рассказала Рексу.

Ради этого он был готов на все – даже заразил себя экспериментальной вакциной от вирусного энцефалита, которая наградила его менингитом

– Я знаю о ней все, – сказал он.

Я восприняла этот ответ как личную обиду. Наверняка я повела бы себя так же, услышав, что кто-то из моих давних знакомых скрывает нечто столь важное. Я связалась с исследователем архива Грейс в Сиракузском университете, где содержалось восемь погонных метров писем, записных книжек и дневников большей части ее карьеры. Но он не смог найти ни одного ее письма Дэвиду Розенхану или ей от него. Шансы на то, что Грейс Хартиган была моей Лорой Мартин, стремительно падали.

Псевдопациенты № 5 и № 6 все еще числились пропавшими без вести.

Во время одной из моих предыдущих исследовательских поездок в квартиру Джека я наткнулась на черновик неопубликованной книги Розенхана с рукописными заметками, которые позже привели меня к Биллу Андервуду. Тогда меня заинтриговали еще две подсказки. Красивым, но почти неразборчивым почерком (для расшифровки потребовалась помощь и Флоренс, и Джека) было написано: «Письмо от Лейбовича»; а над ним: «Психотерапия – возьми письмо из Цинциннати».

Глубоко на задворках моей памяти я помнила о них как о возможных зацепках, но не знала, как соединить, пока не наткнулась на серию писем от некой Мэри Петерсон, расположившуюся в черновике шестой главы неопубликованной книги Розенхана. В письмах подробно описывался опыт Мэри Петерсон в еврейской мемориальной больнице Цинциннати.

Цинциннати.

В одном из ее писем Розенхану описывались двенадцать дней, проведенные ей в отделении психиатрии еврейской мемориальной больницы. Мэри записывала историю своей госпитализации на диктофон и отправляла записи Розенхану, а тот поручал секретарше расшифровать их. Законченные наполовину, они содержали подробное описание многих действующих лиц, несколько имен которых подходили под описание пациентов из заметок Розенхана о Саре Бизли, псевдопациентке № 3. Также у Мэри и Сары совпадали описания первой тревожной ночи в палате, когда Сара чуть не проглотила свои таблетки.

«Одна есть!» – нацарапала я на полях своих заметок.

Розенхан сохранил конверт Мэри, так что у меня был адрес, благодаря которому я отыскала ее дом в Кливленде, штат Огайо, – только чтобы узнать, что она недавно умерла, а муж Мэри (Джон, так же звали мужа Сары, псевдопациента № 2) умер еще раньше. Из некролога стало ясно, что эта женщина была полна энергии. Я читала кулинарные колонки Мэри для местной газеты, заказала сборник изданных ею замечательных коротких рассказов о ее жизни в Королевском городе[88]. «Ангел на колесах» – так местный писатель описывал Мэри Питерсон, поскольку ее часто видели на розовом велосипеде. «Иногда мне казалось, что из-за ее спины растут ангельские крылья, когда я видел ее на велосипеде!» Теперь я