Чудо - Ирвин Уоллес

С чувством огромного сожаления он снова посмотрел на спящую рядом с ним женщину-ребенка. Она была олицетворением непоколебимой и чистой веры в чудесную сказку, которая, по ее глубокому убеждению, могла превратить ее в полноценного человека и вернуть к нормальной жизни. Он же по иронии судьбы оказался обречен на то, чтобы быть врагом этой веры, которая застила глаза его товарищам, заставляя их угодничать перед врагом, превращая их в предателей, способствующих дальнейшему порабощению его народа. Чтобы дать своим собратьям свободу, он обязан уничтожить символ этой веры, однако одновременно с этим он убьет надежду и любовь в душе Наталии.

И все же Уртадо понимал, что должен сделать это.

У него были обязательства перед другой, еще более великой любовью, и ради нее он был готов идти на любые жертвы.

«Ах, Наталия, Наталия,— подумал он.— Когда все закончится и я выйду из этой схватки победителем, постарайся понять меня!»

Но он-знал: она никогда его не поймет.

В голову ему пришла еще одна мысль: если ему придется долго прятаться, может случиться так, что он не сумеет победить. Сейчас город просто кишит полицией, и такое положение может сохраниться вплоть до окончания Великой Недели. Как он сумеет взорвать грот, если у него не будет возможности пронести взрывчатку на территорию святилища?

И тут его осенило. А ведь есть один способ добиться успеха. Если это сработает, то завтра он сделает так, что с Девой Марией будет покончено раз и навсегда.

10

Без десяти девять утра Мишель Демайо из пресс-бюро святилища деловито шла по площади Четок к Медицинскому бюро. За нею следовали прибывшие в город накануне вечером доктор Поль Клейнберг и его надежная помощница, сестра Эстер Левинсон.

Для Клейнберга это была первая возможность увидеть Лурд при свете дня. Несмотря на обилие церковных скульптур, присутствие инвалидов в колясках и на носилках, а также собственное предубеждение по поводу святыни, приходилось признать, что в солнечный летний день над площадкой, предназначенной для проведения торжественных церемоний, витал пасторальный дух умиротворения и безмятежности.

Доктор Клейнберг и медсестра едва успели на последний рейс авиакомпании «Эр Интер», отбывавший из Парижа, и, когда сходили с самолета в Лурде, там уже царила ночная тьма. Пресс-дама приехала встречать их на машине. Во время короткой поездки до гостиницы Клейнберг из-за крайней усталости даже не удосужился взглянуть на Лурд сквозь автомобильное стекло. Ведь накануне он примчался в аэропорт Орли прямиком из своего парижского офиса, а потом долго летел до этого городка в Пиренеях. В отеле «Астория» на бульваре Грота для них сняли две скромные комнатушки. Позвонив жене Алисе в Нейи, чтобы сообщить ей и мальчикам о своем благополучном прибытии и оставить им телефон, по которому ему можно дозвониться, доктор рухнул в постель и проспал без перерыва девять часов.

Теперь, во время пешей прогулки, Клейнберг заметил, насколько скованно держится его ассистентка. Ему было известно, что родом она из Германии и в детстве рано лишилась родителей, которые во времена нацизма попали в газовую камеру и крематорий. Потому ей было очень нелегко иметь дело с любыми проявлениями фанатизма — политического или религиозного. У самого Клейнберга таких проблем не было. Его родители переехали из Вены в Париж задолго до прихода Гитлера к власти и получили французское гражданство. Он же был рожден французом и, хотя постоянно ощущал приглушенный антисемитский фон, исходящий со стороны определенного меньшинства, не чувствовал себя во Франции чужаком. Это была его страна, его родина. Французская культура была для него открыта во всем своем богатстве, но знакомство с католическими святынями в Лурде вряд ли можно было назвать близким. Ему доводилось время от времени читать в газетах й журналах о Бернадетте, о чудесных явлениях и о гроте. Некоторый интерес вызывали и сообщения об исцелениях, связываемых с Лурдом.

Помимо подобных отрывочных сведений единственным источником данных о святом городке были три книги, имевшие то или иное отношение к доктору Алексису Каррелю[25]. Одна из них была посвящена ему, а две другие написаны им. Причем в каждой говорилось о поездке этого выдающегося врача в Лурд в 1903 году. Клейнберг приобрел и прочел каррелевские книги, после того как получил приглашение вступить в Международный медицинский комитет Лурда, который должен был собраться в Париже на заседание, чтобы изучить и удостоверить так называемое чудесное исцеление одной англичанки, миссис Эдит Мур, от саркомы.

Клейнберг ничем не мог помочь комитету, поскольку у него заранее было запланировано участие в другом медицинском форуме в Лондоне. Но стоило ему вернуться в Париж, как «лурдовцы» вновь вышли с ним на связь.

Члены Международного комитета склонялись к тому, чтобы признать за случаем миссис Мур статус чуда, но решили воздержаться от окончательного решения, пока не получат заключение от признанного специалиста по саркоме. Клейнберг считался одним из двух наиболее авторитетных медиков во Франции, занимающихся лечением злокачественных опухолей. Другой специалист, доктор Морис Дюваль, которого Клейнберг хорошо знал и уважал, был слишком занят экспериментальными исследованиями, чтобы участвовать в экспертизе. Таким образом, Клейнберг оставался единственным консультантом, от которого зависел окончательный вердикт. Ему крайне не хотелось иметь какое-то отношение к делам религиозного характера. Однако, узнав, что в Лурде однажды побывал с целью расследования сам доктор Алексис Каррель, Клейнберг посмотрел на поступившее ему предложение иными глазами. Еще будучи студентом Медицинской школы Кошена при Парижском университете, он преклонялся перед доктором Каррелем, его трудами и биографией. Выдающийся ученый вроде бы воздерживался от категоричных суждений по поводу Лурда и провел там некоторое время. Перечитав Карреля, Клейнберг убедился, что воспоминания студенческой молодости его не подводят. Великий Каррель отнесся к феномену Лурда со всей серьезностью.

Так Поль Клейнберг принял предложение Медицинского комитета и отправился в Лурд, чтобы расследовать случай сверхъестественного исцеления женщины по имени Эдит Мур.

— Вот мы и на месте,— услышал он голос мадемуазель Демайо.

Куда они попали? Клейнберг остановился и огляделся, чтобы лучше сориентироваться. Они стояли на тротуаре, перейдя на другую сторону площади Четок. А прямо перед ними находились двойные двери здания, сложенного из крупных, грубо отесанных каменных блоков. Над входом висела табличка, где белыми буквами на синем фоне было выведено: «МЕДИЦИНСКОЕ БЮРО / СЕКРЕТАРИАТ».

— Пройдемте внутрь,— пригласила их представительница пресс-отдела.— Я представлю вас руководителю Медицинского бюро доктору Берье, и вы останетесь тут с ним побеседовать.

Клейнберг и Эстер послушно пошли за мадемуазель Демайо и попали в просторную приемную с двумя дверями по правой стороне. Пресс-дама махнула рукой в сторону второй двери:

— Позвольте, я доложу о вашем прибытии секретарю доктора Берье.

Она скрылась за дверью, и гости получили возможность немного освоиться в незнакомой обстановке. Стены приемной напоминали экспозицию музея медицины. Бросив беглый взгляд на расставленные и развешанные экспонаты, Эстер села на краешек дивана и, поджав губы, потупила взгляд. Клейнберг проявил к «выставке» больше интереса. Он начал расхаживать по приемной, изучая диковинные вещи.

Ближайший крупный экспонат представлял собой деревянный ящик со стеклянной крышкой, на которой сверху значилось: «Де Руддер». Внутри ящика находились два отлитых из меди слепка кости мужской ноги. Одна копия демонстрировала серьезный перелом большой берцовой кости. Другая показывала ту же ногу после полного выздоровления. Клейнберг внимательно прочел пояснение. Пьер де Руддер, житель бельгийского городка Яббеке, в 1867 году в результате падения с дерева получил перелом нижней части берцовой кости левой ноги. Разрыв между обломками на месте перелома составил три сантиметра, а потому нога никак не срасталась. Целых восемь лет де Руддер хромал. Однако после посещения копии Лурдского грота в Бельгии он необъяснимым образом исцелился. Сломанная кость полностью срослась. После кончины де Руддера, двадцать три года спустя, три врача произвели вскрытие и установили, что трехсантиметровый разрыв действительно закрылся. «Сломанные концы кости хорошо прилегли друг к другу,— гласило пояснение.— Кость сохраняет явные следы перелома, но совершенно не укорочена». Случай де Руддера был объявлен восьмым официальным чудесным исцелением в 1908 году.

Клейнберг наморщил нос и увидел собственную гримасу в стеклянной крышке ящика. Это была совершенно непроизвольная реакция. Он отметил про себя, что на его лице отразилось скорее удивление, чем сомнение.