Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

намыло водой, то ли тот человек, который принес сюда огниво, принес на хранение и собранное золото. Во всяком случае, Харка был не первым, кто проник в эту каменную полость. И предшественник его тоже был индеец.

Неужто Рыжий Джим что-то знал про этот клад?

Если он об этом ничего не знал, то он и не узнает никогда, а если знал, то никогда его не получит.

Теперь Харка начал размышлять, что делать дальше. Он мог продержаться в этом каменном мешке несколько дней и ночей: здесь было чем дышать, была вода, а у Харки был с собой промокший запас измельченного вяленого мяса бизона. Но когда-то придется выбираться отсюда, причем еще до того, как он окончательно обессилеет. Золото он не собирался здесь оставлять. Он развел бы огонь, чтобы отделить золото от простых камешков, но на нем не оставалось даже сухой ниточки. И так неминуемо было бы с каждым, кто проник бы сюда. Не спрятано ли здесь где-нибудь чего-нибудь горючего? Харка снова принялся ощупывать стенки кругом. При этом он заметил, что скала в некоторых местах потрескалась. Может, всей этой пещерке суждено однажды рухнуть. В последнюю очередь Харка обшарил еще раз промоину в стене и действительно нашел два припасенных кусочка дерева.

Харка принялся многотерпеливо тереть огниво до появления искр, и через некоторое время ему удалось поджечь деревяшку. Он осветил камни и золото и быстро отобрал все крупинки, сунув их в тот же мешочек, где находился мясной порошок. Немного подумав, туда же сунул и огниво. Теперь даже если кто и проникнет в эту пещерку, никогда не догадается, что здесь хранилось нечто особенное.

Поскольку никто ему не мешал, а он был измучен, ему стоило немного поспать. Он разместил тело так, чтобы оно не сползло к воде, и уснул, несмотря на холод и жесткое ложе. Когда Харка проснулся, у него было чувство, что проспал он совсем недолго.

Тем не менее он был отдохнувшим настолько, что отважился на бегство. Вытянув руки вперед, он снова нырнул в тот узкий, уводящий вниз каменный рукав, по которому утекала вода. Рукав был коротким; длинным он мог показаться только из-за того, что пробираться по нему снизу было очень трудно. Юный индеец в мгновение ока очутился в главной пещере, а поскольку здесь его никто не задержал и не ловил, он беспрепятственно сделал бросок к уходящему вниз водопаду и обрушился вместе с ним в глубину. В падении он почти потерял сознание. Но как бы глубоко его ни унесла вода, о скалы он не разбился. Водопад проделал свою тысячелетнюю работу и вырыл углубление в камне, наполненное водой. В него-то Харка и нырнул на глубину в несколько метров, и сама сила воды снова вытолкнула его наверх и через некоторое время выпустила из водоворота. А чтобы его вновь туда не затянуло, он нашел нишу в стене, куда смог прибиться. Он свернулся там калачиком, дрожа всем телом, окончательно окоченевшим в водопаде.

Немного успокоившись, он обнаружил, что из ниши, в которой он сидел, вверх уводил сухой рукав. Его так и манило подняться по нему, но Харка не знал, выведет ли он наружу и не лучше ли будет вновь довериться воде, про которую хотя бы известно, что где-то она вырывается из горы. Поэтому он силой воли унял нервную дрожь и снова нырнул в уходящую дальше струю, она его тут же подхватила, понесла, швыряя через каменные пороги, и, наконец, куда-то отбросила лежать – скорее мертвого, чем живого.

Когда Харка очнулся от своего полуобморока, он заметил, что лежит на камнях, а вокруг темно. Но эта темнота уже не была такой непроницаемой, как в пещере. Откуда-то проникало слабое мерцание, и шум воды имел здесь другую мелодию. Харка был разбит, все кости у него болели, но он поднялся на четвереньки и пополз дальше, вслед течению воды.

Он добрался до щели, через которую утекала вода, и здесь свечение усилилось; оно было матовым, но все же рассеивало темноту. Харка протиснулся в эту щель.

И очутился на свободе.

Над ним простиралось ночное небо; мерцали звезды. На голых ветках и на хвойных лапах лежал снег; он светился даже ночью. Вода, бьющая из горы ключом, шумела и плескалась, стекая по лесному склону. Верхушки деревьев клонились под легким ветром.

Харке была знакома эта площадка, подверженная камнепадам. Он тут же прокрался в сторонку, под прикрытие кустов и деревьев. С волос у него капало, его кожаные штаны, его пояс, его мокасины – все промокло и отяжелело. Револьвер он потерял, лук тоже: из лука вместе с бобровой курткой он выскользнул в момент схватки.

Было очень холодно, и он нестерпимо мерз. Поэтому не мог сидеть, а сейчас же вскочил, чтобы бежать на поиски коня, опоясанного его одеялом из бизоньей шкуры. Путь к тому лугу, на котором он оставил коня, был неблизок. Харка побежал по ночному зимнему лесу. Дорога пролегала сперва до той поляны, на которой размещалось стойбище рода Медведицы перед тем, как они снялись, чтобы уйти к Конскому ручью. Харка бежал быстро, но по возможности старался не оставлять следов. По этой дороге он мог обойти стороной ту скалу, где находился главный вход в пещеру; та скала располагалась на несколько сот метров выше поляны, к которой устремился Харка. Поскольку в последний раз он застал эту поляну совершенно необитаемой и пустой, здесь ему можно было уже не так осторожничать. Почти добежав до поляны, он влез на дерево. Ветви его были голые, то есть не давали ему хорошего укрытия, но зато Харке была отлично видна поляна, расположенная под легким уклоном к горе. Она была слегка заснежена, снежный покров был кое-где поврежден животными.

На верхнем конце поляны лежал огромный валун. На самой поляне – спустя уже два лета и одну зиму – наметанный глаз мог еще заметить те места, где были вбиты в землю те несущие столбы, на которых держались все жерди, обложенные сверху шкурами. Харка мог точно отметить то место, где стоял его отеческий вигвам, где стоял Священный вигвам и жилище его друга Четана. И круглые углубления в земле для очагов еще были видны. Может быть, поляна после того еще раз обживалась другими людьми и они ставили свои вигвамы на уже готовых местах.

Все это занимало внимание Харки, но куда больше его занимал тот факт, что его Чалый пришел сюда, на это давно знакомое и привычное ему место,