Злой лжец - Саммерс Фейт

ее улыбках, которые она дарила мне, когда я замечал в ней перемены.

Я думал, она что-то скрывает.

У меня сейчас такое же чувство.

Глава 34

Кэндис

Темно. Так темно, но я их слышу.

В доме слышны мужские голоса.

Я также слышу, как мама плачет.

Мужчины приходят в это время каждый вечер, когда папы нет дома.

Он не знает.

Они пришли за ней, и они пришли за мной.

Дядя Лукас приходит за мной, и иногда он не один.

Я наивно полагала, что если снова начну делать то, что мне сказали, он оставит меня в покое.

Но с той ночи он не приходил, и с тех пор я не могу спать. Не могу есть.

Дверь моей спальни скрипит, и я слышу, как он дышит. Я хватаюсь за простыни и вжимаюсь в кровать. Слезы жгут мои глаза, когда шаги эхом разносятся по половицам. Они становятся все ближе и ближе.

— Маленькая шлюшка, я знаю, что ты не спишь, — насмехается дядя Лукас. — Вставай на хрен.

Когда я сажусь, в комнату входит другой мужчина. Я не вижу их лиц, и этот мужчина не говорит.

Это просто дядя Лукас отдает приказ.

Вспыхивает слабый свет, и я вижу его лицо.

Он словно чудовище, хватает меня за горло, и я кричу.

— Твоя мать — шлюха, и ты тоже, — рычит он, скаля зубы. — Ты маленькая сучка. Мы займемся тобой сегодня ночью.

Когда его рука крепче сжимает мое горло и моя одежда срывается с меня, я кричу, кричу и кричу.

И вдруг я вижу их, моих родителей.

Они мертвы.

Их тела лежат на земле.

Моя мать сгорела.

Мой отец без головы.

Я выскакиваю из кошмара и приземляюсь в объятиях Доминика, плача так сильно, что не могу дышать.

— Кэндис, детка, я тебя держу. Ангел, я тебя держу. Ты в безопасности, — бормочет он, обнимая меня.

Я держусь за него так крепко, но как будто не могу подобраться достаточно близко. Я не могу чувствовать себя достаточно безопасно, хотя он снова и снова бормочет эти слова.

— Ты в безопасности.

Доминик держит меня так до тех пор, пока мягкие лучи солнечного света не проникают в окна, и я плачу до тех пор, пока не теряю голос.

Прошло много лет с тех пор, как мне снился такой ужасный кошмар. Это результат того, что я просто увидела имя дяди Лукаса, написанное в блокноте, и услышала, что Доминик его ищет. Вот что происходит со мной при одном упоминании имени этого человека.

Никто никогда не узнает, через что он заставил меня пройти.

Дядя Лукас никогда не покидает мои мысли, но я стараюсь выбросить его из головы, как могу, борясь между тем, чтобы думать и не думать. Это то, что я освоила за эти годы, но время от времени я спотыкаюсь и падаю. Что происходит, когда я выношу эти болезненные воспоминания на поверхность своего разума, так это то, что я распадаюсь на части. Но это ощущается по-другому, потому что раньше никто его активно не искал.

Доминик сказал, что дядя Лукас любил меня. Я не знаю, как меня не стошнило, когда я услышала такой нелепо смешной комментарий, я знаю, что даже он не поверил. После смерти моих родителей дядя Лукас выглядел так, будто он уехал из города, потому что испугался. Но со временем люди стали смотреть на него свысока, потому что он бросил меня. Доминик тоже так подумал бы, но вчера вечером он просто был милым.

Мне стало легче забыть все, что сделал мне дядя Лукас, из-за его отсутствия в моей жизни. Теперь перспектива его возвращения режет мне сердце.

А что, если Доминик найдет его и мне придется с ним встретиться?

Не знаю, смогу ли я.

А что, если Доминик узнает, что я с ним сделала, или, вернее, что он сделал со мной?

Я вздрагиваю, когда желчь поднимается в моем желудке. Он никогда не должен узнать. Я не могу ему сказать. Я не хочу, чтобы кто-то знал.

Точно не Доминик. Что бы он обо мне подумал?

Может быть, я ему больше не нужна…

— Кэндис… — Доминик отстраняется, чтобы осмотреть меня, и обхватывает мое лицо. — Как ты себя чувствуешь?

Я промокаю глаза и пытаюсь успокоиться, но это не помогает. Я едва могу смотреть на него сквозь свои опухшие глаза.

— Я в порядке.

— Я вижу, что нет. Малыш, что тебе снилось?

Я качаю головой. — Я не могу об этом говорить. — Я говорю это впервые, и он выглядит таким обеспокоенным, как я и ожидала.

Мы должны были сегодня пойти на работу, но я не думаю, что смогу. У меня даже нет сил притворяться, что все в порядке. Когда я ложусь, он гладит мои волосы.

— Ты меня беспокоишь, Ангел. Что с тобой происходит? — спрашивает Доминик.

— Я плохо себя чувствую.

— Тебе что-нибудь нужно?

Я встречаю его вопросительный взгляд. В ярком солнечном свете его голубые глаза снова напоминают мне море. Море на Сицилии. Оно такое синее и прекрасное. Теплое и манящее. Вы могли бы сидеть и смотреть, как катящиеся волны поднимаются в каждом крещендо, и слушать, как колеблющиеся ветры поют вам. Я чувствую то же волшебство, когда смотрю на него.

— Ты, — отвечаю я, и он опускается рядом со мной.

Он осторожно целует меня в лоб и притягивает ближе. Ровный, контролируемый ритм его сердца, бьющегося в стальной клетке его груди, успокаивает меня, и я снова засыпаю.

Когда я просыпаюсь, кажется, что наступило раннее утро, как будто солнце вот-вот взойдет.

Доминика рядом со мной нет. Но я слышу, как он разговаривает по телефону за пределами комнаты.

Решив, что больше не будет такого дня, как вчера, я вылезаю из постели и натягиваю одну из своих мешковатых футболок и шорты.

Я выхожу из комнаты и вижу его стоящим у длинных французских окон в конце лестничной площадки. Он без рубашки, и чернильно-черный баварский дракон на его спине выглядит более выраженным на контрасте теней и солнечного света.

Он оборачивается, услышав эхо моих шагов, и теплая улыбка озаряет его красивое лицо.

— Она встала, Массимо. Позвоню позже, — говорит он в трубку и завершает разговор. — Доброе утро, Ангел.

— Доброе утро, — отвечаю я и встречаюсь с его губами, когда он приближается, чтобы поцеловать меня.

Удивительно, как мы чувствуем себя той парой, которой никогда не были, но которой хотели быть.

— Ты спала весь день,