Дом в Мансуровском - Мария Метлицкая

Профессор оскорбленно молчал. Растерянная Маруся расплакалась. Ситуацию, как всегда, спасла Ася:

– Имя ребенку дают родители, – мягко сказала она. – И, кстати, я слышала такое поверье, ну или суеверие, я не знаю. Если ребенку даешь имя рано умершего человека или человека с трагической судьбой… – Ася помолчала, словно набиралась сил, чтобы продолжить. – Так вот, тогда ребенок повторит судьбу того человека. – Выпалив это, она подхватила малышку и у двери оглянулась: – Обед через полчаса, а тут и наша Томочка уснет! Да, моя красавица?

Обедали молча, после обеда профессор ушел отдыхать, а Ася, посмотрев на Марусю, шепнула:

– Да не переживай ты! Смирится. Привыкнет.

* * *

Леша приехал через полтора месяца. Отношений не выясняли – он был счастлив, что выяснять?

– И правильно, что Юля увезла тебя в Москву! Какое «прости», в чем ты виновата? Маруся, любимая, вот тебе досталось! Столько времени в больнице! Страшно представить. Ты у меня героиня! А Тома красавица, вся в тебя, Мань! В меня? Ха-ха, перестань! Нашла красавца́! И еще, Мань, спасибо. Спасибо за имя. Честно говоря, я и не рассчитывал. Ну что, на улицу? Томе надо гулять. Да и мамаше не помешает. И погодка способствует! Мань, одевайся! А я жду внизу с коляской.

Счастье. Одно сплошное счастье. Красивая и здоровая дочка, и черт с ней, с больницей, и с обидами на Юльку. Все прошло, все забыто, и Юльке надо сказать спасибо и еще извиниться, объяснить, что это гормоны. Счастье, что Лешка и не думал обижаться и счастлив до небес, дочку с рук не спускает! И он нежен с Марусей, так нежен, что кружится голова. А может, она кружится от недосыпа? И все между ними как раньше. Нет, не как раньше, а в сто раз лучше! Лучше и ярче, крепче и сильнее. И ничего, ничего не может сломать и разрушить их любовь. Теперь-то уж точно – теперь, когда у них есть Томочка. И Лешку своего она любит так сильно, что щемит сердце. Какая она счастливая, как ей повезло! Только ужасно, что Лешкин отпуск подходит к концу и ему скоро придется отправиться в часть, к месту приписки. Он ни разу не пожаловался, как было трудно в походе. Только «все хорошо, ничего сложного, это моя профессия». Ее героический муж, морской офицер. А она жена офицера, и ей предстоит растить дочь, беречь очаг, писать письма, скучать и ждать, ждать, ждать…

Эту судьбу она выбрала добровольно. И, кажется, ничуть не жалеет! Но через две недели Леша уедет, и это ужасно.

А она? Разве они с Томочкой не поедут с ним? Или она не заметила, как все решила и договорилась с собой? Все правильно, Томочке лучше побыть полгода здесь, в столице, где и врачи, и теплое лето, и свежие продукты. Хотя бы первые полгода, а? Так же лучше для ребенка, правда?

Маруся, признайся, ты не хочешь уезжать из Москвы. Ответь честно хотя бы себе – ты ищешь повод! А, Юлькина свадьба! Вот и повод, и повод серьезный. Что ты еще, Маруся, придумаешь? Что еще сочинишь, чтобы остаться?

Ты боишься возвращаться в поселок, боишься остаться без Асиной помощи, Асина помощь незаменима. Ты боишься неудобств, не хочешь возвращаться в свою убогую комнату, не хочешь наблюдать вид из окна, который вгоняет тебя в тоску и безнадегу. Ты боишься одиночества, стылого ветра, верных, но навязчивых соседок. Продавщицу Тоньку боишься и ее вечных окриков, от которых ты теряешь сознание. Ты не хочешь туда, Маруся! Не хочешь, при всей твоей неземной любви к мужу. Ну вот, дело сделано – очень важное дело, – ты призналась себе. Остается самая малость – признаться в этом мужу. Он благородный человек, и вполне возможно, что он тебя поймет. Или постарается тебя понять. В общем так, есть два выхода. Первый – сказать Алеше всю правду, дескать, люблю и хочу прожить с тобой всю жизнь, но жить в городке не могу. Считай меня кем угодно, я такая и есть – слабая, трусливая, избалованная. Презирай меня, я и сама себя презираю, но это правда. Ну и второй – что-то придумать, соврать. Ну хорошо, Юлькина свадьба. А что дальше? Придется врать про Томочку. А это… невозможно. Потому что отвратительно и низко. Или говорить, что нельзя оставить папу, но и это отвратительно и низко.

Как же она не хочет уезжать из Москвы!

* * *

Кажется, в этот раз Кружняк поверил. Поверил, что Юля не придумывает и действительно собралась замуж.

– Ну что ж, – усмехнулся он, – вольному воля.

– Вольному? – усмехнулась Юля. – Да, остроумно.

Ей показалось, что эту новость он воспринял спокойно.

– Ну да, когда-нибудь это должно было случиться. Ты уже взрослая девочка, годы бегут, надо строить семью. Да и кандидат, по твоим словам, подходящий. Помощь нужна? – Он посмотрел ей в глаза.

– Помощь? – растерянно переспросила она. – Какая помощь?

– Да любая, – ответил он, откинувшись на спинку скамейки.

Они сидели в любимом скверике на Кропоткинской. Их сквер, их скамейка.

– Погодка-то, а? – словно желая сменить тему, сказал Кружняк и тут же повторил: – Любая помощь. Ресторан, свадебное путешествие. Что там еще?

– Спасибо, мы справимся.

– Слушай! – оживился Кружняк, повернувшись к ней всем корпусом. – А работа? Хочешь, устроим твоего женишка на теплое место?

– Ты издеваешься, всемогущий? Да у него и так все хорошо, ждет назначения, должны назначить главным, а пока он и. о.

– Не издеваюсь, ты что? – обиделся Кружняк. – Вот честное слово – не понимаю, что тебя так удивило. Хочешь, пристроим в наше, ведомственное? У нас куча поликлиник, больничек, милости просим! Кто он у тебя? Кардиолог?

– А то ты не знаешь, – хмыкнула Юля.

– В общем, подумай. В ведомственных больницах совсем неплохо. А в поликлинике вообще синекура! Коридоры пустые, народу – раз-два. Ковры, мягкая мебель, просторные кабинеты. Прекрасный буфет. А что, это важно! Отличный и дешевый, кажется, можно навынос.

– Ну да, навынос! Знаю я вас: вход – рубль, выход – два. С вами только свяжись, век не развяжешься. Хранить ваши медицинские тайны – это же ого-го, это же государственная тайна! Нет уж, спасибо. – Юля делано поклонилась. – Как-нибудь обойдемся. Справимся без всемогущей конторы.

– Ну как знаешь. – Кружняк посмотрел на часы. – Извини, мне пора – совещание. – Он поднялся со скамейки, одернул пиджак и посмотрел на нее: – Ну что, по протоколу? Счастья молодым? Радостной семейной жизни и кучу детей?

Он посмотрел на нее в упор. Она не выдержала и отвела взгляд.

– Не верю, – сказал он дрогнувшим голосом, – не верю. Сейчас мы