Черкес 5. Спасти кавказского пленника - Greko

Казалось бы, мудрейшим из мудрейших, выбранным судьями, сам аллах велел решить дело быстро. Ведь штрафы шли прямиком в их карман. Но и «судейская коллегия» не избежала греха многословия и велеречивости. Их дискуссия затянулась надолго. Действительно, разве просто определить, сколько локтей бумажной ткани заменяет одного быка? Или на что потянет кольчуга арабистанской вязки? Или хороший лук? Бумажных денег черкесы не признавали. Серебро по рукам ходило, но его было мало. Натуральный обмен оставался единственным универсальным методом со всеми его огрехами. Кодификация системы штрафов оказалась крепким орешком.

Пока ждали заключения «конституционного суда» собрание старейшин решило коротко обсудить идею посольства. Снова не вышло быстро прийти к единому мнению. Вопрос грозил быть похороненным в жарких дебатах. Источником склоки неожиданно выступил Шамуз. Он принялся отговаривать от отправки делегации. Ссылался на то, что толка из нее не выйдет. Ее фиаско вызовет упадок духа у народа, и без того склонного к колебаниям.

— Что это значит? — шипел Белл. — Шамуз нас предал? Он же сам выдвинул идею с посольством. Мне придется искать нового кунака и новое место постоянного пребывания. Или кочевать по деревням, превратившись в вечного скитальца.

Лонгворт и Венерели лишь разводили руками. Все были обескуражены. И встревожены. Положение английского шпионского десанта в Черкесии оказалось под угрозой.

Собрание подошло к концу. Длинное каре из вождей и мудрецов, рассевшихся на соломе по случаю холодов, вот-вот должно было распасться. К одной из его сторон внезапно подскакал всадник. Во всю мощь своих легких, с максимально возможной аффектацией и важностью он стал кричать скороговоркой. Его яркое выступление вызвало улыбки.

— Перед нами помешанный? Все забавляются, как принято у мусульман? — удивились англичане. — Почему он то и дело тычет в нашу сторону рукой?

— Нет! — радостно воскликнул я. — Это Таузо-ок из племени Вайа. Известный шутник. Но сейчас он, как никогда, серьезен. Его речь не для того, чтобы нас развлечь. Он как бы подводит итог собрания.

— И правда! Делегаты то и дело восклицают «аминь».

— Уверен, вам понравятся его последние слова. Он призвал всех оказывать гостеприимство и сердечный прием явившимся издалека иностранцам, подвергшимся непривычным для них лишениям во имя Черкесии. А теперь, господа, я вас оставлю. Мне не терпится обнять старого друга.

Я поспешил к тому месту, куда удалился Юсеф. Мой отряд последовал за мной. Лишь несколько человек остались сторожить лошадей. При таком скоплении народу не мудрено потерять пару коней. В составе сопровождающих старейшин лиц хватало тех, кому сам черт не брат и законы не писаны.

Мой кунак ничуть не изменился. Все такое же суровое выражение на лице и черная борода, за которой скрывалась лукавая улыбка. Мы обнялись, засыпали друг друга вопросами. Рядом приплясывал от нетерпения Цекери, готовый подключиться к беседе в любую секунду.

— Где Джанхот? Он с князем Берзегом? Курчок-Али, как он? Нашел свою любовь? — первым делом осведомился я о моих «мушкетерах».

— Курчок-Али, наверное, дома. Давно от него нет вестей. Ни плохих, ни хороших.

— А есть плохие? — напрягся я.

— Джанхот, — печально кивнул Юсеф.

— Молчун погиб⁈ — я не верил своим ушам.

— Закрыл своим телом князя Берзега. Убыхи пошли на штурм нового форта на мысе Адлер, как только флот его покинул. Неудачно. Старый князь, как всегда, был в первых рядах. Джанхот — рядом. Русские подняли его на штыки. И даже тело отказались отдать.

— Какая нелепая смерть! Здесь принято считать, что смерть от штыка недостойна воина. Но это чушь! Штык бьёт шашку. В этом у меня нет сомнений.

— Никто не говорил, что Джанхот пал, как не подобает мужчине. О нем сложили хорошую поминальную песню.

Я сжал кулаки, чтобы не застонать. Молчун был мне не просто другом. Образцом для подражания. Он так и не научил меня тайному языку всадников. Так, по мелочи… Но это все ерунда! Он жизнь мне подарил, когда помог вытащить Тамару!

— Я не смогу его отблагодарить за свое счастье! Боже, какая страшная цена за то, чтоб я смог в итоге жениться.

Юсеф удовлетворено кивнул:

— Мы не сомневались, что этим закончится. Не смертью нашего друга, конечно. Твоей женитьбой, — пояснил он свою мысль. — Едем ко мне! Есть повод отпраздновать! И подарки! Я должен подарить тебе что-то на свадьбу!

— Нет времени праздновать! Увы, не уверен, что в нижней долине Абина я желанный гость.

— Княжна? Жена Мансура и сестра Бейзруко? — догадался Юсеф.

Я коротко поведал кунаку о том, что случилось в конце весны. Таузо-ок не смог сдержать горестного восклицания при известии о гибели старого Пшекуи-ока. С благодарностью сжал мне плечо, узнав, что я спас Цекери. И разразился ругательствами, когда услышал, чем закончилась моя переправа на левый берег Кубани.

— Безродные совсем стыд потеряли после смерти своего князя. Среди темиргоевцев осталось немало достойных мужей, кто чтит заветы Джамбулата. Кто не позабыл о законах уорк хабзэ и дворянской чести. Но такое… Этого нельзя так оставить! Воспользуемся съездом судей! Заявим претензию. Пусть отвечают за содеянное!

— Я так и планировал поступить.

— Идем! — решительно потянул меня за руку Юсеф. — Предоставь все мне. Ты многого не поймешь, да не беда. Обществу всадников нанесено оскорбление!

Судьи заседали под большим навесом, крытым соломой. Их окружали просители и обвиняемые. Последних доставляли местные «судебные приставы». Здоровенные амбалы! У них в руках были палки с насечками, игравшие роль «удостоверения» личности и права. Действовали «приставы», как мне объяснили, решительно. Могли и дом обвиняемого сжечь, если тот не являлся на суд.

Юсеф протолкался сквозь толпу. Воспользовался своим положением «оратора», завершившего работу высокого собрания. Получил право выступить. С несвойственной ему яростью стал выкрикивать обвинения. Насилие над девочками-подростками! Пытки! Предумышленное ранение! Кража оружия! Попытка убийства!

Вся толпа, окружавшая навес, разразилась гневными криками. «Приставам» пришлось постараться, чтобы ее утихомирить. Судьи дождались тишины и призвали меня к ответу.

— Какому вольному обществу нанесено оскорбление? — спросили меня в первую очередь.

— Всадникам! — вместо меня ответил Таузо-ок. — Урум Зелим-бей заговоренный был принят в его ряды после героического боя у мыса Адлер.

— Благородные! Уорки! — зашептали в толпе. Далеко не все восклицания были одобрительными.

— Если ты следуешь путем чести, с тобой можно творить все, что угодно⁈ — развернувшись, злобно крикнул таким злопыхателям Юсеф.

— Чем можешь подтвердить свои