Сады Луны - Стивен Эриксон

Крокус сел.

— Это был твой торговый партнёр?

— Великое небо, нет! — Крупп взмахнул рукой. — Несчастный беженец из Крепи — блуждает бездомный. Ему повезло найти Круппа, чьи блестящие откровения указали ему путь…

— …вон из таверны, — со смехом закончил Крокус.

Крупп нахмурился.

Служанка принесла глиняный кувшин с кисло пахнущим вином. Крупп наполнил кружки.

— А теперь, вопрошает Крупп, что же понадобилось сему великолепно обученному юноше от своего старого учителя всех и всяческих злокозненных искусств? Или же ты вновь празднуешь победу и явился с добычей, которую следует должным образом реализовать?

— Ну да… то есть нет, не совсем так. — Крокус огляделся, а потом наклонился вперёд. — Я про прошлый раз, — шепнул он. — Я знал: будешь тут, чтобы продать барахло, которое я тебе принёс.

Крупп тоже склонился над столом, так что их лица разделяли считанные дюймы.

— Приобретения от Д'Арле? — прошептал он, подёргивая бровями.

— Именно! Ты их уже продал?

Крупп вытащил платок из рукава и вытер лоб.

— Из-за всех этих разговоров о войне торговые пути сплошь перепутались. Так что, говоря без обиняков, гм-м, пока ещё нет, признаётся Крупп…

— Отлично!

Круппа так напугал неожиданный выкрик юноши, что он даже зажмурился. Потом он приоткрыл глаза, но едва ли на щёлочку.

— Ах, вот что, Крупп понимает. Юноша желает вернуть их в собственное владение, дабы потом найти лучшее ценовое предложение?

Крокус заморгал.

— Нет, конечно нет. То есть да, я их хочу забрать. Но я их не собираюсь сбывать в другом месте. То есть со всем остальным я по-прежнему хожу к тебе. Но это — особый случай. — Тут Крокус почувствовал, как его щёки наливаются жаром, и обрадовался, что в таверне царил полумрак. — Особый случай, Крупп.

Круглое лицо Круппа растянулось в широкой улыбке.

— Ну, тогда разумеется! Должно ли мне доставить указанные приобретения сегодня же вечером? Великолепно, юноша, вопрос решён. Но скажи, сделай милость, а что это у тебя там в руке?

Крокус непонимающе поглядел на него, а потом на свою руку.

— А! Просто монетка. Я её подобрал в ту же ночь, когда обворовал Д'Арле. Орёл с обеих сторон, видишь? Две головы.

— В самом деле? Позволено ли Круппу рассмотреть сию любопытную вещицу поближе?

Крокус согласился и потянулся к кувшину с вином. Потом откинулся на спинку стула.

— Я тут подумал пойти теперь в усадьбу Орра, — небрежно заметил он, сверля глазами Круппа.

— Гм-м, — Крупп снова и снова переворачивал монетку. — Отливка низкокачественная, — проворчал он. — Чеканка — тоже никуда не годная. Что ты сказал, в усадьбу Орра? Крупп рекомендует осторожность. Дом хорошо защищён. Металлурга, который её изготовил, следовало бы повесить, да наверняка и повесили, думает Крупп. Ни много, ни мало — черновая медь. Дешёвое олово, температура слишком низкая. Сделаешь одолжение, Крокус? Если тебе не трудно, попробуй обозреть пейзаж из вон той двери. Если заметишь въезжающий в город красно-зелёный фургон торговца, Крупп будет весьма благодарен за информацию.

Крокус поднялся, пересёк зал и оказался у двери. Открыв её, он вышел наружу и осмотрелся. Никакого фургона не было и в помине. Юноша пожал плечами и вернулся внутрь. Он подошёл обратно к столу.

— Нету фургона.

— Ну и ладно, — проговорил Крупп. Он положил монету на стол. — По большому счёту, она ничего не стоит, полагает мудрый Крупп. Можешь расстаться с ней, когда тебе заблагорассудится.

Крокус поднял монетку и сунул в карман.

— Нет, я её сохраню. На удачу.

Крупп внезапно посмотрел на него сверкающими глазами, но Крокус уткнулся в кружку с вином и ничего не заметил. Толстяк отвёл взгляд и вздохнул.

— Крупп должен откланяться сей момент, дабы назначенное на нынешний вечер рандеву прошло благоприятно для всех участников.

Крокус допил вино.

— Можем вернуться вместе.

— Великолепно, — Крупп поднялся и отряхнул крошки с груди. — Ну что, в путь? — Он заметил, что Крокус смотрит на руку и хмурится. — Отчего ты сам не свой, юный друг? — проворно спросил он.

Крокус вздрогнул. Он виновато отвёл глаза и покраснел.

— Нет-нет, — промямлил вор и снова посмотрел на руку. — Я где-то рукой задел воск, — объяснил он, вытер руку о штаны и застенчиво улыбнулся. — Пойдём.

— Чудесная погода для пешей прогулки, провозглашает Крупп, мудрый во всех своих замечаниях.

Заброшенная башня находилась в осаде из разноцветья ярких навесов. На улицу Золотой круг выходили лавки и мастерские ювелиров — перед каждой стоял собственный стражник, а узкие щели между лавками вели в полуразрушенное чрево башни.

О Хинтеровой башне рассказывали много легенд, связанных со смертью и безумием, и это удерживало людей от того, чтобы селиться рядом с ней, однако для ювелиров это была только дополнительная гарантия того, что никому не придёт в голову обокрасть их драгоценнее лавки.

Когда сгустились сумерки, толпы в Золотом круге поредели, и стражники стали внимательней. Задребезжали, опускаясь на двери и окна, железные решётки, а около нескольких всё ещё открытых лавок зажглись факелы.

Мурильо вышел на Круг с дороги Третьего яруса и двинулся вперёд, задерживаясь то тут, то там, чтобы осмотреть товары ювелиров. Облачённый в переливающийся синий плащ из Маллийской пустоши, Мурильо знал, что здесь, выставляя напоказ богатство, он успокоит многие подозрения.

Придворный вошёл под навес; две соседние мастерские уже были закрыты. Ювелир — узколицый и круглоносый — хищно склонился над прилавком. Его задубевшие руки были покрыты мелкими белёсыми шрамами, похожими на вороньи следы в грязи. Одним пальцем ювелир отбивал беспокойную дробь. Мурильо приблизился, глядя в его жучьи глаза.

— Это лавка Круйта Тальентского?

— Я — Круйт, — недовольно пробурчал ювелир, словно был жестоко обижен на судьбу — Тальентский жемчуг в кровь-золоте из копей Моапа и Пояса, других таких не найдёте во всём Даруджистане. — Он наклонился вперёд и сплюнул на землю рядом с Мурильо, который невольно шагнул в сторону.

— Посетителей сегодня не было? — спросил он, вытаскивая платок из рукава и касаясь им губ.

Взгляд Круйта напрягся.

— Только один, — сказал ювелир. — Перебрал кучу гоалисских самоцветов, редких, как драконье молоко, и добытых из такого же жестокого камня. Сотня рабов гибнет за каждый камень, который удаётся вырвать у суровой горы. — Плечи Круйта вздёрнулись, а глаза забегали. — Я их храню внутри, чтоб искушение не запятнало улицу кровью.