Запах ночного неба (СИ) - Вилкс Энни

Ощутившие, что они свободны, люди жались к деревьям. Олеара удивило, что они быстро шли, но не бежали, к тому же не выпуская из виду происходящего. Никто больше ничего не говорил, пока и второй воин не затих, а червь не вырвался свечой вверх, озираясь всеми своими головами.

Огненная вспышка поглотила отвратительное существо с громким треском. Пронесся вздох облегчения.

— Свет… — неожиданно проговорила Юория, от которой Олеар никогда не слышал подобных воззваний. — Это было ужасно! Он был готов всех нас стереть с лица земли, я видела это в его глазах… Дядя убил бы всех нас из-за этой девчонки. Как их. В мучениях.

— Идиоты, — прокомментировал Олеар, успокаивая сердце. — Сами виноваты.

— Д-да, — согласилась Юория. — А что Сильвиа? Думаешь, замешана?

— Это не наше дело, — отрезал Олеар. — Видишь, он ее допрашивает?

— Это допрос? — завороженно проговорила Юория. — Никогда не видела, как дядя делает это. Я не поняла сначала…

И она, уже не дрожа, вышла из-за плеча Олеара, как мотылек к пламени, стремясь увидеть больше.

Сильвиа сидела на земле и тихо, почти неслышно выла, а рядом о невидимую стену заклятиями бился закованный в круг ее сын. Даор Карион стоял над женщиной. Ярость все еще текла из его глаз, но лицо уже стало холодным и бесстрастным. Он больше не улыбался. Судя по всему, Сильвиа была не так уж причастна, иначе она была бы уже мертва.

— Сильвиа Лисар знала, что ее воины хотят навредить Тамалании, — наконец вынес вердикт Даор Карион. Голос его, негромкий, но всепроникающий, наполнил собой полянку. — Корвен и Варре обязаны были рассказать герцогине о полученном от Ренарда Лисара приказе — и рассказали столько, сколько могли, надеясь, что госпожа их остановит. Она не остановила. — Он наклонился к Сильвиа, съежившейся на земле. — Ты предположила, что Ренард хочет взять мою Алану под контроль, и обрадовалась этой возможности. Ты нужна для ритуала, и только поэтому все еще жива. Если ты хоть словом, хоть действием помешаешь мне, я убью твоего бастарда-сына. И не сомневайся, это будет очень тяжелая смерть.

Айден застыл за куполом. По щекам его текли слезы бессилия, он что-то говорил, но спресованный воздух глушил звук.

— Я поняла, — выдавила из себя Сильвиа.

— Айден, решай, — распорядился черный герцог. — Ты даешь мне сейчас поместить в твое сердце это, — в руках герцога сверкнуло что-то, похожее на сияющую песчинку, — и твоя мать не проводит остаток пути совсем без кожи.

— Вы не посмеете ее освежевать, — прошептал парень бледными губами.

— Не давай ему разрешения! — взвилась Сильвиа. — Я лучше…

И упала обратно, безголосая. Вся левая половина ее лица и шеи и левое плечо под тканью зашипели, опаленные. Кожа, сожженная магическим пламенем, закипела желтизной и обнажила тошнотворно-багровый слой мышц. Сильвиа закричала, закрывая кровавую маску руками и упала на бок, содрогаясь.

— Герцог Карион, — встал между Сильвиа и Даором Роберт. — Страдания не искупят ее вины и не помогут нам достичь успеха.

— Директор совсем с ума сошел, — прошептала рядом с Олеаром Даника Стелер. — Черный герцог его убьет.

Однако Роберт, похоже, так не думал. Он подошел к Сильвиа и накинул какой-то полупрозрачный полог на ее искалеченное лицо.

— Вы вынуждаете ее натворить глупостей, тогда как мы все зависим от решения каждого из нас, тем более, единственного представителя семьи, — негромко обратился Роберт к черному герцогу. — Пусть предательство и заслуживает наказания.

— Обезболивание ни к чему, — улыбнулся герцог, проводя ладонью над тонкими волокнами. Полотно вспыхнуло и из голубого стало бледно-желтым. Сильвиа со стоном содрала ткань с себя. Роберт, присевший было рядом с ней, поднялся и оказался с Даором Карионом лицом к лицу.

— Я прошу вас остановиться, — тихо, очень твердо сказал он. — Этого более чем достаточно.

Черный герцог не ответил. Вместо этого он повел пальцами — и сын бедной женщины рухнул, больше не сдерживаемый воздушными оковами.

— Мама! — бросился к скукожившейся на земле женщине Айден. На парня было жалко смотреть. — Мама, прости, я согласен!

— Нет, — одними губами шепнула Сильвиа. — Запрещаю.

— Он все равно убьет меня, если ты… Скорее всего, он просто хочет облегчить себе задачу, но все равно может убить меня, понимаешь? Я согласен, но вылечите ее! — крикнул он Даору Кариону. — Пусть не страдает!

— Твой сын умнее тебя, — заметил черный герцог. — Лечить ее я не буду, и никто не будет. Держаться в седле ей по силам.

— Герцог Карион, — снова уверенно вмешался Роберт. — Должен заметить, стоит ли не говорить матери, что собираетесь оставить ее сына в живых, и стоит ли мучить ее, подвергая разум опасности? Она — наш единственный Лисар, верно? Парня и вовсе можно было бы отправить домой, если бы не шныряющие тут и там пар-оольские марионетки. Так что эту леди стоило бы беречь.

— Ты хочешь помешать мне? — осведомился Даор.

Роберт, не дрогнув, ответил:

— Не считаю нужным и возможным. Однако всего пара слов, и она станет нашим союзником.

Олеар усмехнулся: попытка заставить господина что-то пообещать, заранее была обречена на провал.

— Решение принимает не она. А бастард уже согласен.

Айден молча расстегнул куртку.

44. Юория

В пути Олеар с ней почти не разговаривал, и Юории было откровенно скучно. Она выискивала глазами дядю, но чаще всего, не находила: еще в первый день Олеар объяснил ей, что Даор использует отводящую взор завесу. Пытаясь привлечь его, Юория громко рассказывала Апудо истории о черном герцоге, ожидая, что он появится и прикажет ей замолчать — и посмотрит своим приковывающим к земле взглядом, от которого мурашки шли по коже. Но дядя игнорировал ее попытки. И даже когда она сделала вид, что повредила руку и не может править лошадью, рядом с ней остановился лишь Олеар.

Вообще-то он был прав, и это приближавшееся понимание наполняло женщину отчаянием и ненавистью. Иллюзия, что она может привлечь дядин взор, и раньше была слабой, хоть и живучей, но Юория могла льстить себе мыслью, что дядя просто не провел с ней достаточно времени. Сейчас же, столкнувшись с его полным равнодушием, Юория почти верила в слова Олеара. Пока дядя не потеряет интерес к девчонке, так не похожей на Юорию, завлекать его бесполезно. Юории нравилось думать, что любовницы дяди были одноразовыми игрушками, и что он бросал их, не раздумывая, после чего женщины таинственно умирали. Алану дочку предательницы ждала такая же судьба. И тогда…

«Тогда что? — неожиданно спорила она с собой. — Тогда, думаешь, что-то поменяется?»

Вестер был не так плох. Он был силен и влиятелен, и когда брал ее почти что против воли, не обращая внимания на то, как она извивается под ним изо всех сил и даже наслаждаясь этим, это было восхитительно. Юории нравилось его рычание, нравилась стальная хватка сильных пальцев, и даже такое не похожее на дядино лицо. Да, ее воспоминания были окрашены флером необходимости подчинения, этим металлическим ободом, путающим мысли. И все же Вестер был хорош. Она почти жалела, что больше не могла видеть его.

Олеар же оказался другим. Что-то в нем было от дяди, с которым он провел столько времени. Юории казалось, что она видит знакомую родную мимику, что слышит любимые фразы. Надлома, свойственной Вестеру трагичности в речах Олеара не было и в помине. Он смотрел на Юорию, как ягуар смотрит на добычу, и в его довольной усмешке Юория видела уверенность, что черная роза в конце концов опустится перед ним на колени. Он не скрывал своей симпатии, но и был строг: всегда обрывал Юорию, когда она говорила о дочке предательницы или о герцоге, все время следил за ее действиями. В первую ночь, идя к походной купальне, Юория споткнулась — и заговор Олеара поддержал ее под спину, а затем стек по пояснице вниз, между ягодиц, мазнув по промежности. Это выбило из привыкшей, казалось, ко всему женщины дух.

«Просто ты никогда не была с настоящим шепчущим, — сказал ей Олеар позже. — Это даже забавно, как мало ты об этом знаешь».