Сестры Шанель - Джудит Литтл

class="p1">В мастерской шорох кисти художника, работающего над холстом, был единственным звуком – ни кавалерии, ни солдат, марширующих на войну. Мир на какое-то время замирал. Я сидела тихо, насколько могла, повернув голову через плечо к воображаемому окну и золотому солнцу, сияющему в нем, как будто смотрела в будущее, на себя и Лучо и на все, что, несомненно, с нами должно произойти.

ШЕСТЬДЕСЯТ

В конце апреля в Гавр должна была прибыть очередная партия криолло. С каждым днем Лучо волновался все больше и больше. Он прочел «Фигаро» от корки до корки, сложил ее и уставился в пустоту, молча, стиснув зубы. Он знал, что газеты подвергаются цензуре. Правительство сообщало нам только то, что считало нужным, называя происходящее на фронте механической войной, современной войной, где наша армия изо всех сил пытается противостоять новому немецкому оружию. Бронированные танки. Подводные лодки. Аэропланы, смелые молодые летчики, которые до войны летали в поисках приключений, а теперь вынуждены принимать чью-то сторону.

Лучо стал подолгу бродить вдоль Сены, я присоединялась к нему при первой возможности; город вокруг нас был серым и безрадостным, и только река немного успокаивала, если не обращать внимания на бронированные буксиры, пришвартованные вдоль берега, мягко подталкивающие друг друга. До самой темноты мимо проплывали баржи с припасами для фронта, а мы продолжали гулять.

– Они ведут кавалерийские атаки против пулеметов, – сказал он однажды вечером.

– Но это же безумие!

– Да. И… – Я ждала. Он продолжал через силу: – Немцы используют ядовитый газ. Трусы! Убивают людей химикатами.

Убивают людей газом, с ужасом мысленно повторила я. И лошадей. Я подняла на него глаза. Его лицо было напряжено.

– У солдат есть противогазы, они выживут, если успеют их надеть. У лошадей тоже есть противогазы. Но времени всегда не хватает. – Мне стало дурно. – Они не воюют, – произнес он с отвращением в голосе. – Они истребляют.

Встретив вторую партию лошадей в Гавре, Лучо вернулся мрачнее тучи. Он казался потерянным, рассеянным, его мысли витали где-то далеко. Он не спал. Иногда по ночам я просыпалась и обнаруживала его сидящим в кресле, наблюдающим за мной.

– Закрой глаза, Антониета, – говорил он, подходя ко мне и гладя по волосам. – Мне нравится смотреть, как ты спишь. Это меня успокаивает.

Все, что я могла сделать, это находиться рядом.

По вечерам мы возобновляли наши прогулки вдоль Сены. Дни становились длиннее, теплее, и я всерьез гадала, зацветут ли деревья в военное время или каштаны так и останутся голыми. Появятся ли нарциссы в саду Пале-Рояль? Это казалось безжалостным.

Лучо молчал, но я ощущала, как он изменился.

– Я ездил на фронт, – однажды признался он. – Прямо из Гавра. С лошадьми. Хотел увидеть все своими глазами.

Он рассказал мне о солдатах, живущих в грязных траншеях, где повсюду крысы. О ничейной земле, огромном, пустынном пространстве ужаса, которое когда-то было лесом, где разорванные снарядами деревья выглядели, как руки с узловатыми ладонями, поднимающимися из земли, словно умоляя о пощаде. Погибшие солдаты, чьи тела, оставшиеся лежать там, где упали, медленно разлагались, потому что было небезопасно вылезать за ними из окопов. Мертвые лошади, распухшие, подстреленные, проглоченные гигантскими грязными воронками от снарядов.

Даже живые лошади были покрыты грязью, от которой невозможно избавиться, бесконечная мерзкая жижа порождала болезни копыт и шерсти. Им негде было укрыться, они все время мокли и мерзли без еды, давились пустыми мешками из-под сена, грызли друг другу хвосты. Некоторые лошади падали от усталости, пытаясь протащить повозку с ружьями через грязь. Он стал свидетелем, как лошадь с оторванными передними ногами в панике пытается встать, не понимая, почему у нее это не получается. Никто не мог дотянуться до нее, чтобы избавить от страданий.

В его голосе была невыносимая боль. Я думала, из-за того, что он обрек своих лошадей на гибель, и не догадывалась, что была еще одна причина – решение, которое он принял.

На следующее утро Лучо сообщил, что уезжает, возвращается на фронт.

Я отчаянно пыталась остановить его.

– Мы поедем в Аргентину, – бормотала я. – Прямо сейчас. Мы будем жить в пампасах и забудем о войне. – Я бросилась складывать вещи в чемодан. Я была в панике. – Поедем. Только мы вдвоем. Я готова. Я хочу узнать, как пахнет эвкалипт. Я хочу слушать, как мычит скот, как поют птицы. Мы будем жить сегодняшним днем, как лошади в поле. Пожалуйста, Лучо, пожалуйста…

– Антониета… – Мука в его голосе заставила меня замолчать. – Ты не понимаешь. Я никогда не смогу вернуться в пампасы. Они доверяли мне. Мои лошади доверяли мне, а я отправил их на бойню.

Он уехал в тот же день.

На прикроватном столике, где раньше лежали монетки, я обнаружила письмо:

«Я разрушаю все, что люблю больше всего на свете, Антониета. Невинные, чистые создания всегда приносили жертвы ради меня. Но для тебя еще не поздно. Ты все еще можешь найти человека, который воплотит твои мечты в жизнь, ты этого заслуживаешь. Я хочу этого всем сердцем. Это единственная мысль, успокаивающая меня. Когда найдешь его, не раздумывай. Сделай это ради меня».

Моя рука дрожала. Записка упала на пол. Он не собирался возвращаться живым.

ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН

В Парке Монсо я несколько дней не вставала с постели.

Будто меня разрезали надвое и одна половинка исчезла: я ощущала физическую боль от потери.

Я плакала почти все время, голова болела, грудь давило, аппетит пропал. Вскоре поднялась температура, а вместе с ней начался кашель. Я жила на дозах веронала, часами смотрела в пространство, вертя на пальце цыганское кольцо, жалея, что не сунула его в карман Лучо перед его отъездом. Призрачная надежда, что это могло бы спасти его.

Эдриенн принесла рыбий жир, утверждая, что он помогает от кашля, но я отказалась его принимать.

– Морис говорит, что большую часть времени на фронте вообще ничего не происходит. Бойцы ждут, сменяя друг друга в окопах, удерживая позиции.

Они не всегда ждут. Я точно знала это. Иногда они несутся по ничейной земле, люди и лошади против пулеметов. Передо мной всплывало лицо старой гадалки, ее губы шевелились. Ранняя смерть. Что, если она имела в виду Лучо? Я подумывала даже найти старуху, но слишком боялась того, что она может мне открыть. Кроме того, она сказала, что я выйду замуж, и она явно ошиблась на этот счет.

Внезапно мне в голову пришла