Последний день лета - Андрей Михайлович Подшибякин

вопрос. А, нету, да? Ну тогда не обессудь, вася, счетчик пошел. По-братски тебе сделаю, десять процентов в неделю. Хотя какой ты мне брат, мразь ебаная… Двадцать тогда. Считаем с сегодняшнего дня, для удобства.

Выслушав этот явно неоднократно уже обкатанный Хасимом на различных собеседниках монолог, Сися вывалился в мерзотную октябрьскую ночь где-то в окрестностях улицы Портовóй. Подождав, пока повозка Узбека скроется из пределов слышимости, Слава поднял голову к черно-серому небу и издал рев раненого зверя. Сука, попал в бригаду, называется!.. Все мечты сбылись!..

…Пейджер продолжал пиликать и елозить по стеклянному столику.

Сися вскинулся, схватил левой рукой (правая, забинтованная, распухла и ни на секунду не переставала отзываться гулкой пульсирующей болью) проклятое устройство и прочитал кодовую фразу: «Ужин через час, не опаздывай». Подписи в сообщении не было. В схеме, в которую его затянули люди Хасима, это означало, что через час в снятом в Александровке домике нарисуется очередной торч со смятыми пятихатками, которому надо будет отгрузить наркотики — и не забыть напомнить, чтобы рассказал о мутке таким же опущенцам, как он. Клиенты, подогнанные Узбеком, его геморроев не решали — надо было расширять рынок сбыта.

Сил злиться больше не было. Сися скрежетнул зубами, встал, отодвинул две почерневшие от старости половицы и вытащил из щели спортивную сумку. Большого смысла в такой конспирации не было — мусора о его деятельности очевидно знали, и чем это может закончиться в средне- и долгосрочной перспективах, Слава думать не хотел. Тем не менее, держать дурь просто так, в одной из двух комнат халупы, ему не позволяло… Он даже сам толком не понимал, что именно. Наверное, привычка, оставшаяся с далеких и наивных времен, когда больше всего Сисю напрягали выебистые малолетки из 43-й школы.

Он поворошил наваленные в сумке целлофановые пакеты, выудил нужный и неловко, по-крабьи, закатил шарик гашиша в прозрачную трубочку от шариковой ручки. Подтарчивать Сися начал недавно — как он сам себе говорил, чисто для того, чтобы приглушить боль в раздробленной Хасимом кисти. Боль от этих затяжек никуда не делась, а вот переводить товар на собственные нужды Слава стал с каждым днем во всё больших количествах. Хуйня, молча говорил он струйкам вонючего дыма, вьющимся из ручки. Хмурый подороже заряжу! Узбек, вон, сам говорил, что главное не количество, а качество… Бля, не… Как там… Не объем, а результат…

В соседней комнате замычали. Сися дернулся, уронил ручку и выругался — про постояльца он успел забыть. Надо бы его поскорее выпиздить, пока не…

В дверь поскреблись. Час с момента сообщения на пейджер вроде бы не прошел, но гашиш проделывал странные штуки с течением времени — то растягивал его, то, наоборот, комкал, мял и проковыривал в нем зияющие дыры. Надо подсобраться, сказал себе Слава, и шлепнул левой ладонью щеку.

Все окна в домике были заколочены листами ДСП, так что посмотреть, кто находится снаружи, возможности не было. А если бы и была, то ничего бы не изменилось: в стремную хату ходили только торчки. Соседние дома, предназначенные под снос, стояли пустыми; дальше на улице еще вроде бы жили цыгане и находилась подпольная автомастерская, где на пижженых машинах перебивали серийные номера и перетягивали салоны, — короче, кто не надо шароебиться здесь всё равно бы не стал.

С улицы дохнуло слякотной мерзостью.

— Один? — спросил Азаркин, заглядывая Сисе через плечо. Одет он был в цивильное, чтобы без надобности не смущать обитателей этой части Александровки (и случайно не получить пулю или нож — тут могли впотьмах не разобраться, кто и что).

Слава кивнул.

Из глубин халупы донеслось громкое мычание.

Блять.

Азаркин дернул руку за пазуху.

— Да не, я забыл, — зачастил Сися. — Там это, клиент ставится. Дал денег, негде типа. Он черт, там ничего такого, я забыл, п-простите…

Это заикающееся «простите» прозвучало так жалко, что Азаркин вернул руку на место из недр дубленки и ухмыльнулся.

— Ты мне смотри, Ситников. Считай, наркопритон на районе открыл, плюс хранение в особо крупных с целью сбыта, да у самого глаза торченые… На пятнашечку поедешь, если память не улучшится. Забыл он!

Сися нетерпеливо дернул плечом. Вся его жизнь за несколько дней полетела в такую бездонную жопу, что майорские угрозы просвистели сквозь затуманенное гашем сознание, не вызвав никаких эмоций.

— Я ж отдал уже за эту неделю? Там подъедут сейчас, мне работать надо… Я пойду тогда?

— Стоять, — вальяжно, чуть нараспев сказал Азаркин. — Работник, блять. Дело есть. Я тебе раньше не сказал, забыл, — головняков в последнее время что-то чересчур.

Никакие головняки (которых, справедливости ради, в последнее время и правда было в избытке) никогда не мешали Азаркину четко ставить задачи подчиненным и людям, которых он таковыми считал. Причина забывчивости майора заключалась в другом: надо было выждать и посмотреть, как новый должник Узбека будет справляться с возложенными обязанностями — и как завязнет поглубже, чтобы уже не соскочить.

— Ты, Ситников, не маленький, сам должен понимать, — продолжил майор. — Хасим тебя рано или поздно либо ебнет за ненадобностью, либо мне сдаст, и я бы, честно говоря, на твоем месте выбрал первый варик. Ты уже себе на такой срок наработал, что к пенсии выйдешь.

Ничего такого Слава, если честно, не понимал — он был слишком погружен в текущие проблемы, чтобы видеть ситуацию в перспективе.

Зато теперь ему стало по-настоящему страшно.

— Но можем добазариться, я ж не зверь какой-нибудь.

— Деньги?.. Сколько?.. Я сделаю, — засуетился Сися.

— Сделал уже, сиди, — отмахнулся майор. — По баблу как решили, так и будет на первое время. Не, ты посматривай, кто ходит. Имена спрашивай, фамилии, кто, что. Записывай или запоминай, это мне похуй. Главное, мне сообщай; будем с тобой, Ситников, вместе охранять социалистическую законность.

Единственной мыслью, пульсирующей в Сисином сознании, было повторяющееся слово «пиздец».

— А как до следствия дело дойдет, если дойдет, я там сообщу кому надо, что ты сотрудничал, в полной мере осознал, вся такая хуйня. По минималочке оттянешь — и на свободу, как говорится, с чистой совестью!

— Так они ж мне не скажут…

— Проси паспорт предъявить, — хохотнул Азаркин. — Или расписки пусть пишут. Придумаешь. А, да: Узбеку, конечно, ты можешь про этот наш разговор спиздануть, но я того, что с тобой тогда будет, даже врагу не пожелаю. А врагов у меня, Ситников, дохуя.

Не попрощавшись и не удостоверившись, что Сися его понял (в этом он был уверен), майор поддернул воротник дубленки, развернулся и скрылся в слякотной темноте Александровки.

— Сука, сука, сука! — шепотом закричал Слава, на автомате