Прикосновение волшебства - Патриция Райс

Кассандра подняла юбки и бросилась со всех ног из комнаты. Руперт устремился за ней. Догнал, прижал к двери и стал срывать с нее платье.

В этот момент из холла донесся шум.

Открылась другая дверь, и в следующее мгновение чьи-то сильные руки оторвали от нее Руперта, а сама она, рыдая, опустилась на пол.

Придя в себя, Кассандра услышала разъяренное рычание Руперта и, обернувшись, увидела, как Уайатт наносит негодяю удар за ударом. Кассандра с ужасом наблюдала, как чувствительные пальцы графа, извлекавшие магические звуки из рояля, превратились в орудие смерти.

Во всем виновата она. Боже, она становится сущим проклятием для тех, кто к ней хорошо относится. За всю свою жизнь она не совершила ни одного правильного поступка и вот теперь губит любимого человека. Кассандра поднялась на ноги и огляделась — не найдется ли что-нибудь потяжелее?

Словно прочитав ее мысли, Уайатт нанес удар в челюсть противника, и Руперт без чувств рухнул на пол.

Услышав чьи-то одобрительные возгласы, Кассандра перевела взгляд с Уайатта на группу людей, появившихся в дальнем конце библиотеки. Среди них был Берти. К Кассандре бросились Лотта и Джейкоб и принялись приводить ее в чувство и поправлять разорванную одежду. Чуть поодаль в нерешительности столпились слуги Руперта.

— Уведите ее отсюда, — распорядился Меррик, жестом указав на Кассандру. — Если нужно, свяжите и посадите под замок, но не спускайте с нее глаз, пока я не вернусь.

Кассандра в изумлении открыла рот, услышав от своего кроткого возлюбленного столь жестокий приказ. Однако Уайатт уже перевел взгляд на лежавшего на полу Руперта. У Кассандры от страха сжалось сердце. Что сейчас произойдет? Она заторопилась к двери, опередив своих стражей.

Глава 23

Лакей принес воды, но Меррик жестом велел ему оставить их одних. Руперт уже почти пришел в сознание. Ничего, теперь этот мерзавец сам в состоянии держать у лица мокрый носовой платок. А лишние свидетели им ни к чему.

Руперт с подозрением посмотрел на высившуюся над ним мужскую фигуру и открыл рот, чтобы заговорить, но поморщился от боли и стал растирать ушибленную челюсть.

Меррик жестом велел ему молчать.

— Не нужно ничего говорить, просто слушай меня внимательно. Мои адвокаты пришлют тебе прошение о расторжении брака. Ты его сразу же подпишешь и отдашь посыльному. Только попробуй отказаться. Я лично вернусь с этой бумагой, и тогда уж тебе придется поставить свою подпись. Ты меня понял?

Руперт гневно сверкнул глазами. Меррик достал носовой платок, смочил водой из графина и, обмотав им костяшки пальцев, посмотрел на врага. Лицо его снова приняло обычное бесстрастное выражение.

— Если ты еще хоть раз приблизишься к Кассандре, я тебя пристрелю! Учти, Кассандра теперь находится не под защитой своего братца, а под моей, что далеко не одно и то же.

С этими словами граф повернулся и вышел из комнаты. Знай Кассандра, что он сделал, убила бы его на месте. Впрочем, он и сам готов был придушить строптивицу за то, что из-за своего сумасбродства она подвергла себя опасности.

Вернувшись в гостиницу, Меррик узнал, что Кассандре нездоровится. Ему не оставалось ничего другого, как мерить шагами коридор под дверью ее комнаты. Когда же Лотта наконец сказала, что госпожа уснула, граф устало распорядился собираться в обратный путь.

Меррик давно понял, что с Кассандрой ему придется нелегко. Она была своевольной, упрямой, необузданной. В тo же время он познал и приятные стороны ее натуры. Однако в данный момент его беспокоила не только Кассандра. Впервые в жизни он проявил жестокость. Граф даже испугался вспышки собственного гнева. Разбитые костяшки пальцев побаливали, зато как приятно было вспомнить момент, когда от удара хрустнула челюсть Руперта.

Если так и дальше пойдет, он превратится в настоящего дикаря, не сможет сдерживать свои эмоции, как Кассандра. Взглянув на дверь, за которой она находилась, граф почему-то улыбнулся этой мысли. Впервые в жизни он ощутил себя настоящим мужчиной!

Столкнувшись в коридоре нос к носу со своим лучшим другом, Меррик испытал несколько иные чувства. Взяв из рук Берти бокал вина, он ждал, пока тот заговорит. В намерения графа не входило перед кем бы то ни было оправдываться за свои действия, но терять единственного друга ему не хотелось. Ведь Берти, сколько граф себя помнил, неизменно занимал его сторону во время юношеских потасовок. Сделав глоток портвейна, граф посмотрел в лицо Берти, пытаясь прочесть на нем либо одобрение, либо осуждение.

Но ни того ни другого не заметил. Берти поднял бокал и вздохнул:

— На редкость своевольная особа, не правда ли?

У Меррика бремя свалилось с плеч. Он представил себе пылкую страсть Кассандры в любви и гневе, и на его губах появилась улыбка.

— Вот уж точно — на редкость. К счастью, Руперту не хватило ума оценить это качество по достоинству. Он согласился на расторжение брака.

Берти в изумлении поднял брови и снова наполнил бокалы.

— Ну и везет тебе, Меррик. Но как ты объяснишь это Дункану?

Граф с мрачным видом отодвинул бокал.

— Никак. Все будет сделано без него. Как по-твоему, может, послать за врачом?

Последнюю фразу услышала Лотта и решительно покачала головой:

— Никаких французских шарлатанов, милорд. Лучше увезите ее милость отсюда как можно быстрее. Дома она быстро поправится.

На лице Уайатта появилось скептическое выражение, но, к радости Лотты, немного подумав, граф согласился с ее предложением. Было решено собрать вещи и отправиться в обратный путь.

Путь домой оказался достаточно приятным. Большую часть дня путешественники радовались теплым солнечным лучам. Кассандра отдыхала в кресле на палубе, верная Лотта не отходила от нее ни на шаг. Кассандра чувствовала себя значительно лучше, но аппетит у нее пропал окончательно.

Меррик, как и обещал, не тревожил ее. Но когда однажды он все-таки подошел к ней на палубе, Кассандра почувствовала себя чрезвычайно неловко из-за немого укора, застывшего в его глазах. Боже, она покинула его, поступила наперекор его мольбам, навлекла на него столько бед! Берти, по всей вероятности, считает ее падшей женщиной и больше не впустит к себе в дом. Ну за что ей такое наказание? Почему она только и делает, что доставляет окружающим неприятности, не достигнув при этом ни одной из своих целей? Руперту по-прежнему грозит опасность со стороны Дункана, а Уайатт все еще считает, что должен всячески ее оберегать. А вдруг он возненавидел ее за то, что она внесла хаос в его спокойную, размеренную жизнь? Как теперь она посмотрит ему в глаза? Может, ей лучше вернуться в Лондон, к Дункану?