Лечение несовершенного зрения без помощи очков - Уильям Горацио Бейтс

class="p1">Я очень редко имею возможность делать пальминг. Крайне редко я чувствую потребность в этом. То же и с тем, чтобы помнить чёрное. Мне уже не нужно что-либо сознательно практиковать. Я редко думаю о своих глазах, но, временами, мне становится ясно, насколько много я их использую, и какое удовольствие от этого получаю.

Мои нервы стали намного лучше. Я стала спокойнее, у меня больше самообладания, я стала менее застенчивой. Я никогда не старалась подавать виду, что я застенчива, или недостаточно уверена в себе. Я всегда действовала и делала, как нужно, как будто ничто меня не стесняло.

Но это было трудно. Теперь я нахожу это необременительным. Очки, а вернее плохое зрение, сделали меня застенчивой. Это действительно значительный дефект, и люди очень чувствительны к этому, хотя даже не осознают этого. Я имею в виду плохое зрение и необходимость носить очки.

Как-то я надела очки для того, чтобы поэкспериментировать и обнаружила, что они увеличивали предметы. Моя кожа выглядела как под увеличительным стеклом. Предметы казались расположенными слишком близко. Предметы, стоявшие на комоде, выглядели такими близкими, что мне казалось, что я отталкиваю их от себя. Особенно тогда мне захотелось отбросить прочь свои очки.

Они сразу вызвали сильное раздражение. Я сняла их и почувствовала умиротворение. Вещи выглядели нормальными.

С начала лечения я могла использовать свои глаза достаточно хорошо, но они быстро утомлялись. Я помню, как я делала большой плакат на тему „Облигации Свободы“ две недели спустя после того, как сняла очки, и была поражена, обнаружив, что могу делать всю разметку, практически не используя линейки так же хорошо, как и в очках.

Когда я проверяла с линейкой, то обнаружила, что только последняя строка букв в самом конце немного выходила за пределы линии. Я бы никогда не сделала лучше, если бы работала в очках. Однако это ещё не была тонкая работа. Где-то в то же время я подшивала край чёрного платья ночью, используя тонкую иглу. Было трудно, но все-таки я справилась.

В то время я привыкла выполнять упражнения и добросовестно делать пальминг. Теперь мне не приходится это практиковать. Я не чувствую дискомфорта и абсолютно свободно использую свои глаза. Я делаю с ними все, что хочу. Я не отлыниваю ни от чего, не пропускаю ни единой возможности их использовать.

С самого начала я выполняла все свои обязанности в школе, читала каждую заметку, писала, всё, что было необходимо, ничем не пренебрегала.

Теперь подвожу итоги конца учебного года: меня всегда одолевали головные боли в конце месяца от того, что нужно было добавлять целые колонки цифр, необходимые для отчёта и прочее. Сейчас я не чувствую головных болей. Я обычно вздрагивала, когда кто-то заходил ко мне в класс. Теперь такого со мной не происходит, теперь я приветствую этого человека. Это очень приятное изменение и его приятно ощущать. И, полагаю, это действительно самое важное, хотя и пишу об этом последнюю очередь — я стала лучше преподавать. Я знаю, как доставить знания в ум ребёнка и сделать так, чтобы дети могли видеть истинную сущность вещей.

Я недавно проводила урок на тему горизонтального цилиндра. Вы знаете, это не особо интересный предмет. Но в результате вышел замечательный урок, и его усвоила каждая девочка в классе. То, чему Вы меня научили, заставляет меня больше использовать память и воображение, особенно в последнем, в преподавании.

Подытоживая то, каким стал мой ум в результате лечения, скажу: я стала более открытой, более определённой, менее рассеянной, менее робкой. Короче, я осознаю, что я более сосредоточена теперь. Это центральная фиксация ума. Я видела это в Вашей последней газете, но я осознала это ещё давно и знала, что подразумевается под этим названием».

Преобразование душевного состояния

Мужчина сорока четырёх лет, носивший очки с двадцати лет, впервые пришёл ко мне 8 октября 1917 года, когда страдал не только от несовершенного зрения, но и головных болей и дискомфорта. На правом глазе у него была линза:

Sph -5,00, Cyl.-0,75 ахе 180,

а на левом:

Sph -2,50, Cyl.-1,50 ахе 180.

Так как на приёмы он приходил нечасто и часто возвращался к очкам, его прогресс был медленным. Но его боль и дискомфорт ушли очень быстро, и почти с самого начала у него были проблески значительно улучшенного и даже нормального зрения.

Это побудило его к тому, чтобы продолжить, и его прогресс, хоть и был медленным, но устойчивым. Сейчас он несколько месяцев проходил совсем без очков, и его нервное состояние улучшилось так же, как и зрение. Его жена, в частности, была поражена последним, и в декабре 1919 года она написала:

«Меня очень сильно заинтересовала мысль о возвращении в молодость, превращаясь в подобие маленького ребёнка. Идея душевного преобразования не нова, но то, что это психическое, или я бы сказала духовное, преобразование может иметь и физический эффект, который приведёт к тому, чтобы видеть более чётко, это что-то из рода чудес, на самом деле, что-то очень возможное, я предполагаю, для тех, кто в это верит.

В случае моего мужа, конечно, такое чудо было доведено до совершенства, но это заключается не только в том, что он смог оставить очки после многих лет постоянного ношения, но смог и видеть, и читать практически при любом освещении.

Но я, в частности, заметила, как прояснился его ум после лечения. В этом просветлении казалось, что он многое он мог делать эффективно, не пребывая под сильным нервным давлением, последствие которого — разрушительный упадок сил.

Я долго не догадывалась о том, что, возможно, Ваше лечение способствовало успокоению его нервов. Но сейчас я думаю, что тихие периоды релаксации, два или три раза в день, во время которых он практиковал с проверочной таблицей, имели очень благоприятный эффект.

Он от природы такой энтузиаст, и его нервы так легкоранимы, что годами он периодически перебарщивал то тут, то там. Конечно, его значительно улучшенное зрение и снижение присутствующего у него раньше напряжения должно было быть значимым фактором в улучшении его состояния.

Но я склонна думать, что интервалы тишины и умиротворённости были чудесно полезными, да и почему им не быть таковыми?

Мы живём на стимулах, физических стимулах, умственных стимулах всех типов. И в минуты, когда мы останавливаемся, мы чувствуем, что просто существуем, и всё же, если мы возвращаем себе какое-либо из обычных состояний нашей первозданности, не думаете ли вы, что мы с радостью