Конвой - Сергей Фомичев

Журналист, отработав хлеб, теперь сидел в стороне и забивал блокнот плотными строчками случайных мыслей. Пережёванные Кощуном репортажи его удручали, и он нашёл отдушину в записях.

— Вернусь, книжонку тисну, — сказал он Алейко. Парень почитал беллетристов, может, чуть менее боготворимых эльфов. Писатель для него был почти небожителем, своеобразной тенью Творца.

— Если Творец так же халтурил, то нечего и удивляться, что мир под угрозой, — заметил по этому поводу Жирмята.

Волошек отделился от кучки слушателей и побрёл своему шатру. Его мысли в который раз терзали сомнения. Желание побыстрее попасть в Альмагард последние дни сменилось осторожностью. Вдобавок то и дело всплывали мелкие резоны, вроде нынешней остановки, попытки отыскать короткий путь вдруг приводили к неожиданным стычкам, победам, а цель отнюдь не становилась ближе.

— Я больше не буду отговаривать тебя, — ухмылялся, потягивая винцо, Жирмята. — Следуя за тобой, мы натыкаемся на врага куда чаще, чем если бы искали его нарочно.

— Хочешь сказать, мне не везёт?

— Не везёт?! Да нет же, лопни моя печень! Ты запудрил мозги самой Судьбе! — Жирмята поднял палец. — Возможно, ищи мы боя нарочно, то давно лежали бы горсткой пепла в бурьяне. А ты своими метаниями выводишь нас туда, где она, судьба то есть, не успела подготовить встречу. Парни тебя боготворят, шепчутся, что на тебе лежит печать богов, что, мол, ты избранник небес…

— Ну тебя в пень, Рыжий, — разозлился Волошек.

— Хоть в печь, только горшком не зови! — переиначил тот поговорку.

Очередной бой с башней вышел не таким удачным.

Редкий случай. Башня то ли отбилась от группы и заплутала, то ли перескочила случайно не в тот анклав, то ли нарочно пущена была впереди основных сил в целях разведки или поиска пути. Так или иначе, она двигалась в полном одиночестве. Вокруг не оказалось ни вихрей, ни упырей, ни даже жирафоподов.

Дожидаться, когда медлительная махина доберётся до перехода, чтобы подловить её, как прежде, неожиданным залпом, и бойцам, и командирам показалось излишней тратой времени, а Волошек, уверовав в судьбу, пустил дело на самотёк и оказался не столь придирчив во время проработки операции. Всех охватила победная эйфория.

— Там есть удобный овражек, — излагал план Чабрец. — Эта дура бредёт как раз в его сторону. Часа через три окажется на дистанции выстрела. Засядем в овражке и подождём, из хороших луков добьём и за пять сотен шагов. А промахнуться по такой цели сложно.

— Действуй, — одобрил Волошек.

Чабрец отобрал лучников из числа оружейников и селян по количеству снаряженных Висмутом стрел.

Воины отправлялись на дело с шутками, оставшиеся в лагере завидовали ушедшим.

А потом произошла катастрофа. Полсотни бойцов команде сержанта разом выстрелили из луков и, как прежде, жаждали насладиться результатом. Но теперь залп, и самих стрелков не укрыла призрачная граница между анклавами. Пока стрелы летели, башня дважды прошлась лучами по кромке оврага. Три дюжины мужиков разлетелись мельчайшими шматками мяса, а Чабрец уцелел только чудом.

Вероятно, зачатки разума у башни имелись. Мозги её и сгубили. На летящие косяком стрелы она не обратила внимания. Стрелы ведь не живые и слишком лёгкие, чтобы причинить вред.

Волошек наблюдал бой издалека. Зрелище взрывающихся людских тел, страшного гуляша из человечины, вызвало в груди приступ боли. Это гибли его солдаты, пусть незнакомые, пусть случайно попавшие в отряд, но люди, за которых он отвечал. Пусть только перед самим собой.

Волошек впервые столкнулся с массовой гибелью подчинённых. И хуже того — с гибелью совершенно ненужной, глупой. Курсантов в академии не учили переживать за солдат. Математические расчёты, отношение своих и чужих потерь к полученной тактике или стратегической выгоде — вот аксиома военного искусства. Простое уравнение, где погибшие были одним из чисел.

А сами бойцы? Они взревели, едва башня разделила участь прежних врагов. Покрытые кровью, ошмётками плоти товарищей, словно веснушками, их лица наполнились торжеством. Переживал за погибших, казалось, один лишь Волошек.

Прискакал гонец от сержанта. Доложил о потерях. Раненых не было. Оружие чернильников либо убивало, либо оставляло людей невредимыми. Эльф опять остался без работы.

— Привал, — произнёс Волошек так, чтобы гонец услышал.

Потирая грудь, он присел под ближайшее дерево.

Когда дым рассеялся, Висмут отправился к башне в надежде изучить её внутренности. Он потерпел неудачу. Всё, кроме защитного покрытия, выгорело дотла. По сути, на дороге лежала только скорлупа, наполненная прахом.

Колдун собрал пару горстей пепла для исследования, но разобраться в иномирной физиологии не сумел. Он вернулся мрачный и молча уселся рядом с Волошеком. Чабрец так и не появился. Видимо, счёл за благо избегать до поры командира.

Отдохнуть высокому начальству спокойно не дали. По отряду прошёл слух, будто панцирь можно приспособить вместо доспехов и он убережёт от гибельного огня. От человеческого оружия уж точно. Воины отпрашивались у десятников и подбирали на дороге куски. Вот только ни подогнать защиту под фигуру, ни даже проделать дырки для привязи они не могли. Материал чужаков не поддавался.

Тогда-то бойцы и потянулись к Висмуту, упрашивая того прожечь дырки.

— Уйдите, — ругался колдун. — Я вам не закройщик.

Простые мужики оказались сметливее воинов и оружейников. Они собирали мелкие фрагменты панциря и попросту вшивали их в свои телогрейки.

— Снадобье закончилось, — сообщил после долгого молчания Висмут. — Мне нужны реагенты. В деревнях их не добыть. Нужно двигать в Альмагард.

— Или в Чёрный Форт, — добавил Волошек. Висмут повернул к нему голову.

— Я думал, тебе не терпится добраться до Розовой Цитадели.

— Если честно, то я побаиваюсь, — признался Волошек. — Боюсь того, что могу там найти…. Или не найти…

Глава двенадцатая

ФОРТ

Воинство росло как на дрожжах. Каждый день к ним прибивались подозрительные ватаги, отряды сельских ополченцев, купеческие поезда, авантюристы-одиночки, застигнутые вторжением под Покровом.

Несмотря на пространственный хаос, слухи о рейдирующем корпусе расходились удивительно быстро. Встречи с ним искали нарочно, одни из желания присоединиться к борьбе, другие — чтобы уцелеть.

Многих людей Волошек не то что не помнил по именам, но вовсе не узнавал в лицо. Чабрец вполне справлялся с работой, и командующий очень скоро превратился для рядовых бойцов в величину запретную. Люди смотрели на него, как на полубога, а всегдашнюю отстранённость, блуждающий взгляд, скользящий по встречным лицам, воины воспринимали как должное — полубог не обязан помнить о каждом из них.